Да – тогда и сейчас - Мэри Бет Кин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно тогда Фрэнсис понял, что девочки больше похожи на Лину, чем на него.
Увидев Энн Стенхоуп посреди кухни, он, как ни странно, совсем не удивился. Немного испугался, но не удивился, словно давно ждал чего-то подобного. Не судьба ему отделаться от Энн Стенхоуп. Неизбежное произошло, и Фрэнсис не чувствовал ничего, кроме усталости.
Энн украдкой разглядывала его, изучая дело своих рук. Фрэнсис пожалел, что взял с собой трость.
В кухне появился недовольный Фрэнки.
– А как же мороженое? – спросил он, надув губы.
У Энн душа ушла в пятки. Не хватало еще начинать общение с внуками с обмана. Она не знала, как поступить. Может быть, Фрэнсис поедет с ними? Она повезет их всех, они посидят в «Карвеле» и съедят по вафельному рожку, как старые друзья?
– Я обещала съездить за мороженым, если они съедят ужин. Кейт разрешила, – объяснила Энн.
– Фрэнки, – дед наклонился к внуку. – Там проливной дождь. Не думаю, что это хорошая идея. Зато смотри, что я принес.
Фрэнсис достал из кармана два ирландских батончика из домашних запасов Лины. Фрэнки сначала не хотел идти на сделку, но против манящего зова «Кранчи» все же не устоял.
– В следующий раз с тебя мороженое, – строго сказал он Энн.
Дети съели по батончику и пошли наверх чистить зубы. То был лишь первый шаг в сложном многоэтапном процессе укладывания в кровать. Фрэнсис подумал, что Энн воспользуется моментом и ускользнет, но вместо этого она подошла к нему.
– Как можно попросить прощения за то, что я сделала? Я правда не знаю.
Фрэнсис опешил. Хороший вопрос. Он не ожидал, что Энн решится его задать.
– Поэтому я никогда и не пыталась. Я не знаю, с чего начать.
Ее акцент с годами почти исчез. Как и его, наверное.
Он ждал, что она станет оправдываться. Винить во всем Брайана, или свою болезнь, или что-то еще. Но нет. Дети спустились вниз и потребовали почитать им книжку. Энн взяла на себя Молли, а Фрэнсис занялся внуком, который сам любил читать дедушке вслух. Фрэнсис налил воды в стакан, принес бумажные носовые платки, и они занялись обсуждением важных вопросов. Пока Фрэнки рассуждал о том, кто победит, если акула нападет на косатку, Фрэнсис думал о том, как странно находиться под одной крышей с Энн Стенхоуп. Ему было трудно поверить, что это действительно она. Он запомнил Энн высокой, полной сил женщиной. Она собирала волосы наверх, любила яркие цвета и была, если подумать, настоящей красавицей. Теперь перед ним было совершенно бесцветное существо, усохшее настолько, что влезла бы в одежду Фрэнки. В конце концов Фрэнсис спустился в кухню и стал ждать.
Вскоре на лестнице раздались шаги.
– Знаешь, – сказал Фрэнсис, когда они сели за стол. – Мне всегда казалось, что людям надо помогать, но после той ночи я сильно изменился. Тогда я испугался, что кто-то из вас пострадает. А потом начал думать, что не стоило мне вмешиваться. Надо было просто позвонить в полицию и ждать, как гражданский. Оставить Питера на ночь у нас, и пусть бы вы там делали что захотите. Пусть бы даже ты убила Брайана или он тебя. Боюсь, вернись я после ранения на службу, я стал бы плохим полицейским. Так и ждал бы, пока кого-то убьют, прежде чем вмешиваться.
– Нет, я так не думаю, – сказала она.
Они долго молчали.
– В Ирландии один учитель посоветовал мне с кем-нибудь поговорить, – начала Энн. – У меня умерла мама, и вообще было плохо.
– И с кем ты поговорила?
– Он сказал поговорить со священником. Дело было в шестидесятые.
– А, понятно.
– Я поблагодарила за совет, но говорить не стала. Это был тот самый священник, который не позволил похоронить маму возле церкви. С какой стати мне было раскрывать перед ним душу? Маму закопали у ограды церковного кладбища, в неосвященной земле.
В родном городе Фрэнсиса был похожий случай. Местный священник запретил хоронить самоубийцу на кладбище. Беднягу закопали неизвестно где и больше о нем не говорили. Его смерть как будто осталась незамеченной. Только мать Фрэнсиса отнесла вдове дюжину крестовых булочек.
– В Америке, когда я потеряла ребенка, мне тоже нужно было с кем-то поговорить, но я не стала.
– Ну, тогда так было не принято.
– Уже многие так делали.
– Кто-то, может быть, и делал, но не мы.
– А ты с кем-то говорил после того, что случилось? – спросила Энн.
– Нет, конечно. Даже в голову не пришло. Я понятия не имею, где искать таких докторов.
– А Питер?
– Сомневаюсь. Разве что с психиатром из департамента после недавнего случая. Но это совсем другое.
– Теперь придется. Если он поехал туда, куда мы думаем.
Они сидели в тишине, слушая, как дождь стучит в дверь и окна.
– Слушай, на свете полно людей, которым нужно с кем-то поговорить, но они не говорят, и они ни в кого не стреляют.
Энн подняла на Фрэнсиса глаза, словно спрашивая, обвиняет он ее или прощает. Догадаться она не могла.
– В тот вечер ты не понимала, что делаешь. Как и я сам.
Прощена. Энн закрыла лицо руками и отвернулась к стене. Фрэнсис подумал, что сделала бы на его месте Лина, но не смог заставить себя похлопать Энн по спине или налить ей чаю. Он снял с нее толику вины – для одного вечера достаточно. Сказать по правде, Фрэнсиса не меньше Энн удивило собственное великодушие. Он отошел к окну, чтобы дать ей побыть наедине с собой.
Много лет он чувствовал себя обязанным ее ненавидеть, но теперь ненависть ушла, внезапно осознал Фрэнсис. Осталась только жалость. Эта женщина потеряла почти все. Фрэнсис ничего не знал о том, как Энн жила все это время, но почти видел, как одиночество сочится из пор ее кожи, обволакивает ее коконом. А у Фрэнсиса были три дочери, к которым он мог прийти в гости в любой момент, семеро внуков и Лина. Когда в начале лета он упал во дворе, все четыре были на месте через час и устроили целый консилиум, решая, везти ли его в больницу. А если бы упала Энн?
Фрэнсис облегчил ее бремя – и свое тоже. Он сказал Энн правду.
