Семь корон зверя - Алла Дымовская

Мадам же поутру, возможно, предстояло бы объяснение с людьми в погонах, но вряд ли при четком исполнении она попала бы под действительное подозрение. Опять же и светлая, неомраченная память покойного. И без того за думскими закрепилась дурная слава, и скандал вокруг Чистоплюева будет совершенно лишним. Ну, оказалась рядом очередная девица, и не девица даже, а респектабельная дама, хоть и шалунья в известном смысле слова. С кем не бывает... А к делу это не имеет отношения. Разве что показания тихо снять для выявления настоящего преступника.

Хотя какой там настоящий преступник! Не в депутатских же кишках искать отпечатки пальцев! А подозрение, как водится, падет на жену или на постоянную любовницу, у Чистоплюева и такая имеется. «Архангел» выяснил и проверил. Так, ничего особенного. Порядочная стерва и посредственная моделька. Вполне могла в порыве ревности к той же мадам сделать покровителю утонченную гадость. И вернее всего, что заподозрят модельку. На мирную Зою Васильевну, повидавшую на своем веку не одну мужнюю пассию, глупо и думать. Только доказать сыщики все равно ничего не докажут и дело замнут и представят как скоропостижную смерть от внезапной болезни. Прободной язвы, к примеру. А врачи в депутатских палатах умеют не болтать лишнего.

Схема была красива и в идеале решала сразу две проблемы. Заказчика и клиента. О результате оставалось только молиться Богу и просить его отвратить непредвиденные случайности с пути боевых братьев и сестер. Молиться Балашинский оставил «архангела» и компанию, а сам занялся другими, куда более приятными делами.

Машенька ждала его появления уже целую неделю. А впрочем, ничего другого ей и не оставалось. Ян Владиславович не дал очарованной им девушке ни номера телефона, ни адреса, предполагая возможность связи только в одну сторону. И вот позвонил, назначил свидание у ставшего за короткий срок традиционным памятника Ломоносову. Проинформировал о предстоящей встрече с Машенькой и Фому. Для своего в основном спокойствия. Апостол немедленно запыхтел и даже раздулся от удовольствия и тайны и благословил хозяина напутствием. Однако Балашинский потешаться над ним не стал. Ни вслух, ни про себя.

Звонок его пришелся некстати. Хотя Балашинский вроде бы все рассчитал правильно. Позвонил девочке во второй половине дня, ближе к вечеру, когда Машенька уже должна была вернуться с учебы. Но до семи часов, когда с работы обычно возвращалась Надежда Антоновна. А именно в этот понедельник была она послана начальством на конференцию, проводимую Минздравом, и воротилась с мероприятия домой раньше дочери.

Пока Маша переодевалась в домашнее, Надежда Антоновна с довольным видом уже грела обед. В кои-то веки хоть подаст поесть уставшей доченьке, деточка совсем измордовалась со своей физикой. Даже вроде похудела, хоть мать и следит за правильным питанием. А уж нервной и рассеянной стала наверняка. То роняет все из рук, то задумается над книгой и ничего не слышит. Надежда Антоновна как-то из праздного любопытства заглянула в одну и ужаснулась, не поняла ни строчки: ни значения беспорядочно, на ее взгляд, написанных греческих и латинских буковок, ни сносок и разъяснений к ним. Попалось единственное знакомое слово «предел». Что правда, то правда – не учебник, а полный предел. Есть от чего уму за разум зайти. И стоит ли удивляться, что в книжках и кино людей ученых изображают растеряхами и неряхами. Но у Машеньки, слава Богу, рядом любящая мама, которая проследит и позаботится. И дочка сама с малых лет приучена к порядку и аккуратности. А привычка, как говорится, вторая натура. Если бы Надежда Антоновна ведала подлинную причину Машиной рассеянности! Непонятные символы и загадочные «пределы» были для Маши, в действительности одаренной от природы, просто детской игрой, не требующей сверхъестественных усилий и напряжений. В отличие от загадочного и неповторимого кавалера Яна. Который, как и предупреждал, пропал неведомо куда по загадочным своим делам и вот уже неделю не объявлялся и не звонил.

Оттого и вышла неожиданность. Когда хлопотливая Надежда Антоновна бросилась подавать второе – куриную котлету и пюре на сметане, у Машиного локтя на столе затренькал телефон. Ни о чем не подозревающая Маша сняла трубку. И обомлела. До заикания. Надежда Антоновна, словно чувствительный барометр, тут же уловила смущение в атмосфере и, отвернувшись от плиты, застыла с шумовкой наперевес. Так и простояла до конца разговора.

Собственно, Маша за все время телефонной беседы произносила в трубку только два слова: «да» и «хорошо». Не могла же она в открытую сказать Яну, что мама рядом и на страже. Да и не только это не могла она сказать, хотя хотелось многое. А Ян, как назло, пустился в долгие комплименты и жалобы на занятость, которая не позволила ему возобновить немедленно прогулки и встречи с прелестной девушкой. Так прямо и сказал: прелестной! Маша будто очутилась на седьмом небе от счастья, а в ответ могла произнести все то же тихое «да». И одновременно сжалось сердце – вдруг заинтригованная мама подойдет к параллельному телефону, как бывало в их семейной жизни уже не раз. Но видимо, шумовка в руке ограничивала передвижения Надежды Антоновны.

Ян все же почувствовал неладное, пусть и не задал вопроса о маме, и, назначив встречу, дал отбой. Маше оставалось лишь собраться с духом и повернуться лицом к Надежде Антоновне, стараясь не выдать смущения и волнения. Что соврать матери, все еще пребывающей в стойке гончей, Маша обдумать, конечно, не успела и надеялась на счастливую звезду и вдохновение.

– Кто это был? – спросила дочь Надежда Антоновна, продолжая игнорировать и плиту, и шумовку в руке.

– Куратор группы, – коротко ответила Маша и похвалила себя за находчивость.

– Что случилось? – Мама и не собиралась ограничиваться одним только вопросом. – Я же вижу – на тебе лица нет.

Вот незадача! А Маше казалось, что она смогла принять веселый и беззаботный вид. Плохая из нее актриса, но что поделать. Да и как тут притворяться, когда звонит самый, наверное, дорогой и долгожданный человек. Но придумать проблему – это не проблема, пошутила Маша про себя. Мало ли какие огорчения может обрушить на голову студента собственный его куратор. Тем более если он – она, и к тому же препротивная баба. Читает морали о пропусках и опозданиях, а сама, как ученый, полный ноль. Оттого и поставлена возиться с первокурсниками. И имечко у нее под стать натуре: Аделаида Гавриловна Штырько.

– Случилось... – Маша вздохнула с притворной, но выразительной скорбью. – Мне отказали в дополнительном компьютерном времени, хотя я так просила. Говорят, первокурсникам не положено.