Выбор - Анна Белинская

Ну почему ты такой сложный, а?

Поговори со мной.

— Поговорим? – спрашиваю тихо и снова обвожу пальцами его манящие губы. Залипаю на них и пропускаю момент, когда мой средний палец ловит влажный рот и несильно прикусывает. Беспечно вскрикиваю.

Максим поглядывает на меня опьяневшими глазами, а на губах играет та самая лукавая, уютная улыбка. Она так ему идет! Даже упрямая складка между бровей разглаживается, делая своего хозяина значительно моложе.

Это сильнее меня.

Не выдерживаю и чмокаю его в нос, в лоб, туда, куда попаду.

Еще!

И еще!!!

Максим неудачно укрывается от меня, отворачивая голову то в одну сторону, то в другую, но я не собираюсь останавливаться. Мусолю его лицо, облизывая, покусывая, зацеловывая, как любвеобильный пес своего хозяина.

И в какой-то момент происходит очередной инсайт этого вечера: Максим Филатов смеется! В голос, хрипло, по-мужски, открыто и так откровенно, что застываю каменной статуей. Он смеется! Не надо мной, чтобы унизить или оскорбить, он смеется, потому что ему весело, искренне хорошо и весело!

Это нещадно обескураживает. Заряжает.

— Дурочка, перестань! – хохочет Максим, но я не остановлюсь. Неа!

Потому что это самый лучший звук, который я слышала за последнее время! Хочу его смех на звонок будильника. Хочу, хочу, хочу!

Неожиданно он убирает руки с ягодиц и обхватывает мое лицо. Устойчиво фиксирует ладонями, чтобы смотрела прямо в глаза, а потом целует. Глубоко, жадно, настойчиво так, что вышибает окончательно мозги. Я не просто растекаюсь лужей, я, как сахар, растворяюсь в нем, безвольно отдаваясь ощущениям.

Одна его рука успела пробраться мне под футболку и умело там хозяйничает, выбивая из меня стон удовольствия. Каким-то чудесным образом я еще помню, что мы не одни, поэтому, как могу, сдерживаю себя. Его настойчивые губы скользят по шее, а я бессовестно ее подставляю. Мне так сладко, что зубы сводит от приторности этих поцелуев. Чувствую, как крепнет подо мной его желание. Огромное такое желание. Я кайфую, когда понимаю, что оно из-за меня.

Ласки становятся откровеннее, тело — непослушнее, голова — опустошеннее, поэтому собираю в кулак все свои внутренние ресурсы и шепчу:

—Нельзя, — утыкаюсь своим лбом в его, — Никитка, — напоминаю нам обоим.

Максим отстраняется и пьяно водит глазами по моему лицу, пытаясь сконцентрироваться и сообразить, что я сейчас сказала.

— Никитка может зайти в любую секунду, — поясняю.

— Блть, — проводит рукой по волосам.

Обреченно, с гигантским усердием прикрывает глаза и громко сквозь зубы выпускает воздух. Дышит учащенно, жарко, шумно. Мне самой болезненно гадко от желания, которое невозможно сиюсекундно утолить. Внизу живота горит и пылает.

— Макс, смотри, что он умеет! – Никитка с воплем залетает в кухню, а я, как ошпаренная, вскакиваю с колен Максима.

Задеваю рядом стоящий табурет, который с грохотом падает на пол и на мою стопу.

Ммм…

Как же это больно, черт возьми!

Шиплю и обхватываю лодыжку руками, прыгая на одной на ноге. Искры летят во все стороны. Ммм…

— Мамочка, тебе больно? – жалостливо спрашивает сынок. Глазки обеспокоенно бегают. – Я виноват? – уголки наполняются слезами, и Никитка бросается ко мне обнимать.

Обнимаю его в ответ одной рукой и целую в любимую макушку:

— Ну что ты? Конечно нет. Никто не виноват.

Чувствую, как на плечи ложится тяжелая рука, укладывая мою голову на крепкую широкую грудь. Одной рукой Максим обнимает меня за плечи, а другой треплет тонкие светлые волосики моего сына.

Мы так и стоим: Никитка, прижимающийся щечкой к моему животу, пострадавшая я и Максим, обнимающий нас обоих.

Я больше не ощущаю боли от ушиба, мне не хочется ни о чем сейчас думать и раскладывать этот момент по крупицам. Мне просто по-женски тепло, комфортно и надежно в этом кольце рук моих любимых мужчин.