Феномен - Александр Шепиловский

Планета-гигант Глюссия была средоточием жизни. В зените висела ослепительно белая точка звезды-бродяги, на столь громадном расстоянии освещая и согревая Глюссию. Небо было белым, с фиолетовым отливом. Красочные картины следовали одна за другой. Я видел внушительные агломерации городов, города надводные и подводные, здания непривычной архитектуры, округлых неправильной формы. Были и здания, парившие на разных высотах в атмосфере. Проплывали грандиозные технические сооружения. Всюду наблюдалось буйство пышной растительности. Два великих океана. Жутко было сознавать, что от всего этого не осталось и следа — космическая катастрофа и время уничтожили буквально все. Не верилось, что это было не где-то на другой далекой планете, а здесь, пусть под другим солнцем, но на Земле. Ну и на Луне, конечно, поскольку она тоже была частью Глюссии.

Между тем, голос Сьинги стал совсем слабым, и она почти растворилась в воздухе.

— Хотела тебе, Саша, больше показать, — едва-едва услышал я. — Но энергия кончилась. Я ухожу. До свидания.

Глава 20

Сьинги не стало. Не меняя позы, я долго сидел и мысленно прокручивал в уме увиденные картины. Я был поражен, взвинчен и шокирован. Из спаленки вышла Наташенька и, постучав о ножку кресла, напомнила о своем существовании.

— Я тебя не потревожила? Сьинга ушла? Я слышала, ты спрашивал ее о Вове и Кате. Их можно вернуть в наш мир?

— Они скоро будут среди нас.

Насчет скорости я, может, и загнул, но так хотелось сделать Наташеньке приятное. Бедненькая! В последнее время я был постоянно на связи Сьинги с учеными и изготовителями тайгота, дома не ночевал и Наташеньку не видел, мне казалось, что она всегда одна и сильно скучает. Я и с Юлией давно не встречался. Мои слова обрадовали Наташеньку, она сразу повеселела. А уж как я сам рад был! Я стал свободным, могу отдыхать, встречаться с Юлией. По телу разливалось тепло от значимости своей персоны, что я очень нужный и незаменимый человек в этом мире, я первым увидел не наш разум и его деятельность. И хоть и понимал, что моей заслуги в этом нет, что в общем-то я — мелкий человечишка, но все равно было дьявольски приятно, и даже появилась гордость за себя — не иначе, как дух двадцатого века во мне заговорил.

Я поднял Наташеньку и поставил ее перед собой на столик. Она сказала, что в глубине души не сомневалась в скором возвращении Вовки, и вдруг, ни с того, ни с сего, спросила, была ли у меня жена или девушка? Я настроился поведать ей о своих впечатлениях от контакта с Сьингой, но этот вопрос сбил меня с толку. Я сказал, что никого у меня не было, потому что человек я стеснительный, перед девушками всегда робел, и вообще, считаю себя непривлекательным типом.

— Вот так тип, — засмеялась Наташенька. — Не мудри, Саша. Ты — добрый и симпатичный парень. В тебе есть нечто привлекательное для женщин. Я серьезно, я ведь вижу.

Мне стало еще теплее. Мы разговорились по душам. Наташенька ничего не скрывала о своей жизни, когда еще была большой, она рассказывала о радостях и огорчениях, о размолвках с мужем, об отце и матери, которые живут в Антарктиде и спрашивают ее, не против ли она будет, если у нее появится младшая сестренка? Замечательная женщина — Наташенька! О Вовке она говорила с уважением, и какой он умный, и ласковый, послушный и самый, самый …. Он так любит ее. Я тоже расчувствовался и все выложил о себе, в какие смешные положения попадал и даже о дурных поступках не умолчал, как, например, одному товарищу в Горгазе пакость устроил. Мы будто раскаивались друг перед другом.

Зазвонил видофон. Вызывал Владимир, спрашивая, ушла ли Сьинга и говорил ли я с ней о том, о сем, узнал ли что новенького?

— И о сем говорил, — ответил я, — и о том. И новенькое было.

— Жди нас!

С Владимиром пришли Наташа, Юлия и Добрыня с женой. С шутками-прибаутками гости расположились в гостиной. Юлия села рядом со мной и незаметно легонько ущипнула меня за бок. Лицо ее при этом было невозмутимым, но глаза смеялись. Я тоже хотел ущипнуть любимую, однако не осмелился: давно не видел ее, вот и затрепетал снова.

— Мы — народ не только любознательный, но еще и любопытный, — сказал Владимир. — Поэтому сначала скажи, Санек, как выглядит Сьинга? Обрисуй нам ее.

Я не мастер делать описания, но постарался как можно подробнее рассказать о внешности Сьинги. И чувствовал, что описание получилось никудышним.

— Она хоть на женщину-то похожа? — спросила жена Добрыни, молодая, экстравагантная дама с вычурной многоярусной прической, которая чудом держалась у нее на голове.

— Сперва вроде бы и не очень была женщиной, — ответил я. — Но когда узнал, что она женщина, то сразу стала похожей.

— Красивая? — спросила Наташа.

— Нормальная. Красота ее неземная, это особая красота, к которой нужно привыкнуть.

— А фасон одежды? Туфли на каблуках?

Отвечать на вопросы было трудно. Особенно усердствовала жена Добрыни: какой у Сьинги цвет лица и глаз, есть ли косметика и украшения, какие зубы, уши и ресницы, какова осанка и манера держаться. Владимир с Добрыней нетерпеливо ждали, когда иссякнут вопросы, их интересовало другое. А жена Добрыни, не удовлетворившись, достала бумагу с карандашом и попросила нарисовать Сьингу.

— Не умею, — взмолился я. — Не умею, честное слово! Не художник я.

— Все равно рисуй. Не бойся, каждый человек маленько художник.

И я нарисовал такую каракатицу, что самому стало тошно.

— Даже и маленечко не художник, — поморщилась жена Добрыни.

— Женщины! — не выдержал Владимир. — Дайте нам поговорить с Шуриком. Он замечательного нечеловека нарисовал. Давай, Санек, начинай!

Я стал рассказывать обо всем, что услышал от Сьинги: о гауцсике, кликьяне, метагонии …. Владимир с Добрыней слушали с величайшим вниманием, с жадностью впитывая каждое слово, спрашивали, переспрашивали, были взволнованы и довольны. А когда я сказал, что Владимир — не продукт моего сновидения, что он самый настоящий, рожденный женщиной человек, то Володя и вовсе возликовал. Правда, сначала он огорченно крикнул, что не может быть и при этом скорчил плаксивую гримасу, его сразило известие, что материализация сновидений невозможна, но скоро он гримасу убрал, заулыбался и хлопнул меня по плечу:

— Ты очень правильно поговорил с Сьингой! Если честно признаться, то мне было не сладко сознавать, что я какой-то несчастный продукт сна. Терпел и молчал. А сейчас … все идет великолепно, Шурка!

Владимир не скрывал своей радости, он сиял, он предвкушал удовольствие от скорого познания нового, неизведанного. От избытка чувств он поднял и закружил Наташу, и Юлия затряс, завертел. Потом набросился на Добрыню. Жена Добрыни поздно поняла, что Владимир возьмется и за нее, и не успела покинуть опасную зону: в два приема ее шикарная прическа была смята, а потом как следует разлохмачена. С визгом «сумасшедший» женщина убежала в другую комнату приводить себя в порядок. Позвала на помощь Наташу, а потом и Юлию. Восстановив прическу, женщины под руководством Наташеньки с шумом принялись на кухне готовить блюдо из белых грибов с гусиной печенкой и грейпфрутом.