Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья - Николай Борисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Над домами Ивановского витает дух скромного, но достойного единообразия. Можно думать, что проект поселка разработали весьма квалифицированные архитекторы, знакомые с традицией «образцовых фасадов» первой половины XIX века. Стилистика строга и аскетична. Все постройки — каменные, оштукатуренные и выкрашенные в белый цвет. Перед общественными зданиями — липовые аллеи, вазоны с цветами, скульптуры пионеров и пионерок и даже фонтан с играющей девочкой посредине. Территория поселка расчерчена пересекающимися под прямым углом широкими асфальтированными улицами с пешеходными дорожками по сторонам.
Разработка «кладовых солнца», как называл М. М. Пришвин здешние торфяные болота, давно прекратилась. Оставшиеся без работы торфяники торгуют мягкими игрушками на обочине Ярославского шоссе. Местные власти из последних сил поддерживают благоустроенный вид поселка. И все же разруха в делах и головах берет свое. Первыми ее жертвами стали выкрашенные серебряной краской скульптуры. Одной отбили нос, другой отломали руку, третью раскрасили масляными красками…
В этом образцовом социалистическом поселке испытываешь странное чувство «выпадения из времени». Это своего рода ВДНХ в миниатюре, несбыточный Город солнца Томмазо Кампанеллы.
Проворный журналист может собрать здесь целую коллекцию реликтов советской эпохи (109, 75). Да, все это было, было, было… И «победивший социализм», и «развитой социализм», и «реальный социализм», и, наконец, «распродажа советской империи». Но была и отчаянная мечта о социализме — спустившемся на землю горнем Иерусалиме, царстве вечной справедливости, где не будет ни больных, ни нищих. Мечта, ради которой люди шли на смерть под красными знаменами революции.
Прошло уже два десятилетия с тех пор, как Россия сошла с вымощенного сталинским булыжником «ленинского пути» и покатилась куда-то вбок по отчаянному бездорожью. Но однорукий пионер все шагает по Городу солнца, зажав книжку Кампанеллы в уцелевшей руке…
* * *Большое село Погост (недавно переименованное в Перелески) далеко растянулось вдоль шоссе, соблазняя проезжающих своим стеклянно-бетонным магазином во вкусе 70-х годов и разукрашенным «в русском стиле» кафе. Но делать тут, в сущности, нечего. Разве только подивиться странной прихоти местных жителей, пожелавших сменить древнее, как сама Русь, название Погост (место, где собираются «гости» — торговцы, купцы) на безликое название Перелески…
Справа от дороги, на высоком берегу речки Каменки, белеет Никольская церковь (1766). Непритязательные вкусы ее строителей отразились и в упрощенных формах барочных наличников, и в бисерном пятиглавии на вспухших сводах, и в тяжелом, расплывающемся в пристройках силуэте. Но все эти недостатки отступают перед тихим очарованием старых берез, длинные ветки которых свисают почти до самой земли. Подобно тому как врастает в ствол дерева железный гвоздь, так и Никольская церковь за два с половиной века своего существования прочно вросла в этот левитановский пейзаж.
За Слободкой — деревня Кулаково, которая упоминается в истории Смутного времени. Здесь был ночлег Марины Мнишек и ее свиты, направлявшихся из Ярославля в Москву в ноябре 1608 года (53, 128).
Впереди — старая граница Владимирской и Ярославской губерний. Здесь еще недавно стоял старый пограничный знак — каменный столб, украшенный гербами губерний: ярославским медведем с секирой и владимирским львом.
Итак, отсюда мы едем по Ярославской губернии в ее исторических границах. А потому имеет смысл коснуться душевных (или, как сейчас говорят, ментальных) особенностях ее жителей. Вот несколько суждений на сей счет ярославских писателей и краеведов.
«Коренные ярославцы — народ красивый, среднего роста, отличается ловкостью, предприимчивостью, проворством и живостью движений; ярославец не боится труда и работы, охотно берется за все и во всем выказывает сметливость» (91, 50).
«Крестьянина ярославского вообще можно назвать сметливым, рассудительным, предприимчивым в отыскании труда, не разбирающим расстояния быть за десятки верст или за тысячи от родного края. Во всех манерах и словах он всегда бывает вежлив и осторожен. Здешние жители знают чуть ли не всю Россию. Многие сами прошли ее вдоль и поперек..» (129, 72).
«Ярославца не очень держит его земля, но его размывает и разносит повсюду вода» (62, 11).
«Вообще честностью ярославский крестьянин похвалиться не может» (129, 73).
