Когда она искушает - Габриэль Сэндс

задала больше вопросов? Почему ты не дала мне телефон?

Валентина помогает мне подняться и крепко обнимает. Думаю, она боится, что я снова упаду на землю, но шок уже проходит.

— Прости. Я должна была спросить. Он говорил так быстро. Я едва успела вставить слово, а потом ему пришлось бежать. Он сказал, что перезвонит мне.

По моей щеке скатилась слеза, и я прижалась к ней. — Джорджио не может… Он не может умереть.

— Я знаю. Он не умрет.

Выходи за меня замуж, Пикколина. Я прошу тебя, только тебя.

Это нечестно. Я хочу услышать, как он скажет мне эти слова, а теперь, возможно, у него никогда не будет такой возможности.

Я отстраняюсь от Валентины. — Я хочу пойти к ним.

Она качает головой. — Мы не можем. Мы должны ждать здесь. Дем недвусмысленно сказал об этом.

Телефон в ее руке звонит, и когда она поднимает его, мы оба видим имя моего брата.

Валентина берет трубку. — Алло?

— Спроси его, как Джорджио!

Она кивает. — Ага. Хорошо, я понимаю. Мы будем начеку. Как дела у Джорджио?

Я слежу за выражением ее лица, пока она слушает ответ. Когда ее кожа становится бледнее, что-то ломается внутри меня. Я хватаю ее за бицепс и начинаю трясти.

— В чем дело? — Мой голос не похож на мой собственный.

— В него стреляли, но это всего лишь царапина, — говорит она.

Я отпускаю ее и делаю несколько шагов назад.

Когда ты позвонила мне из дома и рассказала о случившемся, я впервые узнал, что такое страх.

А теперь моя очередь.

Мне казалось, что я уже знаю, что такое страх. Мы уже не раз встречались. Но никогда еще не было так холодно, так пустынно.

Валентина попрощалась с Дамиано и повернулась ко мне. — Мартина.

— Мне нужно побыть одной.

Она открывает рот, чтобы возразить, но я прерываю ее, прежде чем она произносит хоть слово. — Только на некоторое время. Пожалуйста.

Она прикусывает губу и кивает.

Мои ноги несут меня наверх, в комнату Джорджио.

Его кровать грязная и неубранная, как и тогда, в замке. Я сажусь на край и утыкаюсь лицом в подушку, ища его знакомый запах.

И он наполняет меня такой тоской, что в этот момент я втайне прощаю ему все, чем он меня обидел.

— Пожалуйста, живи, — умоляю я подушку, слезы пачкают ткань. — Вернись ко мне, чтобы я могла подарить тебе горе. Чтобы я могла рассказать тебе обо всех способах, которыми ты должен загладить свою вину. Чтобы я дразнила тебя и искушала до тех пор, пока ты не сможешь ничего сделать, кроме как сдаться.

Я долго плачу, моя грудь вибрирует от мучительных рыданий. В какой-то момент приходит София и забирается на кровать рядом со мной, прижимаясь своим теплым телом к моему. Она лижет мне лицо, словно знает, что меня нужно утешить. Я чешу ее за ухом и откидываюсь на подушки на кровати Джорджио.

Мой взгляд останавливается на книге, лежащей на тумбочке.

Я тянусь к ней, хотя по потрепанной обложке уже знаю, что это такое.

Мой экземпляр "Джейн Эйр".

Она еще более потрепанная, чем в прошлый раз, и когда я представляю, как он читал ее, лежа здесь один в постели, у меня мурашки по коже. Думал ли он обо мне, когда читал эти отрывки?

Я перелистываю страницы, а затем прижимаю книгу к груди.

* * *

Уже три часа ночи, когда я слышу, как машины подъезжают к подъездной дорожке. Я подбегаю к открытому окну и смотрю на три черных внедорожника.

Мой брат выходит первым.

Я облегченно вздыхаю, но от Валентины я уже знала, что с ним все в порядке.

Мне нужно увидеть Джорджио.

Он не заставляет меня долго ждать. Открывается еще одна дверь, и Рас помогает ему выйти из машины.

При виде его у меня перехватывает дыхание. Он хромает, рука и нога перевязаны, но с ним все в порядке. Несмотря на травмы, он выглядит грозно. Я мельком вижу его профиль, освещенный лунным светом, и что-то щелкает у меня в груди.

Его лицо приобретает жесткое выражение, когда он что-то говорит Расу. Ему больно?

Я хочу броситься туда, но сдерживаю себя. Он только что убил человека — своего сводного брата, он ранен, и ему нужен отдых. Сейчас не время для нашей конфронтации. Уже несколько часов я говорю себе, что все, что мне нужно, — это чтобы он благополучно вернулся. Он здесь.

Остальное может подождать.

Я жду, пока он войдет в дом, и только потом неохотно возвращаюсь в постель, но сон не идет, и в конце концов я решаю почитать.

Я беру в руки свой экземпляр "Джейн Эйр" — я забрала его из его комнаты — и открываю где-то в середине книги.

— Я не собиралась любить его, читатель знает, что я прилагала все усилия, чтобы изгнать из своей души зародыши любви, которые там обнаруживались, и вот теперь, при первом же новом взгляде на него, они самопроизвольно ожили, зеленые и сильные! Он заставил меня полюбить его, не глядя на меня.

Меня пробирает дрожь.

Может ли быть случайностью, что первые слова, которые я прочитала, совпали с тем, что было в моем сердце? Или это знак?

Знак того, что нужно двигаться вперед и вступать в новую главу моей жизни?

Сегодня я чуть не потеряла Джорджио. В такие моменты прощение дается легче, но не только это заставило меня смягчиться. Дело в его письмах. Его слова и мысли, высказанные открыто и честно.

Он хочет быть со мной.

В конце концов, он выбрал меня.

Я закрываю глаза, чтобы все это прочувствовать.

В тумбочке я нахожу розовый маркер и провожу им по отрывку, как раз в этот момент раздается стук в дверь.

— Войди.

Джорджио входит. Пиджака на нем нет, рубашка испачкана и наполовину расстегнута. Мой взгляд падает на его брюки. Они разорваны и окровавлены.

И все равно от его вида по моим щекам разливается тепло.

— Боже мой. Ты не должен был вставать. — Я вскакиваю с кровати. — Ты ранен. Кто-нибудь обработал твои раны?

Он ковыляет внутрь и закрывает за собой дверь. — Ничего страшного, Мартина. Мне нужно было увидеть тебя.

Я обнимаю его за плечи и веду к кровати, чтобы он сел на край. Он теплый на ощупь.

— У тебя жар.

Я прижимаю ладонь к его лбу.

— Они дали мне кое-что, чтобы сбить ее.

— Джио, тебе нужно отдохнуть. Приляг.

Он следует моему указанию, его усталые глаза