Deng Ming-Dao - ХРОНИКИ ДАО

Всю нашу жизнь мы зависим от этого физического кокона. Мы любим этот сосуд из плоти и крови, это сложное средство передвижения. Этот кокон украшают и балуют, его разрушают болезни и насилие; он поддерживает свое существование, потребляя тела других существ; он вступает в соитие, иногда чистое, иногда грешное. В молодости мы восхищаемся его силой; в старости мы обвиняем наш собственный сосуд в предательстве. Но так или иначе, за время своей жизни мы убеждаемся, что заключены в тюрьму из постепенно разлагающейся груды мяса и костей.

Даосам удалось раскрыть потенциал человека. Они нашли, где сосредоточены людские силы и плодовитость. Они обнаружили способы трансформировать и направить эту жизнеспособность таким образом, дабы то, что было бессмертным всегда, – осколок духа, несущийся сквозь тысячелетия существования вселенной, – мог освободиться от своей физической оболочки. Сохранить физическое тело до того момента, когда бессмертная душа в целости и сохранности будет готова покинуть его, – вот в чем заключался смысл медитации Золотого Зародыша.

 Он родился заново, познав рождение и созидание. Но жизнь без смерти ничего не стоит, и как раз в момент истинного познания жизни Сайхуну пришлось познать и смерть.

Стояла поздняя осень. Недавно прошло осеннее равноденствие. Три путника направлялись к Маошань, в провинцию Цзянсу. В горах монахи набрели на тихую, уединенную пещеру. Дважды в день, по утрам и вечерам, по горным ущельям и перевалам медленно катилась волна тумана. Словно атмосферный океан струился между скалами, закрывая от глаз происходившее внизу. Кроме трех монахов, других людей на этой одинокой вершине не было. Вокруг пели птицы, где-то неподалеку тихо журчал ручей, да легкий ветерок ласкал оголенные остовы деревьев. Сайхун взглянул на своих наставников: на лицах у стариков застыло выражение умиротворения.

– Скоро наступит час, – сказал Изящный Кувшин, – когда мы покинем ЭТОТ Мир.

 – Кто знает, сколько времени мы бродили по этой пыльной земле, – добавил Хрустальный Источник. – Жаль, что ее очарование настолько хрупкое.

– Пойди вниз, в город, и купи съестного, – продолжил между тем Изящный Кувшин. – А потом приготовишь для нас погребальный костер.

 Почтительно поклонившись, Сайхун послушно направился в город. На душе у него было неспокойно. На Хуашань он видел, как другие мастера покидают свое тело; ему даже приходилось быть одним из учеников, собравшихся для того, чтобы почтить одно из наиболее выдающихся свершений, доступных даосу. Но ни разу это не был его мастер-учитель, так что Сайхун не испытывал при этом особых переживаний. Теперь же, столкнувшись с неизбежным уходом Изящного Кувшина и Хрустального Источника, он запаниковал.

Два старых монаха собрались умирать. Несмотря на то что за всю свою жизнь Сайхун научился воспринимать обыкновенную смерть как обыкновенное изменение, а духовную смерть – как вознесение в высшие сферы сознания, его вдруг охватило чувство одиночества. Они собирались покинуть его, предоставив ему самому идти дальше, лишая его своих наставлений, которые всегда давали ему полную уверенность в правильности любого дозволенного мастером действия. Он даже привык к мысли о появлении в его жизни новых мастеров – фактически, он никогда не был свободен от подобной структуры отношений – даже его мятежные выходки были непосредственно связаны с определенным авторитетом, против которого он пытался восстать. Что же он будет делать без них? – не на шутку задумался Сайхун. Может, вернуться в Хуашань? Или в оперную труппу? К Ван Цзыпину? Ни один из вариантов не нравился ему, но инстинктивно он чувствовал: как бы ни сложилась дальнейшая жизнь, он всегда останется верен пути духовности. Все остальное было преходящим и непостоянным. Даже потом, когда Сайхун рубил дрова и складывал погребальный костер, он размышлял о том, что все созданное руками человека неизбежно обречено на окончание.

Утро назначенного стариками дня выдалось холодным и туманным. Они сидели в пещере и медитировали. Чувствуя приближение конца, Сайхун посмотрел на их фигуры в багровых отсветах костра. Изящный Кувшин, худой, но прямой, словно струна, выглядел более старым и морщинистым. В свете костра его тонкие седые волосы казались огненной шапкой,- зато глаза, как всегда, сверкали, словно прозрачные, загадочные алмазы. Хрустальный Источник смотрелся более по-земному. Он бесстрастно глядел куда-то сквозь вход в пещеру, сохраняя спокойный, даже героический облик. Сайхун снова поразился мысли, что буквально через несколько часов оба старика будут мертвы, и задумался, что они чувствуют, созерцая свое путешествие в непознанное.

