Битва королев - Виктория Холт

Генри был повергнут в полную растерянность. В его голове возникали самые противоречивые мысли. Расстаться с Губертом для него было невозможно. Особенно сейчас, когда задуман великий поход ради отвоевания прежних английских владений во Франции.

Он решил, что лучшей платой Ричарду за покорность будет передача в его собственность французских земель, тех, что должны были отойти в приданое их матушке при новом замужестве.

В списке значились обширные владения на полуострове Бретань, а также пресловутая из-за своего легендарного богатства Булонь.

Ричард клюнул на приманку и явился на аудиенцию к брату. При встрече у братьев потеплело на душе. Неужели их глупая ссора завершится миром?

Ричарду нравился Генри, и причиной его раздражения была лишь зависть, что Генриху первому посчастливилось появиться на свет.

Они обнялись.

– Давай покончим с враждой, нам не о чем спорить, – предложил Генри.

– Только лишь о твоем милом Губерте, – ответил Ричард.

Генрих вновь опечалился. Он не мог обойтись без Губерта. По крайней мере сейчас.

Рождество решили отпраздновать в Йорке.

Джоанна, королева Шотландии, рада была вновь побыть в семейном кругу, ступить на родную английскую землю.

Она тайком призналась Изабелле и старенькой служанке Маргарет Биссет, что Шотландия никогда не станет ей настоящим домом.

– Там всегда сыро… даже летом. Я постоянно кашляю, и мне становится все хуже.

– Но сыро и здесь, в Йорке, и здесь дуют мерзкие ветры, – утешила ее Маргарет. – Ты закутывайся поплотнее, как мы все, и не дразни меня, старуху, глупыми рассказами. Ты выглядишь как наливное яблочко!

– О, Маргарет! Как ты меня подбодрила! – воскликнула Джоанна.

– А посмотри на Изабеллу! Она ли не спелый персик? А все потому, что я держу ее в тепле.

Маргарет старалась держаться бодро и веселить девочек, но вид и настроение юной шотландской королевы внушали ей тревогу.

И даже не тревогу, а дрожь… Она не одобряла династических браков. Они губят девочек, губят их женихов, склоняя их к разврату. Ей хотелось, чтобы обожаемые ею маленькие принцессы вышли замуж в подходящем для этого возрасте за достойных мужчин благородного происхождения, а не отправлялась неизвестно к кому в промозглую ночь, в какой-то сырой замок, где плетутся заговоры. Не раз она собиралась набраться мужества и изложить свою точку зрения Его Величеству. Но это было лишь бравадой, игрой ума, ведь король, выслушав ее, лишь посмеется над старухой.

Джоанне не терпелось узнать новости о сестричке Элеонор.

– Ты видела ее?

– Да, конечно. Эрл Пембрук доставил ее ко двору.

– Она… счастлива?

– Бедная крошка! – вмешалась в беседу сестер Маргарет Биссет. – Как было жестоко отдать ее в руки взрослому мужчине!

– С нами всеми… это случится, Мэг, – сказала Джоанна. – Мы обречены…

– Не сулит счастья женщине ее высокое происхождение, – вздохнула Мэг. – Но бедненькая Элеонор, ей совсем не повезло. Я даже не успела рассказать ей, как мужчина обращается с женщиной. Тебе, Джоанна, было легче. Ты пожила в чужих краях, повидала свет.

– Да, – сказала Джоанна, а сама подумала: «Лучше бы я не видела эти чужие края!»

– Ты хоть почувствовала сладость жизни… – продолжала Маргарет.

– Да, я почувствовала эту сладость, – кивнула Джоанна.

– Жаль, что твоя матушка заняла место, предназначенное тебе. Я слышала, что у нее многочисленное потомство и новая ее семья процветает, – болтала недогадливая служанка.

– Слухи верны, – сказала Джоанна и сжала губы в тонкую линию.

Как же она переросла прежнюю детскую комнату дворца, как ей стало смешно слушать наивную, а когда-то казавшуюся весьма мудрой и осведомленной во всех тайнах бытия Маргарет Биссет.

– Ты во всем права, няня, – решила польстить старухе Джоанна.

Маргарет, довольная собой, важно кивнула. Ведь девочки по-прежнему уважают ее. А это ли не лучшая награда за нелегкий труд воспитательницы принцесс? Надо только позаботиться и раздобыть снадобье от кашля для милой Джоанны, пока она вновь не исчезнет за этой страшной северной границей с варварской Шотландией.

Как им было хорошо вместе – двум сестрам, Джоанне и Изабелле! Жаль только, что третья сестра не присоединилась к ним.

Маргарет Биссет суетилась, доставляя девочкам любимые их угощения, и злилась на короля Генри, что он, поссорившись из-за пустяков с Уильямом Маршалом, не пригласил супружескую пару на рождественские праздники в Нортхемптоне. Как жаль, что Элеонор не встретится с сестричками!

Праздник Рождества Христова был таким замечательным, что Изабелла напрочь забыла, что ее скоро ждет замужество и она вынуждена будет покинуть родину. И она, и Джоанна вновь превратились в восторженных девчонок, которых радуют фейерверки, потешные рыцарские турниры и ярмарочные фокусники.

Они вернулись в свое блаженное детство, и Джоанне не хотелось вспоминать, что ей скоро придется вернуться в сумрачную Шотландию, а Изабелла отправится неизвестно куда, может быть, в пасть дракона.

Они весело и без умолку болтали, а Маргарет Биссет не могла нарадоваться, глядя на оживленных, таких дорогих ее сердцу девочек. Вероятно, она в последний раз видит их вместе. Детство их ушло, а взрослая жизнь разведет сестер на далекое расстояние, да и сама Маргарет не вечна.

Праздник длился долго, и было множество забавных затей. Самой интересной был «допрос с пристрастием» Его Величества короля. Каждый ответ Генриха толпа, собравшаяся на площади, выслушивала со вниманием, а в яростных, шумных спорах народ выносил приговор – солгал ли король или был честен. Конечно, заранее подбирались люди, задававшие вопросы, а смутьянов, желавших чем-то уязвить короля, оттесняли в задние ряды конные и пешие латники. И все же игра была опасной. Если английские простолюдины почуют, что король лукавит, горе такому королю, пусть даже вопросы только шуточные.

Если бы не было возмущения баронов и размолвок с младшим братом, Генрих со спокойным сердцем прошел бы это испытание. Ему не раз приходилось участвовать в подобной праздничной забаве, правда, не в присутствии сестер.

«Народные представители» выкрикивали подготовленные вопросы, и ответы на них король заучивал заранее. Но теперь что-то мрачное исходило от многолюдной толпы, собравшейся на рыночной площади Йорка. Может, всем уже до смерти осточертел алчный министр Губерт де Бург, а короля – молодого и красивого – меньше стали любить?

«Как тяжело нести корону на голове! – размышлял Генрих. – Но как страшно ее лишиться! Поэтому надо улыбаться этому неблагодарному народу, веселить весь этот сброд, будто ты ярмарочный паяц».