Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович

— Хорошо.

Аркас перевернул ее и положил спиной на себя. Максиме выгнула грудь, принимая его. Никас придерживал ее за талию. Слабые стоны стали теперь слишком громкими.

— Зажми мне рот, — взмолилась она. — Или нам не дадут закончить.

Он прижал ладонь к ее губам, чувствуя как они, то целуют, то кусают. Теперь Никас до конца поверил в происходящее. Максиме была настоящая, он чувствовал в ней человека. Пульс и дыхание. Напряжение жизни. Сопротивление ее сознания. И спасительное родство двух особей одного вида в чуждой среде.

Это был не морок. Не иллюзия.

Именно тогда он позволил себе что-то почувствовать к ней.

Они начали откровенно шуметь, шлепки влажной кожи и плеск сливок разносились далеко. Кроме того, Максиме почти кричала сквозь искусанную ладонь. Никас решил замедлиться, но Пророк тут же протестующе надавила ему на рану. Пришлось продолжать в том же темпе, хотя Никас сам готов был зарычать от наслаждения.

Через минуту она кончила, и Аркасу пришлось удерживать ее вздрагивающее тело, чтобы она не свалилась в реку. Потом она перевернулась, и прижалось ухом к груди партнера, слушая биение сердца. Какое-то время они лежали так, крепко обнявшись и тяжело дыша. Потом Максиме скатилась с него и легла на живот.

— Догоняй.

Он навис на дней, упираясь локтями в дно.

Теперь Максиме уже не стеснялась кричать. Им обоим было все равно. Но Солнышко или занималось чем-то другим и не слышало, либо понимало, что лучше не вмешиваться. В конце концов, Пророк, похоже, не торопилась уничтожать его мир.

Когда Аркас был уже на грани, его разум рассеялся от оргазма, и на поверхность вылез Цинизм.

— Ты! — бешено заорал он. — Что ты о себе возомнила, мразь?! Я наполню эту реку твоими кишками!

Из спины вырвались клешни. Неистово и беспощадно они топили Максиме. Женщина, сначала беспомощная от наслаждения, теперь наполнилась силой. Ее эфирная конечность сжала когти, а голос Одиночества засквозил из раны. Максиме сбросила Цинизм, парировала атаки и швырнула его в утес.

— Прости, — каркнул Никас, чувствуя себя последней сволочью.

Пророк с трудом уняла гнев.

— Наши демоны поспорили, — она улыбнулась. — Ты успел?

— По-моему, да. Максиме, я…

Аркас поднял взгляд, но успел заметить только всколыхнувшуюся белизну.

Он выходил из реки под сильным впечатлением от произошедшего. Некоторое время он стоял на отмели, уставившись прямо перед собой, и ничего не слышал, так перегружено было его восприятие. К нему начали приставать какие-то крылатые андрогины всех цветов радуги, но он отталкивал их. В конце концов, он до крови укусил одного, пытавшегося поцеловать, а второго ударил в живот и они отстали.

— За что ты так с ними? — расстроилось Солнышко.

— Я сыт, — коротко ответил Аркас.

Его окликнули. Котожрица бежала навстречу. Все с ней не было.

— Вот ты где! Я уже обыскалась.

Никас смотрел на нее, все еще витая в облаках. Он наклонился и сорвал немного пастилы с берега. Положил ее в рот: да, тот самый вкус. Неужели она сладкоежка? Неужели она оставила эту страту только поэтому? Аркас слабо улыбнулся.

— С тобой все в порядке?

Как-то вдруг всплыло в памяти, что он стоит перед девушкой в чем мать родила. Никас прикрылся руками, но Котожрица только насмешливо махнула рукой.

— Ненужно. Я часто общалась с Альфой. А он, знаешь ли, не из тех, кто зациклен на приличиях. Кроме того, я уже видела тебя голым, когда обследовала.

— Как интересно, — произнес Никас, подбирая штаны. — И зачем же это?

Он критично оглядел их и понес к реке.

— Из любопытства. Никогда раньше не видела создателя.

Аркас замочил штаны в омутке и придавил их огромным куском халвы, случившимся неподалеку.

— Ну и как?

— Все очень материальное. Плотное. Негибкое. Сопротивляется изменениям. Вам, наверное, очень тяжело живется с такими ограничениями.

Никас запустил пальцы в бороду. Как же она разрослась!

— Мы их не замечаем. Материальное тело на многое способно, поверь. Если его правильно развивать, оно будет творить чудеса не хуже ваших.

