Пост-оптимальный социум. На пути к интеллектуальной революции - Аркадий Юрьевич Недель

О коммунитаризме. На перепутье современных идеологий

Коммунитаризм имеет давние традиции, его идея уходит в незапамятные времена, когда еще человек эпохи палеолита и неолита размышлял над тем, как лучше организовать жизнь свою и своих сородичей. Доисторический человек понимал, что для более успешного выживания ему необходимо в первую очередь учитывать интересы сообщества, а не конкретного индивида.

О коммунитаризме в широком смысле слова, как модели управления людьми, размышляли греческие философы; Платон (428–348 до н. э.), ставивший общественные интересы выше частных, а счастье полиса выше счастья отдельного гражданина, допускал применение насилия, если того требует общее благо и стабильность государства. Неравенство граждан и сословий, с точки зрения Платона, нормальное положение вещей, так как все люди разные и одарены разными способностями. Главная задача граждан – это использование своих способностей и дарований во благо всех. Ученик Платона Аристотель (384–322 до н. э.) продолжил эти размышления, он сформулировал следующий тезис: с формальной точки не столь существенно, кто именно управляет полисом-государством (один человек или многие), важно то, что это управление приносит общее благо. Поэтому Аристотель допускал в качестве правильных форм управления монархию, аристократию и политию.

Полития – власть большинства, когда управляет средний класс в интересах всего общества в целом. Кроме того, Аристотель сформулировал концепцию четырех главных добродетелей (арЕтр): мудрость, мужество, благоразумие и умеренность. Политию Аристотель считал лучшей и одновременно наиболее труднодостижимой формой организации общества, так как при ней сохраняются все четыре добродетели.

Основная идея коммунитаризма состоит в следующем: первичным, фундаментальным элементом социальной структуры является не человек с его личными, эгоистическим интересами, как считают теоретики либерализма (например, Д. Ролз), а группа в широком понимании этого термина (семья, клан и т. п.); интересы группы приоритетнее интересов индивида. Главный аргумент коммунитаристов против либерализма таков: эго, индивидуальность, которая так важна для заинтересованных лишь в самих себе индивидов (self-interested), защищаемых Ролзом и близкими ему либералистскими авторами, есть не более чем фикция, потому что даже эта индивидуальность, как и личные интересы, целиком формируется группой, в которой находится человек. Эти группы могут меняться, и тогда личные интересы тоже меняются. Как пишет Макинтайр, «решая то, как строить наши жизни, мы становимся носителями определенной социальной идентичности… то, что хорошо для меня должно быть хорошо и для остальных, принимающих на себя эту роль»[82].

В отличие от коммунитаристов, либералистские теоретики во главу угла ставят личность (person) и ее интересы; как пишет Ролз, ««я» предшествует целям, которые он определяет»[83]. Главным принципом связи между личностями, следуя Ролзу, объявляют социальную справедливость (social justice) или справедливость как честность (justice as faireness). Общество рассматривается либералистами как поле игры, что-то вроде шахматной доски, с определенным набором правил, эти правила заданы изначально и они неизменны; меняются только игроки, то есть личности и институты, участвующие в игре. Цель такого общества-игры заключается в том, чтобы каждый имел возможность выиграть, извлекая для себя максимум выгоды, но при этом не нарушая правил.

Честность – обязательное условие для игрока, который, преследуя свои собственные интересы, дает остальным играть на тех же условиях. Игрок, по Ролзу, рациональное существо, способное оценить и предвидеть последствия своей деятельности. Три главных качества игрока: рациональность, самозаинтересованность (self-interestedness) и равенство с остальными. Так, согласно либералистской концепции, сообщество есть функция от личных интересов, а справедливость – это проекция изначальной «честности» (faireness) в общественную практику.

В споре с либералистами коммунитаризм предлагает отказаться от такой идеи справедливости. Если не индивид, а сообщество является первичным, фундаментальным принципом управления людьми, то установление неизменных правил и приципов всеобщей справедливости попросту не нужно. Во-первых, такие правила не выдерживают исторически и социально меняющихся сообществ, а то, что такие изменения происходят постоянно – неоспоримый факт. Справедливость вчера может оказаться несправедливостью сегодня, когда в мире возникают новые факторы. Справедливость требует постоянной актуальной корректировки, и поэтому не может рассматриваться как нечто универсальное и данное раз и навсегда. Во-вторых, сообщество или группа, например, семья, где главным является общее благо (common good), вместо универсальной справедливости практикует принцип всеобщего участия или то, что один из теоретиков коммунитаризма Майкл Сэндел назвал «политикой общего блага». Он же, споря с Ролзом, настаивает на том, что эго, индивид не первичен по отношению к своим целям, а идентичен с ними.

Таким образом, если для либералистов общее благо – это результат деятельности индивидуальных игроков, преследующих только собственные интересы, то для коммунитаристов общее благо – цель, которая диктует модели поведения для индивидов. Как об этом пишет современный исследователь Уил Кимлики, «коммунитаристское государство может и должно воодушевлять людей на то, чтобы они рассматривали идею добра как относящуюся в первую очередь к жизни сообщества в целом и не принимали идею добра, которая идет вразрез этому»[84].

Поскольку коммунитаризм ставит под сомнение ноеобходимость существования априорных правил и универсальной справедливости, указывая на историчность, а значит, меняющийся характер сообщества, то одной из важных задач для коммунитаризма остается следующая: как определить то, что является сообществом? Определить сам предмет своей теории?

Рискну предложить следующую формулировку: сообщество – эта структура, которая креативна, жизнеспособна, способна к развитию и достижению эффективных результатов до тех пор, пока все члены данного сообщества могут коммуницировать между собой. Иначе говоря, пределы коммунитарного сообщества определяются коммуникационными связями между его членами. Как только такие связи нарушаются, структура перестает быть коммунитаристской.

Соответственно, не всякий социум может быть назван сообществом в коммунитаристском смысле слова, а лишь тот, в котором коммуникационные связи между его членами установлены и работают, опять же, на идею общего блага. При этом очень важен и языковой аспект коммуникации: язык, на котором говорят члены данного сообщества, должен быть языком общего понимания, где каждый говорящий находится в равной языковой позиции. В таком языке не может быть уровней доступности, как, например, в разного рода авторитарных государствах или в политических войнах, когда власть, и только она одна, устанавливает смыслы языковых единиц, задавая жесткие правила и одновременно иерархию в коммуникации. Один современный пример: слово «санкции», которые стали применять против России. Быстро превратившись в один из самых распространенных терминов нынешнего политического жаргона, это слово заставляет всех россиян, субъектов «санкций», чувствовать себя в поле власти, о которой они практически ничего не знают. «Санкции» – означает власть, которая находится далеко за пределами сообщества, в котором это слово производит какие-то смыслы.

Коммунитаристской теории, как и любой другой, приходится сталкиваться с реалиями современного мира, и их невозможно игнорировать. То, что коммунитаризм с самого начала стремится включить меняющийся мир как данность,