Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что шаг за шагом, прописанном во всё том же алгоритме поведения людей на всё забивших (но только вчера), приводит его вначале в кусты, где он привычке всамделишного интеллигента, чтобы не обмочить чужие ботинки, уединяется с самим собой для природного характера отношений опять же с самим собой (и в этом нет ничего претенциозного), а затем по выходу из кустов, с философским взглядом на мир вытирая ногу о ногу, где бродягу озарило откровение, – вот для чего на самом деле нужны ботинки, – он приходит к тому, что не знает, что дальше делать и куда идти себя отыскивать. А то, что он потерялся и притом вообще, – он не знает, как он здесь очутился, кто он такой и почему-то его гложет вопрос: «Где мой плеер?», – то это единственное, что в нём не вызывает сомнений.
Так что имея в своей душе столь внушительный запас неустроенности и беспокойства, не трудно понять, почему так его пошатывает и бросает в разные стороны. Но сесть обратно на скамейку он больше не решается, подозревая за ней наличие неких магических сил, которые его мигом заговорят теплотой своих отношений к его заду и как только он расслабится и ослабит внимание, то опять его убаюкают в усталости на скамейке, а ему потом опять просыпайся и удивляйся тому, где это он.
– Нет уж, никакой отсрочки на правду. И я готов принять свою реальность такую, какая она есть! – бродяга решительно отверг приглашение скамейки на неё присесть, – да только на чуть-чуть, чтобы набраться сил (может всё-таки присесть?), – и посмотрел по сторонам, чтобы выбрать для себя направление дальнейшего движения. Ну а только он посмотрел по сторонам, то тут же наткнулся на препятствие в виде двух тяжёлых типов, при виде которых сразу невольно себя спрашиваешь: «И как таких земля ещё носит на себе?», и тут же себе отвечаешь: «Вот они и присели на лавку, чтобы дать некоторую передышку земле».
Но это не самые первостепенные вопросы, которые пришли на ум бродяге, хотя по очереди и первыми пришли ему на всё тот же на ум. А сейчас, как только он обнаружил перед собой этих, честно надо признаться, испугавших и расстроивших его типов, то он отчего-то обнаружил некую связь между своим обнаружением себя именно здесь и в таком разобранном положении, и этими типами. А это рождает собой тревожные вопросы насчёт своего дальнейшего будущего.
– Если они ещё здесь, то чего им ещё от меня надо? – сглотнув комок страха от такой своей дерзости взгляда в сторону этих суровых типов, маловразумительно притворяющихся, что им совершенно неинтересно то, что делается в той стороне пространства, где находится он, задался вопросом бродяга. А как задался, так и принялся в себе осматривать то, что может представлять ценность для таких хмурых типов. Но им ничего такого в себе особенно ценного не обнаруживается, а проклятый плеер тоже куда-то запропал (да что ещё за плеер?), и бродяга, продолжая держать под визуальным контролем этих типов, вот вдруг что себе тут надумал. – Пойду к ним, и напрямую спрошу, что им от меня надо. Хуже уж точно не будет. – После чего ещё раз обдумал это своё, пожалуй, не только не простое, а с элементами геройства решение, и собравшись с духом, выдвинулся навстречу такому страшному неизвестному.
А как сделал шаг навстречу этому своему будущему, то, споткнувшись на ослабевших от сна на скамейке ногах, сразу понял, как тяжёл будет его путь к правде на свой счёт. Но возвращаться уже, наверное, слишком поздно – те двое громил вдруг его заметили и свои страшные лица в его сторону поворотили, и теперь изучающе и чуть ли не в упор на него смотрят, и вроде как соображают над его тут вдруг появлением. И судя по их нисколько неизменившимся в своём хладнокровии физиономиям (лицами их называть, будет уж слишком), то бродягу ожидает очень и очень непростой разговор с ними. Ну а быть ими понятым, то это, пожалуй, недостижимое желание бродяги.
Ну а бродяга, как на всё это дело посмотрел, так начал малодушничать. – Но тогда какой смысл к ним подходить, и их собой беспокоить? – рассудил бродяга, прямо чувствуя, как его ноги вросли в землю и их оттуда и не сдвинешь. – Вон они как выглядят занятыми и деловыми, и явно, здесь не просто так сидят и прохлаждаются, а они тут затеяли крайне важное дело. – А вот эта мысль уж совсем не понравилась бродяге, в момент догадавшегося, что это за дело и кого оно в первую очередь касается. – Что ж, раз выхода отсюда другого нет, – тяжело вздохнув, подумал бродяга, всё же краем глаза не забыв посмотреть по сторонам, где, может быть, всё-таки имеются другие пути отхода отсюда. Но видимо там ничего из ожидаемого бродягой не было, и он завершил незаконченную мысль, – то надо идти.
И теперь он уже не перебивал свой путь до этих жутких типов на скамейке, а как с невыразительным желанием выглядеть сноровисто шёл, так и дошёл напротив этой скамейки, где и остановился – он сделал вид, что идёт мимо, а когда сравнялся с этими типами на скамейке, то вдруг спохватился, вспомнив крайне важную для себя вещь, которая ему сейчас прямо и в край понадобилась.
– Есть закурить? – бродяга и сам охренел, когда осознал, что он только что сейчас спросил у этих типов. А они, надо отдать должное такому неожиданному со своей стороны ходу бродяги, и сами присели в осадок, такое в свой адрес услышав. И не где-нибудь в общественном, заполненного до предела людьми месте, а в такой глухомани, в которой задаваться именно вот такими вопросами, какими сейчас задался бродяга, решительно не стоит, а если и кому так с тебя спрашивать, то людям более чем авторитетным, как раз вот таким, как эти двое громилы. И это они, и только они, обладают прерогативой задаваться вот
