Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Филипп Сэндс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все знали, что происходит. «Все они знали, все они». Некоторые, возможно, сами не делали этого, но передавали команды вниз, «исполнителям, на которых потом была взвалена вся вина».
Роза Штефенсон покинула Лемберг в 1944 году. Причиной стала информация, что у нее обнаружился то ли дед-еврей, то ли бабка-еврейка.
Визенталь умер в 2005 году.
Я сделал все возможное, чтобы выяснить, был ли Визенталь, как считал Хорст, причастен к убийству из мести одного или нескольких нацистов. Но ничего не нашел, хотя Джон Ле Карре высказывал уверенность в существовании отрядов еврейских мстителей, участвовавших в выборочных убийствах. Он называл книги и примеры, в частности, пресловутую попытку отравить городской водопровод, которым пользовался миллион людей. Он вспоминал красавца-великана, бывшего сотрудника Би-Би-Си, рассказывавшего, что якобы принадлежал к группе евреев-убийц, орудовавшей в Латинской Америке. «Чаще всего мы их вешали», — хвастался он Ле Карре.
«Никто точно не знает, сколько бывших нацистов получили таким способом по заслугам», — сказал мне Ле Карре. «При всей склонности Визенталя к фантазиям и похвальбе», сам он не считал, что прославленный охотник за нацистами был замешан в убийствах.
«Я встретился с Визенталем всего раз, — добавил он, — в 1962 году в Вене». Визенталь походил на государственного мужа: восседал за огромным столом, картинно заваленном кучей папок. «Настоящий тайный агент сидел бы за пустым столом». «Почему вы живете в Вене, в сердце антисемитизма?» — задал ему вопрос Ле Карре. Передавая ответ Визенталя, Ле Карре перешел на приятный среднеевропейский акцент, напомнивший мне о моем дедушке.
«Если изучаешь заразу, — сказал ему Визенталь, — то изволь жить в клоаке».
51. Печень
Университетский коллега познакомил меня с профессором Массимо Пинцани[824], одним из ведущих мировых экспертов по человеческой печени и ее болезням. Он возглавляет Институт здоровья печени и органов пищеварения Университетского Колледжа Лондона при больнице «Ройял Фри», что совсем рядом с Хампстед Хит, где я живу. Значит, я годами прохаживался под окнами его кабинета.
Профессор Пинцани оказался полным и коренастым, похожим на итальянского мастифа, в хорошем синем костюме, с доброжелательным взглядом из-под густых бровей. Перед встречей он попросил передать ему материал о состоянии здоровья Отто за июль 1949 года. Я послал ему две страницы «истории болезни», письма Отто Шарлотте после проявления болезни, краткое заключение доктора Маркезани и два письма Шарлотте от Хеди Дюпре.
Профессор Пинцани, как подобает настоящему ученому, действовал тщательно и методично. Как он объяснил, исходить можно только из того, что известно. Предположения его не интересовали, хотя он был не прочь поболтать и рассказать анекдот-другой. Мы прочли в хронологическом порядке письма Отто.
В понедельник 4 июля 1949 года Отто написал Шарлотте, что у него температура 41 или 42 градуса. «На тот момент это могло быть чем угодно, — веско произнес профессор. — Хотя бы вирусная инфекция, не обязательно связанная с едой или с купанием».
Температура поднималась и падала, Отто рвало, он принимал хинин. Дело было не в подозрении на малярию, объяснил профессор Пинцани, просто в то время аспирин не был так легкодоступен, как ныне. Хинин был традиционным способом снижения температуры.
Во вторник 5 июля Отто почувствовал такую слабость, что едва мог добраться до туалета. «Ему становится хуже», — определил профессор. В среду 6 июля, на четвертый день, врачи гадают: может, тиф, может, что-то «желудочное». Впервые появляется упоминание желтухи. «Врач, наблюдающий симптомы Вехтера, сосредоточивается на том, что обычно для тогдашнего Рима, отсюда разговор про тиф». В городе проблемы с канализацией, засилье крыс. Профессор Пинцани, итальянец, хорошо об этом осведомлен. Слово «желудочное» истолковать нелегко: это нерасшифрованное прилагательное может подразумевать любой диагноз, включая пищевое отравление.
Что до желтухи, то врачи имели в виду, видимо, желтизну лица больного. Это могло быть симптомом одного из двух состояний. Первое — острая инфекция, «сосудистый гемолиз», когда отравление воздействует на красные кровяные тельца, что ведет к резкому росту гемоглобина, перерабатываемого печенью сначала в биливердин, затем в билирубин. Печень выбрасывает билирубин в желчь, попадающую в кишечник.
Вторая возможность, продолжил профессор, — повреждение печени, неспособной справиться с этой «новой нагрузкой». Но без биохимических анализов нельзя понять, была ли повреждена печень. «Если в крови есть связанный билирубин, значит, он попал в желчь из-за повреждения печени». Современный анализ показал бы ферменты печени — в случае ее повреждения очень высокие.
Профессор Пинцани напомнил мне, что варианты лечения в Италии 1949 году сильно отличались от теперешних. Пенициллин только начал появляться и был доступен, наверное, для американских военных, но никак не для Отто, «как и не для обычного европейца».
Я спросил о вероятности применения яда, но профессор Пинцани не клюнул на наживку. Его метод исключал поспешные выводы. Но он все равно не выдержал: «Если честно, на отравление ядом это не похоже», — сказал он.
Он привел причины. В письмах Отто говорилось о высокой температуре, указывающей на сильную иммунную реакцию на инфекцию. «От яда можно пожелтеть и умереть, но при этом необязательно температурить. Токсин не возбуждает иммунную систему, поднимающую температуру тела».
Мог ли яд вызвать такие симптомы? Профессор перечислил три варианта: мышьяк, цианид, банальный крысиный яд. Последний — мощный антикоагулянт, попадающий после поедания приманки в кровь крысы и вызывающий внутреннее кровотечение. По его мнению, у Вехтера его не было. «Возможно, он и следовал „крысиной тропой“, но крысиным ядом его не травили, — скаламбурил профессор. — На мой взгляд, у него была сильная инфекция».
Он был спортивным человеком, плавал в Тибре, ежедневно делал гимнастику на крыше монастыря Винья Пиа. «Высокая температура не противоречит спортивности и крепкому здоровью. Наоборот, это положительный признак: здоровый организм активно борется, чтобы избавиться от бактерий или паразитов». Буко Ратман описывал Отто как спортивного и здорового мужчину. «Эти микроорганизмы не переносят температуру выше 37 градусов, при лихорадке они зажариваются».
Мы обратились к другим документам.
В письме доктора Маркезани говорилось о высокой температуре и о возможности кишечной инфекции. Значит, мог предполагаться тиф.
В письме фрау Дюпре говорится о возможности инфекции, «может быть, печеночной». «Печень названа из-за желтухи,
