А порою очень грустны - Джеффри Евгенидис

С этой мыслью Мадлен вылезла из постели, чтобы позвонить Келли Троб. Она пользовалась телефоном в кабинете Олтона наверху, в маленькой бежевой комнате, захламленной и одновременно чрезвычайно упорядоченной, с видом на садик внизу. В комнате висел запах, похожий на отцовский, особенно теперь, когда стояла июньская влажная погода, и ей не хотелось задерживаться тут надолго; ощущение было почти такое, будто прижимаешься носом к старому халату Олтона. Набирая рабочий номер Келли, Мадлен смотрела вниз, на садовника, который обрызгивал куст из бутылки с чем-то, по цвету напоминавшим чай.

Секретарша в офисе Келли сказала, что «мисс Троб» говорит по другому телефону, и спросила, не хочет ли Мадлен подождать, не вешая трубку. Мадлен согласилась.

Год, прошедший с их выпуска, пока Мадлен жила на Кейпе, Келли без особого успеха гонялась за артистической карьерой. Ей досталась маленькая роль в новой одноактной постановке, которая шла всего одни выходные в церковном подвале в «Адовой кухне», да еще она играла в представлении под открытым небом, устроенном каким-то норвежским художником, которое включало в себя полуобнаженные сцены и не принесло никаких денег. Чтобы зарабатывать на жизнь, Келли пошла работать к своему отцу, в риелторскую контору в Верхнем Ист-Сайде. График был гибкий, платили неплохо, и у нее оставалось много времени на прослушивания. Вот так она стала человеком, которому следует звонить в первую очередь, если ищешь квартиру рядом с Колумбийским.

Прошла еще минута, и в трубке раздался голос Келли.

— Это я, — сказала Мадлен.

— Мадди, привет! Рада, что ты позвонила.

— Я каждый день звоню.

— Ну да, но сегодня у меня есть кое-что подходящее для тебя. Готова? «Риверсайд-драйв. Довоенная постройка, одна спальня. Вид на Гудзон. Кабинет — потенциальная спальня. Свободна с первого августа». Надо сегодня приехать посмотреть, иначе уйдет.

— Сегодня? — с сомнением переспросила Мадлен.

— Она не из моего списка. Я взяла с агента слово, чтобы до завтра никому не показывали.

Мадлен не была уверена, сможет ли приехать. На прошлой неделе она уже трижды ездила в город в поисках квартиры. Поскольку Леонарда лучше не оставлять одного, каждый раз ей приходилось просить Филлиду побыть с ним. Филлида утверждала, что ей не трудно, однако Мадлен понимала, что мать нервничает.

С другой стороны, квартира, судя по описанию, идеальная.

— Какая там улица пересекает? — спросила она.

— Семьдесят седьмая, — ответила Келли. — До Сентрал-парк пять кварталов. До Колумбийского пять остановок. И до Пенсильванского вокзала недалеко, ты же говорила, что это важно.

— Прекрасно.

— Плюс, если приедешь сегодня, мы с тобой можем пойти на вечеринку.

— На вечеринку? Помню-помню такие.

— Это у Дэна Шнайдера. Прямо рядом с моей работой. Ожидается куча народу из Брауна, так что тебе будет с кем пообщаться.

— Сперва надо понять, смогу ли я вообще приехать.

Потенциальное препятствие не было тайной для Келли. Через секунду она спросила приглушенным голосом:

— Как Леонард?

Ответить было трудно. Мадлен сидела в рабочем кресле Олтона, поглядывая на сосны в конце двора. Если верить последнему лечащему врачу — не французскому психиатру, доктору Ламартену, который наблюдал Леонарда в Монако, а новому специалисту из Пенсильванского центра, доктору Уилкинсу, у Леонарда не было «ярко выраженного риска суицидальных настроений». Это не означало, что суицидальные настроения у него отсутствовали, — просто риск был относительно невелик. По крайней мере, достаточно низок, чтобы не требовалась госпитализация (хотя положение могло измениться). На прошлой неделе, в среду, дождливым днем Олтон с Мадлен съездили в Филадельфию, повидаться с доктором Уилкинсом наедине, в его кабинете в Пенсильванском медицинском центре. Эта встреча оставила у Мадлен ощущение, что Уилкинс похож на любого другого знающего специалиста, действующего из лучших побуждений, например на экономиста, который делает прогнозы на основании имеющихся данных, но выводы его ни в коей мере не являются определенными. Она задала все вопросы, какие только пришли ей в голову, о возможных сигналах тревоги и превентивных мерах. Выслушала ответы Уилкинса, рассудительные, но не принесшие удовлетворения. А потом она приехала обратно в Приттибрук и снова начала жить и спать со своим молодым мужем, каждый раз, когда он выходил из комнаты, думая о том, не собирается ли он учинить над собой насилие.

