Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - Френсис Уэлч

слышал от них ни одного резкого слова. И, что важнее всего, он видел, как вера в Бога поддерживает их моральный дух», — вспоминает Битти.

24 марта 1963 года на восемьдесят седьмом году жизни отец Николай скончался в больнице Св. Панкратия, куда был доставлен с инсультом. Вспыльчивый нрав отца Николая давал о себе знать даже во время его пребывания в больнице: Чарльз Гиббс-Павельев помнит, как ему говорили, что второй удар с его приемным дедушкой случился, когда он затеял ссору с медсестрой. После этого он умер.

За отпеванием в церкви Успения Богородицы на Эннисмор-Гарденс последовала церемония прощания в часовне на Марстон-стрит. Историк Катков был в числе тех, кто нес гроб с телом отца Николая к месту его последнего упокоения на Хедингтонском кладбище. Несколько дней спустя после смерти отца Николая Битти и епископ Каллист, в то время еще известный как Тимоти Уэр, нанесли визит Георгию в доме на Роберт-стрит. Они хотели знать, как Георгий собирается распорядиться личными вещами отца Николая. Георгий провел молодых людей в спальню своего приемного отца. Он указал на висевшую над изголовьем кровати икону, которую отцу Николаю подарила Царская Семья. Георгий рассказал, что за три дня до смерти священника икона потускнела, а потом начала светиться.

«Икона действительно светилась… — вспоминает Битти с едва заметной улыбкой. — Больше ничего не скажу».

В ту минуту Дэвид Битти думал о том, что отец Николай наконец оказался там, куда так стремился. «Отец Николай с нетерпением ожидал того часа, когда наконец снова сможет увидеть Царскую Семью. И я понял, что этот миг настал».

Хотелось бы выразить признательность всем тем, кто помогал мне в написании этой книги:

Чарльзу Гиббсу-Павельеву, который поделился воспоминаниями о своем приемном деде, а также предоставил фотографии, письма и дневниковые записи, привезенные им из Франции, где он в настоящее время проживает.

Его брату Эндрю Гиббсу, беседовавшему со мной по телефону из своего дома в Канаде.

Племяннице Чарльза Сиднея Гиббса Дорин Гиббс, которая предоставила семейные воспоминания об отце Николае.

Дмитрию Корнхардту, одному из ближайших друзей отца Николая, за бесценный материал для этой книги. Дмитрий сопровождал меня в часовню Св. Варфоломея в Оксфорде, а затем мы побывали на могиле отца Николая.

Епископу Диоклийскому Каллисту и Дэвиду Битти, которые в молодости были дружны с отцом Николаем. Они долго беседовали со мной, делясь воспоминаниями и мыслями о священнике.

Доктору Тане Джойс, рассказавшей о том, каким она запомнила отца Николая.

Профессору Елизавете Кутайсовой, со свойственной ей проницательностью поведавшей о деятельности отца Николая как священника.

Джону Стюарту, который дополнил собственные воспоминания об отце Николае воспоминаниями других людей о более ранних годах жизни священника.

Николасу Гарланду, рассказавшему о том времени, когда, будучи студентом, он снимал комнату в доме отца Николая.

Лене Сноу, любезно познакомившей меня с некоторыми людьми из Оксфорда, которые знали отца Николая.

Марине Феннел, которая также оказала мне неоценимую помощь.

Писательнице Кристине Бенаг, автору книги «Англичанин при Царском Дворе: Духовное паломничество Чарльза Сиднея Гиббса», и Стивену Томлинсону, служащему Библиотеки имени Бодлея (Оксфорд), благодаря которым я смогла ознакомиться с упомянутыми в книге письмами.

Зене Диккенсон, сотруднику Фонда Вернера Реймерса, за предоставленную информацию о коллекции Гиббса и помощь в поисках Чарльза Гиббса-Павельева.

Терри Мур, ранее работавшей с Чарльзом, за те многочисленные запросы, которые она делала по моей просьбе.

В заключение я хотела бы поблагодарить моего супруга Крейга и наших дочерей Таллулу и Сайлас за их терпение, а также за то, что они стойко сносили постоянные упоминания об отце Николае, в миру Сиднее Гиббсе, о котором и по сей день часто говорят у нас дома.

Приложение

По свидетельству Френсис Уэлч, сведения о якобы имевшем место надругательстве над Великими Княжнами на пароходе «Русь» во время следования из Тобольска в Тюмень в мае 1918 года приведены из книги американских историков Грэга Кинга и Пенни Вильсон «The Fate of the Romanovs», N. J., 2003 («Судьба Романовых»). На первый взгляд книга поражает изобилием различных источников информации, ссылки на которые американские авторы приводят в своих комментариях. Правда, список литературы и сами комментарии можно увидеть только в американском издании. В русском переводе книги, впервые опубликованном издательством «Эксмо» в 2005 году под названием «Романовы. Судьба Царской династии», почти все комментарии и сноски удалены. Как поясняют переводчики русского издания, «многочисленные примечания, представляющие собой ссылки на давние и практически недоступные в России издания, опущены»[401]. Таким образом, если читатель захочет проверить сведения, которые приводятся в книге Грэга Кинга, ему понадобятся два издания: американское и русское.

На с. 251–253 русского издания авторы рассказывают читателю о событиях, произошедших на пароходе «Русь» во время перевоза Царских детей и прислуги под охраной в Екатеринбург. Вот этот фрагмент из русского издания:

«Когда багаж был перегружен на корабль, члены латышского отряда принялись расхаживать по палубе, „распевая песни и играя на аккордеоне“, вспоминала впоследствии Буксгевден[402]. С каждым часом солдаты становились все более шумными и пьяными; они палили из винтовок в воздух, бросали в реку за борт гранаты или развлекались тем, что расстреливали из пулемета дальние деревья на берегу[403]. Время от времени, как вспоминал Волков, „они принимались палить в птиц, но, сколько ни стреляли, попадали только в воздух“[404]. Беспокоясь о судьбе Алексея, Хохряков зашел к нему в каюту и сказал, чтобы Цесаревич не боялся[405]. Наконец, когда солнце висело совсем низко над горизонтом, над „Русью“ раздался мощный рев пароходного гудка. С пронзительным ревом судно медленно отчалило от причала Тобольска, оставляя позади себя широкую полосу белой пены, раздвигавшей темные воды реки, озаренные пламенем сибирского заката. Это было начало того, что Волков впоследствии назвал „дикой оргией“[406].

Родионов и его банда пьяных солдат переходили из каюты в каюту, выталкивая из них пассажиров, и вскоре все мужчины оказались собранными в нескольких каютах. Затем двери за ними с грохотом захлопнулись и послышались другие, еще более угрожающие звуки: в замочных скважинах заскрежетали ключи, и все двери были заперты снаружи. Буквально в считаные минуты солдатня добилась своего: все мужчины, как вспоминал впоследствии Гиббс, оказались запертыми в этих каютах „так, что они не могли более помешать злобным намерениям красных солдат“[407]. Группы пьяных солдат шатались по палубе. Нагорный не выдержал и подбежал к двери своей каюты, крича: „Какое нахальство! Больной мальчик! Нельзя в уборную выйти!“[408] Женщинам, как вспоминала Буксгевден, было приказано