Склонность ярославцев к движению, способность к самобытному взгляду на мир во многом объясняют, почему именно здесь, на Ярославской земле, возникло знаменитое согласие «бегунов», или «странников». Этот радикальный толк беспоповского направления в старообрядчестве имел своей тайной столицей село Сопелки близ Ярославля. Следуя примеру апостолов, «странники» всю жизнь проводили в скитаниях, проповедуя свое вероучение. Их главное правило гласит: «Аще кто вопросит: откуда? Ответствуй: града не имею, но грядущего взыскую» (38, 19).
* * *И снова потянулись по сторонам дороги сырые и темные леса. То тут, то там по канавам стеной встают гигантские зонтики «сахалинского борщевника» — ядовитого мутанта, хищного детища хрущевских селекционеров. В разрывах леса мелькают серые деревеньки и похожие на марсианские города заброшенные колхозные фермы. Изредка, словно забытый, подарит белой цифрой на синей табличке верстовой столб. Всё знакомо, обыденно, грустновато…
Петровск — так сказать, «эмбрион города», не развившийся в полноценный организм. На его главной площади — соборного типа храм Петра и Павла (1783). Рассказывают, что его построили по личному распоряжению Екатерины II (183, 556). К числу городских атрибутов относятся и двухэтажные «присутственные места» с характерными барочными рамками наличников.
Тема «народ и царь» в России поистине неисчерпаема. Автору этих строк доводилось слышать от местных жителей воспоминания о том, как в 1912 году император Николай со всем семейством останавливался здесь на пути в Ростов. Старушка говорила об этом так увлеченно, словно видела все вчера. Образ государя, четырех его дочерей и носимого на руках больного царевича Алексея остался в ее памяти как самое яркое воспоминание жизни. Царская семья стояла на крыльце собора, а облаченные в красные мундиры офицеры свиты не подпускали близко переполненный верноподданническими чувствами народ…
От Петровска сельская дорога уходит на восток в сторону села Годенова, где в местной церкви хранится древнее деревянное Распятие — так называемый Годеновский крест. Молва о чудесной целительной силе этого креста привлекает не только окрестных жителей. На дороге к святыне нередко можно видеть машины с московскими номерами.
Выезжая из Петровска в сторону Ростова, трудно не остановиться посреди красивой и светлой березовой рощи на склоне холма. Рассказывают, что этот вид пленил самого Н. А. Некрасова, ездившего по дороге в свое ярославское имение.
Петровская роща знаменует начало самой красивой части пути. Это уже былинная Ростовская земля. Леса исчезли здесь еще в незапамятные времена, уступив место разноцветным холстам полей и лугов. На всем лежит печать какого-то южного, степного раздолья.
Цветущий вид этих мест вызывает в памяти одно место из записок английского путешественника Ричарда Ченслора, проехавшего из Архангельска в Москву в 1553 году.
«Москва находится в 120 милях от Ярославля. Страна между ними изобилует маленькими деревушками, которые так полны народа, что удивительно смотреть на них. Земля вся хорошо засеяна хлебом, который жители везут в Москву в таком громадном количестве, что это кажется удивительным. Каждое утро вы можете встретить от семисот до восьмисот саней, едущих туда с хлебом, а некоторые с рыбой. Иные везут хлеб в Москву; другие везут его оттуда, и среди них есть такие, которые живут не меньше, чем за тысячу миль; все их перевозки производятся на санях. Едущие за хлебом из столь отдаленных местностей живут в северных частях владений великого князя, где холод не дает расти хлебу — так он жесток. Они привозят в Москву рыбу меха и шкуры животных; в тех местностях количество хлеба невелико» (8, 72).
Окрестности Ростова дышат глубокой стариной. Ростовские легенды, собранные (а отчасти и вымышленные) в середине XIX века местным крестьянином А. Артыновым, знают имена Владимира Мономаха и киевских богатырей. Родом из Ростова был один из васнецовских «трех богатырей» Алеша Попович.
Чтобы почувствовать красоту ростовской котловины, не пожалеем времени и свернем с шоссе по узкой, но асфальтовой дороге вправо, в сторону старинного села Скнятинова. Для каждого, кто хоть немного знаком с древнерусским языком, это имя — как сертификат антиквара. Наши предки любили переделывать непривычные для слуха греческие имена на свой, славянский манер. Так Георгий превратился в Гюргия, а затем и в Юрия. Имя Константин произносили как Стяньтин, Косьтяньтин или Скнятин. Таким образом, Скнятиново — это «обрусевшее» Константинове. Учитывая историю села и его расположение на вершине холма, можно полагать, что имя свое оно получило от знаменитого князя Константина Ростовского, старшего сына Всеволода Большое Гнездо. В истории Ростова этот князь сыграл примерно такую же роль, как Долгорукий — в истории Москвы.