Он снова ушел в себя, смакуя прошлое, пока оно не стало далеким. Секс, это, конечно, хорошо и даже здорово. Но я опять не додумался спросить, для чего она все это делает? Человек злонамеренно уничтожает организм Многомирья, плавит его как шоколад с помощью невообразимой мрази. Что ей движет? Неужели только мстительность? Судя по тому, что она рассказывает, она не может быть такой мелочной. И она точно не сумасшедшая. Хоть в глаза я ей успел заглянуть, подумал Никас. Развлекся, сволочь? Вместо того, чтобы посадить ее рядом и поговорить по душам.

Никас попробовал штаны на ощупь и немного потер их ткань о ткань.

Да. Так она тебе все и выложила. Ты для нее крохотный нюанс посреди грандиозных замыслов. Иногда она позволяет себе отвлечься от разрушения, чтобы найти слушателя, который не должен задавать вопросы и понимать, что ему говорят. Просто смотреть и слушать, как соломенное чучелко.

А теперь еще и любовник, которого можно использовать без уважения и оставить.

Ой-ой-ой, — подумал Аркас, развеселившись. Вы только поглядите на этого уязвленного мужлана! Его использовали и бросили. Вот бы она использовала меня так еще раз.

Он посмотрел направо и увидел Котожрицу. Та усердно полоскала его майку. Сливки вокруг приобрели бурый цвет, уносимый течением. Ее собственная полосатая ряса чинилась сама собой. Кровавые пятна бледнели.

— Спасибо, — поблагодарил Аркас, улыбнувшись. — Но не стоило, я бы сам…

— Я пыталась говорить с тобой, — сказала Котожрица, просовывая пальцы в прорехи на майке, — но ты был так сосредоточен на штанах, что не отвечал. Я подумала, что отстирать их очень важно для тебя.

Она говорила без тени обиды. Аркас засмеялся.

— Извини. Я просто устал. О чем ты спрашивала?

— Тебе нравится здесь?

Аркас зачерпнул немного сливок у цента реки и выпил их, наслаждаясь вкусом.

— Здесь определенно лучше, чем в местах, где я бывал до этого. Как мы здесь оказались? Последнее, что я помню, как мы шли по каким-то пирамидам из жженых костей.

— Да. Это были курганы, которые складывал Геноцид. Так он отмечает места, где уже был. Думаю, ты нанюхался мертвечины и лишился чувств.

Аркасу стало стыдно, что нежный образ оказался крепче. Он закряхтел, отковыривая от штанин вязкую грязь осколком леденца.

— Мы с Все посоветовались и решили, что тебе нужен отдых, — продолжала Котожрица. — А это место… Оно подходит. Пришлось ненадолго выйти на Путь, чтобы добраться сюда. Он кишит негативом. Чудовища едва не растерзали нас, но Все был просто неудержим. Видел бы ты, как он орудует своим копьем.

Ну и дела, — подумал Аркас. Возможно, парень не так уж и плох. Просто совершил ошибку. Он коснулся бескровной раны на плече. Все мы допускаем ошибки.

— Я обязательно поблагодарю его, — сказал он вслух. — А откуда ты знаешь об этом мире? Солнышко сказало, что хорошо прячет ее.

— Мы с этой милой девочкой давние друзья, — хохотнуло то.

Котожрица густо покраснела.

— Это правда, — вымолвила она, дергая ухом. — Понимаешь, я ведь не в последнюю очередь образ сексуальный.

— Еще какой.

— Не сейчас! — Котожрица смахнула лучи, которые гладили ее плечи и бедра.

— Удаляюсь, удаляюсь. Но я еще вернусь, моя конфетка.

Никас покосился на рыцаря.

— Мы можем уйти отсюда прямо сейчас, — предложил он. — Не стоит страдать из-за меня.

— Страдать? — переспросила Котожрица с непонятной интонацией. — Нет. Не совсем. Мы останемся. Тебе объективно необходим отдых. И я тебе его обеспечу, потому что ты и Крепость Воли — наши главные ресурсы. Я, как рыцарь Многомирья, вытерплю все что угодно, ради тебя.

Пока Никас растерянно молчал, она принялась лупить майкой панцирь пунцового краба, который выплыл из реки погреться. Его панцирь был, судя по всему, мягким и чувствительным, потому что краб стонал и сладострастно повизгивал, когда его хлестали. Вместо клешней у него были изящные кисти с длинными пальцами, которыми он возбужденно шевелил и тер стебельки глаз.