Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

и тот же смертельный трюк продемонстрировали еще двадцать наших моряков. Оказавшись на борту брига, Васильев вступил в его командование. Наши моряки вытянули на шпиле канат, закрепили его за мачту, спустили оставшиеся реи. На буксире "Венуса" бриг пережидает шторм. Когда волнение несколько стихло, американцы поспешили на "Венус".

Из воспоминаний Владимира Броневского: "Шкипер… жмет руки матросам, подает боцману большой кошелек с червонцами, но к чести Васильева, он отозвался, что не может принять без позволения начальника Шкипер… благодарит капитана и предлагает за спасение двойную сумму, следующую их закону. Капитан уверяет его, что у нас нет этого закона и за данную помощь терпящему бедствие ничего не требуют. Шкипер, удивленный, тронутый, упрашивает, но, когда он уверился, что ничего не примут, сходит на палубу, видит образ и священника, отправляющего службу, останавливается, дожидается ее окончания, тогда по нашему обыкновению, кладет три земных поклона и высыпает в церковный ящик 600 червонцев. Боцман и матросы, с позволения капитана, награждены им щедро и отпущены по прибытии в гавань к нему на корабль на трое суток. Потом приглашает он капитана с офицерами обедать. По приезде нашем выкинули на мачтах российские флаги все американские суда, бывшие в гавани, расцветились оными и палили во весь день из пушек. С некоторым обрядом, шкипера американские прибили на корме следующую золотую надпись: "Тритон" спасен 1806 года декабря 21-го дня". Разумеется, что спасение какого-то торгового брига, не весть какой значительный эпизод истории, однако, право, нам есть чем гордиться перед теми же американцами, а им есть, за что быть благодарными российским морякам!

В Калиари в то время пребывал, изгнанный из Неаполя король Фердинанд. Едва "Венус" вошел в гавань и спустил паруса, король пожелал увидеть российских офицеров. Во время встречи на груди короля сиял орден Андрея Первозванного, дарованный ему еще императором Павлом Первым. Выслушав Развозова, Эмануил тут же распорядился отгрузить для адмирала Сенявина 500 пудов лучшего пороха. Однако предупредил, что не желает осложнений с французами, а потому может перевозить порох только малыми партиями и тайно по ночам. Делать нечего, пришлось соглашаться и на это, таким образом потайные ночные перевозки растянулись больше чем на неделю. Кроме пороха попутно закупили свинец для пуль и бумагу для патронов.

Когда же все было почти завершено, на "Венус" заявился, одетый в рубище старик. Вахта хотела было его уже прогнать, но старик, поднявшись на палубу, внезапно троекратно перекрестился и произнес:

– Слава Богу! Кончились наконец-то мои несчастия!

Затем нищий попросил доложить о нем командиру. Когда Развозов поднялся наверх, старик протянул ему бумагу. На грязном скомканном листе значилось, что податель сего является явившимся из французского плена ротмистром Санкт-Петербургского драгунского полка Степаном Яшимовым, которого следует доставить в распоряжение вице-адмирала Сенявина. Текст удостоверялся подписью и печатью консула Лизакевича.

Естественно, что старый ротмистр встретил самый теплый прием со стороны фрегатских офицеров. Он был представлен кают-компании, и все время до Катторо был ее почетным гостем.

– Скорей бы добраться до армии! – говорил Яшимов. – Я еще мужик крепкий, а уж против французов, так руки сами чешутся!

От Сардинии до Далмации путь не близок, а потому у старого ротмистра было время рассказать фрегатским офицерам о своей жизни.

История злоключений ротмистра Яшимова столь необычна, что могла бы послужить сюжетом ни одного приключенческого романа, а потому заслуживает отдельного рассказа.

Родом ротмистр был из далекого Кизляра. Воевал еще с конфедератами, затем дрался в Первую и Вторую турецкие, и последнюю Польскую, когда под началом Суворова брал Варшаву. Храброго офицера лично знали Суворов и граф Орлов, князь Потемкин и князь Репнин. Однако, несмотря на это прямодушие и непрактичность Яшимова не позволили сделать ему сколько- нибудь солидную карьеру. Дальше кавалерийского ротмистра дослужиться ему так и не удалось. После смерти императрицы Екатерины Яшимов было уже решил выйти в отставку, когда объявили о походе в Европу, разумеется, старый вояка не пожелал оставить свой полк в столь трудный час. Во главе дивизиона санкт- петербургских драгун он вошел в состав корпуса генерала Римского- Корсакова. В печально знаменитом сражении в сентябре 1799 года при Цюрихе, Яшимов, спасая отступавшую пехоту, возглавил отчаянную кавалерийскую атаку на французские пушки. Драгуны шли на картечь с саблями наголо и взяли треклятые пушки. Но сражение при Цюрихе не было счастливым для русского оружия. В том бою Яшимов был дважды ранен. Истекающего кровью и придавленного мертвой лошадью, его пленили. Вместе с другими пленными офицерами погнали в Марсель, где ротмистр несколько оправился от ран.

В один из дней пленных выстроили на дворе лагеря. Как оказалось, в Марсель прибыл польский генерал Домбровский, занимавшийся в то время созданием своих Польских легионов. А так, как поляков не хватало, генерал решил пополнить ряды своего воинства русскими пленными офицерами и солдатами. Когда же оказалось, что идти на службу к врагам Отечества не пожелал никто, французы и поляки прибегли к крайним мерам: пленных лишили хлеба, им запретили выход за ворота лагеря. Особо упорствующих продавали как невольников в Испанию.

Вызвал к себе для разговора Домбровский и старого ротмистра. На все посулы и увещевания генерала Яшимов отвечал твердое "нет", а затем и сам стал уличать Домбровского в измене ранее принятой им российской присяги.

– Сражаясь на стороне французского узурпатора против братьев славян вы и есть самый настоящий изменник своего Отечества! – такими словами он завершил свою беседу с генералом-вербовщиком.

– Пся крев! – взревел взбешенный Домбровский. – Как ты смеешь!

– Пся не пся, а вашей шляхты порубил я от души, что в старую конфедератскую войну, что в новую Суворовскую!!

Адъютант генерала, высокий и гибкий, выхватив из ножен саблю, кошкой бросился на пленного ротмистра.

– У вас всегда принято рубить пленных офицеров? – полуобернулся Яшимов к Домбровскому.

– Уймитесь, пан Вышевецкий! – зло крикнул тот адъютанту.

Пан Вышевецкий звонко бросил саблю в ножны:

– Мы еще встретимся и скрестим наше оружие!

– Почту за честь! – усмехнулся ротмистр. – Считайте, что ваш вызов принят!

По доносу Домбровского Яшимов был брошен в военную тюрьму и отдан под военный суд. Инкриминировалось ротмистру… оскорбление чести польского генерала.

– Позвольте! – возмущался Яшимов, – А как же быть тогда с честью русского офицера!

Понимая, что ничего хорошего от французского суда ему ожидать не приходится, Яшимов решил бежать. Подговорив сидевших с ним нескольких австрийских и одного российского солдата, он сумел убедить тюремного сторожа, тайно сочувствующего монархиста, помочь побегу. Сторож не только снабдил заключенных пилой, которой те перепилили решетку, но еще и приготовил в