Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник) - Бернард Корнуэлл

Но брод был взят, мышеловка разбита, и англичане переходили Сомму.

Часть третья

Креси

Все английское войско успело до прилива перейти реку. Кони, повозки, мужчины и женщины – все благополучно переправились, и французское войско, шедшее из Аббевиля, чтобы устроить им ловушку в этом уголке земли между рекой и морем, никого там не обнаружило.

Весь следующий день оба войска смотрели друг на друга через брод. Англичане выдвинули на берег четыре тысячи своих лучников, а позади них, на возвышении, выстроились три мощные колонны латников. Однако растянувшиеся на пути к броду французы не стремились переходить реку. Горстка их рыцарей въехала в воду, выкрикивая вызовы и глумясь, но король не позволил никому из своих рыцарей ответить, а лучники, зная, что нужно беречь стрелы, оставили оскорбления без ответа.

– Пусть кричат, – проворчал Уилл Скит. – Крики еще никого не ранили. – Он усмехнулся, глядя на Томаса. – Впрочем, конечно, это зависит от человека. Сэра Саймона они задевают, не так ли?

– Он ублюдок.

– Нет, Том, – поправил его Скит, – это ты ублюдок, а он благородный рыцарь. – Старый солдат посмотрел за реку на французов, которые, похоже, не собирались переходить брод. – Большинство из них неплохо соображают, – продолжил он, очевидно имея в виду рыцарей и знать. – Однажды они схватились с лучниками и научились относиться к нам с уважением, а не считать грязными ублюдками, и это сохранило им жизнь. Но всегда найдется несколько чертовых идиотов. Впрочем, наш Билли не из таких. – Он оглянулся на графа Нортгемптонского, который расхаживал туда-сюда на мелководье, подзуживая французов напасть. – Он настоящий благородный рыцарь. Знает, как убивать проклятых французов.

На следующее утро французы ушли, и единственным признаком их присутствия осталось облако пыли, повисшее над дорогой, по которой они отправились обратно в Аббевиль. А англичане двинулись на север. Их поход замедлялся голодом и хромотой коней, которых люди не хотели бросать. Войско прошло из Соммских болот в лесистую часть страны, где не было ни зерна, ни скота, ни какой-либо еще поживы, а погода, до того сухая и теплая, в течение утра сменилась дождем и холодом. Дождь хлестал с востока, и вода непрестанно капала с деревьев, добавляя людям хлопот. Казавшийся раньше победоносным поход на юг от Сены стал напоминать бесславное отступление. Да так оно и было, поскольку англичане бежали от французов, и все понимали это, так же как знали, что если вскоре не найдут пищи, то ослабеют и станут легкой добычей врага.

Король послал большие силы в устье Соммы, где в маленьком порту Ле-Кротуа ожидал получить подкрепление живой силой и провизией, но порт оказался занят гарнизоном генуэзских арбалетчиков. Городские стены были в плохом состоянии, нападавшие вконец оголодали, и генуэзцы погибли под градом стрел и ударами штурмующих город латников. Англичане опустошили портовые продовольственные склады и нашли стадо быков, собранное для пропитания французского войска, но, когда взобрались на колокольню, не увидели ни одного корабля на якоре в устье реки и никакого флота, дожидающегося их в море. Стрелы, стрелки и зерно, которых так не хватало войску, остались в Англии.

В первую ночь, когда войско разбило лагерь в лесу, дождь усилился. Прошел слух, что король со своими приближенными остановился в деревне на опушке, но большинству солдат пришлось укрыться под мокрыми деревьями, с которых капало, и подкрепиться тем немногим, что удалось наскрести.

– Тушеные желуди, – проворчал Джейк.

– Бывало и похуже, – заметил Томас.

– А месяц назад мы ели с серебряных тарелок. – Джейк выплюнул все на землю. – Так почему мы не даем сражения этим ублюдкам?

– Потому что их слишком много, – устало ответил Томас, – а у нас нет столько стрел. И мы устали.

Войско измоталось в походе до последней степени. Джейк, как и дюжина других стрелков из отряда Уилла Скита, шел босым. Раненые ковыляли сами, повозок не было, а больных, если они не могли идти или ползти, бросали. Жизнь была дерьмом.

Томас устроил Элеоноре и себе убежище из ветвей и дерна. Внутри хижины, где вовсю дымил костерок, было сухо.

– Что будет со мной, если вы проиграете? – спросила Элеонора.

– Мы не проиграем, – ответил Томас, хотя в его голосе было мало уверенности.

– Что со мной будет? – снова спросила она.

– Поблагодари французов, которые тебя найдут, скажи, что тебя заставили идти с нами против твоей воли, и тебя отправят к твоему отцу.

Элеонора задумалась над этим ответом, но, похоже, он ее не убедил. В Кане она поняла, что солдаты после победы не руководствуются рассудком, а становятся рабами своих желаний. Она поежилась.

– А что будет с тобой?

– Если останусь в живых? – Томас покачал головой. – Меня возьмут в плен. Я слышал, пленников отправляют на юг, на галеры. Если оставят в живых.

– Почему же не оставить?

– Они не любят лучников. Они нас ненавидят. – Он пододвинул к огню охапку папоротника, стараясь высушить листья, прежде чем сделать из них постель. – А может быть, никакого сражения и не будет, потому что мы опередили их на целый дневной переход.

Говорили, что французы снова выступили из Аббевиля и перешли реку, и это означало, что охотники приближаются. Но англичане на день опережали их и, возможно, успели бы добраться до своих крепостей во Фландрии. Возможно.

Элеонора заморгала от дыма:

– Ты не видел рыцаря с тем копьем?

Томас покачал головой.

– Даже не высматривал, – признался он.

Меньше всего в эту ночь он думал о таинственных Вексиях. И естественно, не ожидал увидеть копье. Это была фантазия мессира Гийома, а теперь еще и страсть отца Хобба, но для Томаса копье не стало наваждением. Остаться живым и найти что-нибудь поесть – вот что было его основными желаниями.

– Томас! – позвал снаружи Уилл Скит.

Томас высунул голову и увидел рядом со Скитом закутанную в плащ фигуру.

– Я здесь, – сказал он.

– Вот тебе компания, – угрюмо проговорил йоркширец и пошел прочь.

Закутанная фигура нагнулась, чтобы войти, и Томас с удивлением узнал Жанетту.

– Мне не следовало приходить сюда, – поздоровалась она, втискиваясь в дымное помещение. Она скинула капюшон и увидела Элеонору. – Кто это?

– Моя женщина, – по-английски ответил Томас.

– Скажи ей, чтобы ушла, – по-французски приказала Жанетта.

– Останься, – сказал Томас Элеоноре. – Это графиня Арморика.

Жанетту задело, что Томас противоречит ей, но она не стала настаивать, а протянула Томасу мешок. Там были окорок, буханка хлеба и глиняная бутыль вина. Томас увидел, что хлеб пшеничный, хорошего помола, какой могли себе позволить лишь богачи, а приправленный гвоздикой окорок был липким от меда.