Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников

class="p1">При этом и Валентин не остался в стороне от этих, наконец-то, разумных размышлений Ромыча, в которые он внёс от себя и про себя немного драйва и интриги.

– Уважаемая редакция, надежда только на вас, – это потому, что я человек либеральных жизненных устоев и принципов, и мне противен подход к делу моего установления путём обращения в правоохранительные органы (я их на дух не переношу, как и они меня), – найдите меня, я потерялся в этом мире полном соблазнов! – Заскочив в редакцию на всём ходу, так себя громко обозначил бродяга по надуманному Валентином. А когда к нему со всем вниманием отнеслись люди из редакции, то они по его босиком ногам утвердились в том, что в его словах есть своя правда.

Правда люди из редакции все люди большой стойкости к новостям, – они ежедневно с ними не только сталкиваются, а это их работа делать и освещать новости, и у них выработался свой иммунитет к ним: они безнравственно бессердечны, – и они, а в частности редактор газеты, с долей иронии смотрит в упор на грязные ноги этого очередного проходимца, наверняка решившего их как-то обдурить, да и с откровенным пренебрежением к простой обходительности и само собой к деловой этике (он не совсем деловой человек и ему не по карману так себя вести), не просто интересуется у этого, в его глазах точно проходимца, а прямо намекает ему на некоторые его особенности своего поведения, которые обычно и приводят поутру вот таких как он невоздержанных людей в такое раздетое состояние.

– И на что вы такое соблазнились, чтобы так сейчас эффектно выглядеть? – И редактор газеты, как бы не пытался своей иронией подчеркнуть свой интерес к такому состоянию проходимца, он всё равно не смог ею прикрыть стоявшую в его глазах зависть к такому своеволию и безрассудству мысли проходимца, который в отличие от него смог себе всё это позволить, а вот он не смог, зажатый всеми своими обстоятельствами жизни приличного, с кредитами человека, удерживающих его в рамках благопристойного гражданина и отца семейства.

А проходимец в своей манере поведения, и он ничего такого саркастического в редакторе газеты не замечает, а искренне надеясь на то, что его доводы отчаяния будут приняты во внимание, начинает тут размышлять вслух о том, что с ним приключилось и могло привести к вот таким последствиям. – Возможно, я на что-то такое удивительное соблазнился, – а такое вполне вероятно, как я по себе чувствую: всё меня вокруг соблазняет, – и в результате стал жертвой своей любознательности, и никак иначе. – Достаточно смело так к осмыслению себя подошёл проходимец. Что не может не вызвать уважения у того же редактора. А он, между прочим, тоже живёт в таком же, полном соблазне мире, и каждый день сталкивается на своём пути с размышлениями по этому поводу. – Соблазниться что ль хоть раз в жизни с корректором Анжелой, или на худой конец с уборщицей бабой Зиной.

Но редактор всё это и в том числе тот один, даже для него невероятной мысли соблазн, держит про себя, стиснув зубы, и не спешит распускать слюни и руки в сторону корректора Анжелы, даже тогда, когда всё этому способствует, и тем самым показывает себя человеком стойких убеждений и гражданской грамотности. Так что у него определённо сложилось предвзятое отношение к этому баламуту мысли, проходимцу, кто себя ни в чём не сдерживает, а потом бежит к нему ещё жаловаться.

– Да была бы моя воля! – а дальше звучит многоточие, очень страшное своей недоговорённостью и мыслями редактора. Который, как человек только про себя волевой, конечно, умолчал до какого греха могла бы довести его воля, и он дабы быть корректным с этим проходимцем, зашифровано тому, через вопрос: «А где всё-таки ваши носки? И как вам без них, не дует?», указал в сторону дверей. И пока проходимец соображал, что всё это может значит, и на самом ли деле тут за его здоровье беспокоятся, он был выведен охраной под рученьки вон отседова.

– Ладно, идём. – Стряхнув с себя все эти надумки и выдумки, сказал Валентин и выдвинулся вперёд. Ну а там их вначале ждёт свой переход по широкому фойе, затем по лестнице вверх (лифт используют только новички и дилетанты в сыскном деле, ну и сами объекты слежки), где к полнейшей для себя неожиданности чуть не наталкиваются на провал всего своего этого последовательного дела, а именно на самого бродягу. Но лишь то, что бродяга находился в состоянии отстранённости от действительности, – он, присев спиной к стеночке, ещё больше был в состоянии отгороженности от своей сознательной реализуемости (глаза за стекленели в обездвиженности), растерян и не в самом себе, чем до захода сюда, – скорей всего, и не позволило ему их увидеть и осознанно зафиксировать в своей памяти.

И прежде всего Валентин, быстро сообразил, что к чему, да и, прихватив Ромыча, быстро дальше и в сторону…Вон того закоулка. В который они заныривают и начинают красноречиво взглядами рассуждать о том, что тут опять такое случилось, что их клиент опять для себя потерян. Что совсем не сложно понять, если учесть то, с какой целью и куда он здесь пришёл.

– И что здесь может быть не так? – всё это сообразив у себя в уме, Валентин задался вопросом больше, конечно, к себе. А вот Ромыч так не подумал, и решил, что это к нему за советом обращаются. – Не так его там встретили, как он себе на представлял. – Со свойственной себе самоуверенностью заявил Ромыч. А вот Валентину крайне интересно знать, откуда у Ромыча такие мысли, и с чего он это всё взял. С чем он и обращается к Ромычу. – И чего он, по-твоему, ожидал здесь встретить?

А Ромыч вот чего-то на этот счёт как-то не подумал, а может и не сообразил, что Валентин проявит дальнейший интерес к его мысли. Но интерес к нему проявлен и Ромыч, как сумелось, так и сообразил ответить. – Он ожидал, что его здесь ждут, а его, как оказалось, и не ждут вовсе. – И как неожиданно оказалось, то Ромыч чуть ли не попал в точку.

Так Валентин вдруг озаботился тем, чтобы проверить эту версию Ромыча, и для начала выглянул из-за угла. После чего оборачивается к Ромычу, говорит ему, чтобы он его тут обождал, и шмыг наружу. А Ромыч стоит, как человек поставленный перед фактом своей потери субъектности, то есть вторичности, и сообразить сразу не может, что на счёт происходящего подумать. А когда момент