Выбор - Анна Белинская

— Чайник вскипел. Пойдемте пить чай, – констатирует, наблюдая за моими жалкими попытками впихнуть толстую папку в сумку. Не понимаю, каким образом я ее туда умещала раньше.

Мои движения нервные, рваные и чрезмерно показные.

— Мам, я хочу торт! – подскакивает на ноги возившийся с новой игрушкой Никитка.

— Мы так поздно не чаевничаем. Тем более с тортом, – раздраженно рявкаю я.

Я, знаете ли, тоже не одуванчик.

Максим насмешливо почесывает бровь и смотрит укоризненно.

Да, я веду себя как истеричная стерва!

А что он хотел? Чтобы я снова проглотила его бзики и сделала вид, что всё нормально?

— Ну мам, пожалуйста, — канючит Никита и умоляюще смотрит на Макса.

Вот, о чем я и говорю: Максим у нас — небожитель, а мать — мегера!

— Пошли, Никит. Самое время для чаепития! Ты какой торт будешь? А давай и тот, и другой попробуем? – подмигивает моему ребенку этот наглый искуситель.

Эээ… что?

Обида разрастается с геометрической прогрессией, когда мой сын участливо шествует за незваным гостем. Смотрю шокировано им в след, и мой рот безмолвно то открывается, то закрывается как у бешеной рыбы.

Предатель!

Вот так растишь ребенка, холишь его, лелеешь, а потом приходит дядя с тортом и ты больше не авторитет.

Не справедливо? То-то же.

Молча сижу на диване и прислушиваюсь к звукам кухни.

Откровенный демарш с моей стороны. Протест.

Навострив уши, слышу стук чашек о стол, журчание льющейся из чайника воды, хруст открывающейся сначала одной коробки, следом другой, тихие перешептывания и смешки.

Весело им.

А мне нет.

И мне обидно, да.

Потому что тоже хочу с ними пить чай с тортом.

Я девочка, и да, я хочу, чтобы за мной пришли, поуговаривали, взяли за ручку и отвели к столу.

— Саш, ну че ты бесишься? – вздрагиваю от этой неизведанной ранее мне интонации в его голосе.

Никогда.

Никогда Максим не разговаривал со мной так.

Разве он умеет? Так проникновенно и практически ласково. Без злобы и вечного ехидства. По-домашнему уютно и нежно.

А это его «Саш»… Ммм… как сладкая патока… как сильное обезболивающее…

Растекаюсь лужицей и готова забыть и простить все его прежние выходки, только пусть говорит: «Саааш»!

Я дура?

Ты дура.

— Пойдем пить чай, – он подходит и усаживается в моих ногах. Смотрю на его макушку и на то, как носом утыкается мне в колени. Обхватывает их ладонями, заставляя меня тонуть в ощущениях и наслаждаться близостью. Он поднимает глаза и смотрит. Его взгляд как гипноз, и я слабовольно ведусь на него, сдаюсь в его плен и словно умираю. — Мы без тебя не можем, — и всё. Всё! Я окончательно пропадаю в воображаемых ванильных облачках, купаюсь в нежном маршмэллоу и улыбаюсь розовым пони. За мной пришли и позвали! Меня маленькую уговаривают! Это кажется таким нереальным! — … не можем порезать торт, — тихий смешок.

Что?

Ванильные облака застилает тучами, нежный маршмэллоу стремительно тает, а розовые пони превращаются в летучих мышей.

С небес обратно на землю. Бах.

***

Никитка уплел по куску каждого торта и счастливый смылся к роботу.

Мы с Филатовым сидим на кухне вдвоем в глубоком молчании. Я показательно вожу ложкой в недопитой чашке с чаем. От кофе я капризно отказалась, ибо на ночь не пью кофеин — это первое, а второе — не пью кофе, приготовленное этой адовой машиной.

Да, я всё еще злюсь.

— Иди сюда, — Максим протягивает мне раскрытую ладонь.

Смотрю на нее и испытываю адское желание забраться к нему на колени, чтобы покачал и убаюкал. Но я отрицательно кручу головой.

Не хочу, не хочу телесных ощущений, иначе моя голова снова откажется здраво рассуждать и мыслить. А пока мы не поговорим, никаких тактильных манипуляций.

— Иди, иди, — манит.

Что ж ты творишь, гад! Словил момент, когда я плыву под этим его гипнотическим воздействием и нагло теперь пользуется?

Снова отрицательно кручу головой.

Нет.

Максим привстает и тянет меня за руку к себе. Сопротивляюсь, но не сильно, потому что знаю, как умеет убеждать.

Сажусь к нему на колени и обхватываю руками его крепкую шею. Там, на загривке, мне нравится ощущать ежик его волос.

Провожу ладонью вверх-вниз и млею от этих прикосновений. Парень откидывает голову к стене и блаженно прикрывает глаза. Его обе руки по-собственнически покоятся на моих ягодицах, а пальцы лениво выводят узоры.

Очерчиваю указательным пальцем упрямый подбородок и линию скул, провожу по бровям, отчего длинные черные ресницы вздрагивают. Веду вдоль носа к губам и медленно скольжу по ним большим пальцем: влево-вправо. Такой красивый. Кожа не грубая, смуглая, ровная, чистая, с легкой щетиной на щеках.