Шкатулка с бабочкой - Монтефиоре Санта

— Я так нервничаю. Кажется, мне сейчас станет дурно, — хрипло выдавила она из себя. — Я не знаю, что говорить.

— Не будь смешной, — резко сказала Молли. — Ты обязательно найдешь что сказать. То, что он красавчик, вовсе не делает его отличным от прочих людей. Может быть, он тоже нервничает.

— Расслабься, Феде, — подбодрила ее Эстер. — Позволь ему тебя развлекать. Именно так мне говорила мама.

— Он чертовски хорош, — вздохнула Молли, зажигая сигарету и сожалея, что он познакомился не с ней. — Только не изображай невинность. Он ожидает изощренную женщину.

— О Боже, Молли, — взмолилась Федерика, — ты меня еще больше нервируешь.

— Ладно, но, если ты сейчас не выйдешь, он просто уедет, и на этом все веселье закончится, — командным голосом сообщила Молли. — Вперед!

Когда Федерика спустилась по ступеням на улицу, ее бледное лицо и тревожные глаза засияли от отраженного света уличных фонарей, и Торквилл ощутил, как внутри него разливается огненная лава, поднимающая его над землей. Она подходила к нему с той же робкой улыбкой, которая заставила вчера воспарить его душу. Он приветствовал ее легким поцелуем, ощутив при этом аромат иланг-иланга, который она добавляла в ванну. — Вы выглядите потрясающе, — выдохнул он и заметил, как ее щеки зарумянились от удовольствия. Открыв дверь салона, Торквилл усадил ее на кожаное сиденье. Затем он обошел машину, поднял глаза вверх к окну, где к стеклу прижимались лица Молли и Эстер, и помахал им рукой. К его изумлению, лица девушек, как пара привидений, мгновенно испарились.

— Я рад, что вы тепло оделись, — сказал он, поворачивая ключ в замке зажигания и выруливая на дорогу.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Сюрприз, — сообщил он, довольно улыбаясь.

— Вы любите сюрпризы, да?

— Если только я сам их делаю. Но даже не думайте когда-либо пытаться сделать сюрприз мне. Мне это не понравится.

— Я запомню.

Они ехали вдоль дамбы в направлении Парламентской площади. Наступила холодная, сухая ночь. Звездное небо раскинулось над туманно мерцающим городом, который никогда не погружался в сон, а полная луна отражалась в Темзе, словно призрак затонувшего корабля. Федерика и мечтать не могла о более романтической ночи. Она открыла окно и позволила прохладному воздуху остудить ее нервозность. Торквилл припарковал автомобиль и достал из багажника плетеную корзину и коврик.

— Зачем это? — удивленно спросила она.

— Все это элементы сюрприза, — ответил он, вскидывая брови. — Следуйте за мной и скоро все поймете.

Она пошла вслед за ним через зазор в стене у Темзы и спустилась по влажным ступеням к прелестному маленькому катеру, покачивавшемуся на волнах. Их ждал старый шкипер, чье философское спокойствие напомнило ей о моряках, рядом с которыми она выросла в Польперро, и она ощутила приступ ностальгии. Моряк кивнул ей без улыбки и протянул свою загрубевшую руку, чтобы помочь подняться на палубу. Она воспользовалась его помощью и ступила на катер. Торквилл забрался следом и сел впереди, бросив коврик вниз.

— Так, а теперь отправляемся в долгий путь, — сообщил он, с удовлетворением отмечая ее улыбку. Он взял Федерику за руку, чтобы поддержать. — Ну что ж, начинаем веселиться и посмотрим, что у нас имеется для начала, — сказал он, взявшись за корзину для пикника.

— Я не могу поверить, что вы организовали все это для меня! — воскликнула она, усаживаясь.

— Я хочу произвести на вас впечатление, — искренне ответил Торквилл. — Ладно, Джек, мы готовы прокатиться, — крикнул он шкиперу, который коснулся своей фуражки и скрылся за панелью управления. Двигатель взревел, затем перешел на тихий стук, и они отправились в ночное путешествие вдоль залитой лунным светом Темзы.

Торквилл устроился рядом с ней и открыл корзину.

— Давайте начнем с бокала шампанского, — предложил он, вручая ей хрустальный бокал. — Вы когда-нибудь бывали на Темзе?

