Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник) - Бернард Корнуэлл

– Вы будете со мной, епископ, – сказал король епископу Даремскому.

Епископ, закованный в броню от макушки до кончиков пальцев на ногах и с тяжелой палицей в руке, выразил неудовольствие:

– Вы отказываете мне в возможности проломить несколько французских голов, сир?

– Взамен я позволю вам утомить Господа вашими молитвами, – сказал король, и окружающие рассмеялись. – А наши лучники, – продолжил он, – будут стоять здесь, вот здесь и вот здесь.

Эдуард шагал по дерну и через каждые несколько шагов втыкал белый посох. Он прикроет свой строй лучниками и куда больше лучников поставит на фланги. Лучники, он знал, были его преимуществом. На этом месте, завлекающем вражеских всадников на славную битву, их длинные стрелы с белым оперением будут смертельны.

– Здесь, – он сделал шаг и снова воткнул посох, – и вот здесь.

– Прикажете вырыть ямы? – спросил граф Нортгемптонский.

– Как можно больше, Уильям, – ответил король.

Лучникам, когда они соберутся в группы перед строем латников, будет велено вырыть в дерне ямы в нескольких ярдах ниже по склону. Не очень глубокие, но достаточные, чтобы сломать ногу не заметившему их коню. Если сделать много ям, атака может затормозиться и расстроиться.

– А здесь, – сказал король, дойдя до южного конца гребня, – мы разместим несколько телег. Поставьте сюда половину пушек, а вторую – в другой конец. И я хочу иметь здесь побольше лучников.

Эдуард жестом велел подать коня.

Поскольку латы были слишком тяжелы, двум пажам пришлось приподнять и взвалить его на седло. Выглядело это не очень внушительно. Оказавшись в седле, король окинул взглядом гребень холма, уже не пустынного, а разукрашенного первыми знаменами, которые показывали солдатам, где собираться. Через час-два, подумал Эдуард, все его войско будет здесь, чтобы заманить французов под стрелы лучников. Он вытер землю с конца посоха и со словами: «Посмотрим, найдется ли там что-нибудь поесть» – погнал кобылу по направлению к Креси.

На пустом гребне затрепетали первые флаги. Над далекими полями и лесами нависало серое небо. На севере шел дождь, дул холодный ветер. Восточная дорога, по которой должны были прийти французы, оставалась пустой. Священники молились:

– Помилуй нас, Господи, в Твоей великой доброте, помилуй нас.

Человек, называвший себя Арлекином, находился в лесу на возвышенности, что располагалась к востоку от холма между Креси и Вадикуром. Он покинул Аббевиль среди ночи, заставив стражников открыть северные ворота, и повел своих людей сквозь темноту вместе с аббевильским священником, знавшим местные дороги. Теперь, прячась за буками, он следил, как английский король разъезжает по далекому холму. Король удалился, но зеленый дерн испещрили знамена, а из деревни вверх по склону потянулись первые английские войска.

– Они хотят сразиться с нами здесь, – сказал Арлекин.

– Место не хуже любого другого, – сердито заметил сэр Саймон Джекилл.

Ему не понравилось, что его подняли среди ночи. Он знал, что этому странному человеку в черном, называвшему себя Арлекином, предложили вести разведку для французского войска, но не думал, что все люди Арлекина должны пропустить завтрак и шесть часов в холоде красться по черным пустынным окрестностям.

– Забавное место, – ответил Арлекин. – Они построят на холме лучников, и нам придется скакать прямо на их стрелы. Нужно обойти их с фланга, – сказал он, указывая на север.

– Предложите это его величеству, – язвительно проговорил сэр Саймон.

– Сомневаюсь, что он меня послушает. – Арлекин уловил издевку в голосе рыцаря, но не ответил на дерзость. – Пока. А когда завоюем себе имя, будет слушать. – Он потрепал коня по шее. – Однажды я встретился с английскими стрелами, и это был всего лишь один стрелок, но я видел, как легко стрела пробивает кольчугу.

– Я видел, как стрела пробивает двухдюймовую дубовую доску, – сказал сэр Саймон.

– Трехдюймовую, – вставил Генри Колли.

Он, как и сэр Саймон, мог сегодня встретить английские стрелы и все же гордился мощью английского оружия.

– Опасное оружие, – признал Арлекин невозмутимым голосом.

Он всегда был невозмутим, всегда уверен, неизменно спокоен, и это самообладание раздражало сэра Саймона, хотя еще больше его бесили полуприкрытые глаза Арлекина, которые напоминали ему глаза Томаса из Хуктона. Но Томас из Хуктона мертв, и сегодня против них будет одним лучником меньше.

– Однако и лучников можно разбить, – добавил Арлекин.

Сэр Саймон отметил, что француз за всю свою жизнь повстречался всего лишь с одним лучником и тем не менее уже придумал, как их разбить.

– И как же?

– Ты сам подсказал мне как, – напомнил ему Арлекин. – Конечно же, дать им израсходовать стрелы. Послать против них маловажные цели – пусть час-два стреляют по крестьянам, болванам и наемникам. А мы, – он повернул коня, – пойдем во второй линии. Какой бы приказ мы ни получили, все равно будем ждать, когда у них подойдут к концу стрелы. Кому хочется быть убитым каким-нибудь грязным крестьянином? В этом нет никакой славы, сэр Саймон.

Рыцарь признал, что в его словах есть резон. Он последовал за Арлекином в дальнюю часть буковой рощи, где с вьючными лошадьми дожидались оруженосцы и слуги. Двое гонцов отбыли с донесением о расположении англичан, а остальные слезли с коней и расседлали их. Людям и лошадям пришла пора отдохнуть, перед тем как облачаться в боевые доспехи. И еще нужно было обратиться за поддержкой к Богу.

Арлекин часто молился, и это смущало сэра Саймона, который считал себя добрым христианином, но не до такой уж степени набожным. Два-три раза в год он исповедовался и ходил к мессе, но в остальное время мало вспоминал о Боге. Арлекин же вверял себя Богу каждый день, хотя редко заходил в церковь и мало времени проводил со священниками. У него были как будто личные отношения с Небесами, и это одновременно раздражало и утешало сэра Саймона. Раздражало – потому что казалось недостойным мужчины, а утешало – потому что если Бог мог принести какую-то пользу воину, то именно в день сражения.

Впрочем, этот день, похоже, был для Арлекина особенным, так как, преклонив колено и молча помолившись, он встал и велел оруженосцу принести копье. Сэр Саймон, желавший поскорее прекратить благочестивые глупости и поесть, решил, что пора облачаться в доспехи, и тоже послал оруженосца за своим копьем, но Арлекин остановил его:

– Погоди.

Замотанные в кожу копья везли на вьючной лошади, но оруженосец Арлекина принес копье, следовавшее на собственной лошади и завернутое помимо кожи еще и в холст. Сэр Саймон предположил, что это личное оружие Арлекина. Но когда с древка сняли холстину, он увидел древнее, покоробившееся копье из такого ветхого дерева, что оно несомненно сломалось бы от малейшего усилия. Наконечник, похоже, был серебряным, и это тоже было глупо: серебро слишком мягко для смертельного оружия.