— Леонард все так же, — ответила она наконец.

— В общем, подъезжай, посмотри эту квартиру, — сказала Келли. — Приезжай в шесть, тогда мы сможем сходить на вечеринку. Хотя бы на часик приезжай. У тебя настроение поднимется.

— Подумаю. Я тебе перезвоню.

Когда она чистила зубы в ванной, в окна вплывал запах свежескошенной травы. Она посмотрела на себя в зеркало. Кожа сухая, слегка покрасневшая под глазами. Особенного старения не заметно — ей всего двадцать три, — но еще год назад она выглядела по-другому. Теперь на лице у нее лежали тени, так что Мадлен могла представить себе, как изменится ее лицо с возрастом.

— Доброе утро, — сказала Филлида. — Как спала?

— Плохо.

— У тостера английские булочки.

Мадлен сонно прошлепала по кухне. Взяв из упаковки булочку, она попыталась разломать ее.

— Возьми вилку, милая, — сказала Филлида.

Но было уже поздно — верхняя часть булочки оторвалась неровно. Мадлен кинула неровные половинки в тостер и нажала на рычажок.

Пока булочка поджаривалась, она налила себя чашку кофе и уселась за кухонный стол. Как следует проснувшись, она обратилась к Филлиде:

— Мам, мне сегодня вечером надо в город, квартиру посмотреть.

— Сегодня вечером?

Мадлен кивнула.

— Мы с отцом сегодня вечером приглашены на коктейль.

Это означало, что Филлида не сможет остаться с Леонардом.

Булочка выскочила.

— Мам, но как же? Квартира, судя по всему, идеальная. На Риверсайд-драйв. С видом.

— Извини, милая, но я уже три месяца как приняла приглашение.

— Келли говорит, долго она не продержится. Надо сегодня приехать.

Ей неприятно было нажимать. Филлида с Олтоном так много помогали во всем, так поддерживали Леонарда в его тяжелом состоянии, что Мадлен не хотелось их загружать еще больше. С другой стороны, если она не найдет квартиру, они с Леонардом не смогут от них уехать.

— Может, Леонард с тобой поедет? — предложила Филлида.

Мадлен, ничего не говоря, выудила из тостера большую половину булки. Она только на прошлой неделе возила Леонарда в город, и поездка прошла неудачно. В толпе на Пенсильванском вокзале у него появилось учащенное дыхание, и им пришлось следующим же поездом вернуться в Приттибрук.

— Наверное, не поеду, — наконец сказала она.

— Может, спросишь Леонарда, хочет ли он поехать? — сказала Филлида.

— Спрошу, когда он встанет.

— Да он уже встал. Довольно давно. Он там, на террасе.

Это Мадлен удивило. В последнее время Леонард долго спал по утрам. Поднявшись, она взяла кофе с булкой и вышла на солнечную террасу.

Леонард сидел в тени на нижнем уровне, в адирондакском кресле, в котором проводил почти все время. Большой, косматый, он походил на существо с иллюстрации Сендака. На нем были черная футболка и мешковатые черные шорты. Ноги, обутые в старые баскетбольные кеды, он задрал на перила крыльца. Откуда-то из пространства перед его лицом поднимались завитки дыма.

— Привет, — сказала Мадлен, подойдя к его креслу.

Леонард прохрипел что-то в знак приветствия, продолжая курить.

— Как дела? — спросила она.

— Сил нет совершенно. Не мог заснуть, так что около двух принял снотворное. Потом часов в пять проснулся и вышел сюда.

— Ты уже позавтракал?

Леонард показал пачку сигарет.

В соседнем дворе заработала газонокосилка. Мадлен села на широкий подлокотник кресла.

— Звонила Келли, — сказала она. — Как ты смотришь на то, чтобы съездить со мной в город сегодня вечером? Где-нибудь в полпятого?

— Не лучший вариант, — сказал Леонард, снова хриплым голосом.

— На Риверсайд-драйв есть односпальная.

— Ты поезжай.

— Я хочу, чтобы ты поехал со мной.

— Не лучший вариант, — повторил он.

Звук косилки приближался. Дойдя до самого забора с той стороны, он снова начал отдаляться.

— Мама идет на коктейль, — сказала Мадлен.

— Мадлен, я могу и один побыть.

— Знаю.

— Если бы я хотел покончить с собой, мог бы сделать это ночью, когда вы спите. Мог бы утопиться в бассейне. Я мог сделать это сегодня утром.

— Ты думаешь, мне от твоих слов легче будет ехать в город? — сказала Мадлен.

— Слушай. Мад. Я себя не особенно хорошо чувствую. Страшно устал, нервы на взводе. Еще одну поездку в Нью-Йорк я, наверное, не вынесу. Но здесь, на крыльце, мне неплохо. Можешь меня тут оставить.