— Только в автомобиле проезжала по дамбе. — Она засмеялась.

— Хорошо. Я рад, что это в первый раз, — сказал он, наливая в ее бокал шампанское.

— Что за бесподобная ночь, ее вы тоже организовали?

— Я сделал все, что мог.

— У вас хорошо получилось.

— У меня хорошо получилось, что я нашел вас, — тихо сказал он, чокаясь бокалами. — За нас.

Федерика молча сделала глоток.

— Я понял так, что вы встретились с моим дядей.

— Да, — осторожно ответила она, не желая делиться впечатлениями о похожем на жабу человеке, который рыскал по магазину с напыщенной важностью, которая была там абсолютно неуместной и просто абсурдной.

— Вы ему понравились.

— Неужели?

— У него очень хороший вкус. Он чувствует людей — это семейное качество. — Затем он посмотрел на нее хищным взглядом, восхищаясь естественностью ее поведения. — Вы слишком невинны для жизни в Лондоне. Вы росли в Чили?

— Только до шести лет, а затем мы переехали в Корнуолл.

— От великого до смешного, — усмехнулся он. — Вот почему вы другая. Немного от Латинской Америки, немного от Корнуолла. Своего рода помесь, — пошутил он. — И мне это нравится, — добавил он, опустошая свой бокал. — А я вот не помесь. Надеюсь, вам нравятся чистокровные англичане.

— Конечно, мне нравятся англичане. Я знаю очень немногих латиноамериканцев. Я уехала из Чили, когда была еще совсем ребенком, — пояснила она.

— А сейчас вы уже старая, — усмехнулся он. — Рискну предположить, что вам восемнадцать, — сказал он, доставая бутылку из корзины и снова наполняя бокалы.

— Вы правы, — удивленно ответила она. — Так вы все обо мне знаете?

— Как я уже говорил, я проницателен, как старый дьявол. — Он произнес это в точности как лондонский кокни[8].

Федерика рассмеялась.

— Тогда я попробую угадать, что вам тридцать пять, — предположила она и сделала глоток.

— Боюсь, что это ошибка. Я гораздо старше — мне уже тридцать восемь. Слишком старый для вас.

Федерика почувствовала, как ее наполняет разочарование. Ей оставалось только гадать, что он хотел этим сказать, и если он действительно считает себя староватым для нее, то зачем пригласил встретиться?

— Давайте чем-нибудь перекусим, — предложил он, доставая пару тарелок с тостами, гусиной печенкой и икрой.

Катер медленно плыл по Темзе под мостами, отбрасывавшими на воду зловещие тени, мимо лондонского Тауэра и дальше в темноту неизвестности. Они перекусили и открыли вторую бутылку шампанского.

— Меня воспитали отец и мачеха, а мама умерла, когда я был еще ребенком, — неожиданно сказал Торквилл.

— Мне очень жаль, — проговорила Федерика, сопереживая его потерю. Хотя ее отец и не умер, но за последние десять лет практически не подавал признаков жизни.

— О, я был слишком мал, чтобы понимать, что происходит, когда появилась Синтия. Она стала для меня хорошей матерью. Видите ли, она не могла иметь детей, поэтому изливала свои нерастраченные материнские чувства на меня. Я оказался единственным ребенком, и это испортило всю мою жизнь. — Он сказал это с ухмылкой, не упоминая, что любовь Синтии временами душила его, а любовь отца носила собственнический характер.

— Должно быть, вам пришлось ужасно страдать, — посочувствовала она и сжала его руку.

Он вздрогнул.

— Значит, и вам приходилось страдать, да? — нежно спросил он, склоняя голову. — Вы не хотите об этом поговорить?

Федерика обнаружила, что допустила его в свою жизнь. Спиртное и красота окружающей обстановки развязали ее язык и незаметно заставили выплеснуть в свой монолог всю накопившуюся за эти годы боль. Она вовсе не намеревалась это делать, но в его улыбке и глазах было нечто для нее притягательное. Казалось, что он видит насквозь, разрушая ее защиту с каждым проницательным взглядом и ясным пониманием того, что слышит.

— Ах, моя бедная малютка, — сказал он, заметив, что она начинает дрожать, и слегка ее обнимая. — Тебе так нужен тот, кто будет о тебе заботиться. Я вырос, получив слишком много любви, а ты недополучила ее.