– Мудрый знает, как послать свою душу в великую пустоту, – прошептал Изящный Кувшин. – Он уже видел высшие планы бытия. Поэтому, когда наступает время смерти, он твердо нацеливает свой разум в то место, где он хочет оказаться потом. Тогда после смерти его душа отправится именно туда.

– Но у обыкновенного человека все три его сущности оказываются распыленными, -продолжил Хрустальный Источник. – Они снова вовлекаются в бесконечное вращение колеса жизни и опять возвращаются в новой форме – к сожалению, снова в этот земной ад. Не забывай о необходимости совершенствоваться, ибо только так ты сможешь освободиться от плана твоего смертного существования.

– Ты еще молод, – сочувственно произнес Изящный Кувшин. – Жаль, что мы не встретились раньше. Ничего не попишешь: пришло наше время. Продолжай идти по своей духовной тропе. Возвращайся к своему мастеру в Хуашань – он будет заботливо и по-доброму направлять твое развитие.

– Не огорчайся из-за того, что мы уходим, – сказал Хрустальный Источник, заметив, что глаза Сайхуна покраснели. – Это ведь только наша физическая оболочка. Это вроде одежды, которую мы сбрасываем. От этого наша истинная сущность, чистая и сияющая, просто выйдет на свободу. Не грусти, лучше порадуйся нашей победе.

– До свидания, – произнес Изящный Кувшин и легко смежил веки.

– До встречи на той стороне, мой мальчик! – эхом откликнулся Хрустальный Источник. Он ободряюще улыбнулся Сайхуну и тоже закрыл глаза.

Сайхун посмотрел на два неподвижных тела. Он знал, что за внешней неподвижностью оболочки происходит активное движение. Внутри каждого из старых мастеров сейчас мчался вверх к основанию черепа поток энергии, гораздо более мощный, чем они когда-либо демонстрировали в своей жизни. Их тела медленно растворялись в ночи. Артерии превращались в спокойный водоем; внутренние органы прекращали свою работу и высыхали. Нервы теряли чувствительность. Каждая частица жизненной силы подтягивалась кверху и надежно запиралась там. Тело приходило в упадок. Зато в голове сосредоточилось само солнце. Все три сущности превратились в одну и ждали, пока в результате мощного слияния душа устремится прочь.

Наблюдая за двумя даосами, Сайхун не видел ничего этого. Но он знал, что весь процесс занимает около двадцати минут. С волнением вглядываясь в лица мастеров, он решил подождать в два раза больше. Ушли ли они из жизни? Или просто пребывают в неподвижности? Все это время он мысленно повторял себе, что еще ему предстоит сделать, будто надеясь, что это как-то придаст ему уверенности.

Наконец, он поднялся, чтобы проверить, но не обнаружил ни дыхания, ни пульса. Мастера умерли. Они превзошли рамки жизни, скончавшись сверхчеловеческой смертью. Может быть, им даже удалось перехитрить сам космический цикл. Сайхуна оставили на земле с одними только воспоминаниями о двух необыкновенных жизненных путях. Теперь он был совершенно незащищенным перед ранами, обидами, несчастными случаями, болезнями, ударами судьбы и слабостями характера. Он ощутил себя потерявшимся ребенком, которого оставили в доме в окружении не совсем понятных предметов и без сопровождения взрослых.

; Его учителя ушли, предоставив ему самостоятельно справляться со своей собственной физической и духовной уязвимостью. Без всяких напыщенных слов они передали ему ответственность не только за собственное существование, но и за возможность преодолеть условности этого существования.

показали ему способ преодолеть условности смерти не ради того бурлеска которым являлась религия, но во имя его собственных мотивов. Он знал, что теперь ему придется самому решать свои проблемы, справляться с трудностями и болезнями, противостоять каждому моменту своего тщедушного, словно у слепня, земного существования до тех пор, пока и он не получит цраможность покинуть этот мир в одиночестве и чистоте.

Сайхун сел. Он стремился впитать в себя каждое ощущение этого момента, оставить в душе свидетельство происходящего. Внезапное чувство своей смертности вызвало у Сайхуна инстинктивную дрожь. Он вновь взглянул на двух даосов: теперь они казались немного меньше ростом и уже не такими похожими на людей. Вместе с горящими свечами и курившимися благовониями пещера вообще обрела вид крохотного горного храма, где на воображаемом алтаре возвышались две неподвижные и невозмутимые фигуры. Два года он был с ними, но за все это время он узнал об их судьбах не больше, чем в первый вечер знакомства. Старые монахи так и остались для вето загадкой. А теперь они ушли, не открыв ему ничего нового о себе, оставив наедине с сотнями вопросов без ответа.