Наставление в христианской вере, т.3 - Жан Кальвин

Св. Павел во многих местах указывает нам, что мы должны уступать немощным: «Немощного в вере принимайте без споров о мнениях» (Рим 14:1). Там же: «Не станем же более судить друг друга, а лучше судите о том, как бы не подавать брату случая к преткновению или соблазну» (Рим 14:13). Многие другие речения апостола направлены к той же цели, и лучше прочитать их в соответствующих местах Писания, чем приводить здесь. Суть их в том, что «мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать: каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию» (Рим 15:1-2). В другом месте апостол говорит: «Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном* для немощных» (1 Кор 8:9). «Всё, что продаётся на торгу, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести... Совесть же разумею не свою, а другого... Не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни церкви Божией» (1 Кор 10:25,29,32). А также в другом месте: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти; но любовью служите друг другу» (Гал 5:13). Конечно, это так. Свобода дана нам не в ущерб нашим немощным ближним, которым мы обязаны служить всем и во всём, движимые любовью. Она дана нам для того, чтобы, пребывая в мире с Богом своею совестью, мы жили в мире также и с людьми.

Что касается оскорбления и соблазна в отношении фарисеев, то, как вести себя в этом случае, нас учат слова Господа. Он велит оставить их, не принимать в расчёт, ибо они слепцы и поводыри слепых (Мф 15:14).

Ученики предупредили Иисуса, что фарисеи оскорблены его учением. Он им ответил, что фарисеи достойны презрения и не имеет смысла обращать внимание на то, что они оскорбились и соблазнились.

12. Однако при этом остаётся неясным один вопрос: кого нам следует считать немощными, а кого фарисеями. Если мы не решим его, то я не знаю, как мы можем пользоваться нашей свободой в отношении пререканий, поскольку в этом случае пользование ею сопряжено с большой опасностью113. Но я убеждён, что св. Павел вполне разрешил этот вопрос — как всем своим учением, так и примерами добровольного ограничения свободы или же пользования ею вопреки возможным распрям. Взяв с собою Тимофея, он обрезал его; но он не согласился обрезывать Тита (Деян 16:3; Гал 2:3). Действия различны, но нет никаких изменений намерия и воли. Ибо в обрезании Тимофея, будучи свободен от всего, он стал рабом иных и поступил ради евреев как еврей, чтобы приобрести евреев. Для тех, кто были под Законом, он, словно тоже будучи под Законом, сделал так, чтобы приобрести пребывающих под Законом. Ради немощных он поступил как немощый, чтобы приобрести немощных. Для немощных он сделался всем, чтобы спасти многих (1 Кор 9:19-22), как сам об этом и написал. Здесь положен предел нашей свободе: мы можем воздерживаться от неё, если это принесет добрый плод.

Апостол свидетельствует, почему он настойчиво отказывался обрезать Тита: «Но они и Тита, бывшего со мною, хотя и Еллина, не принуждали обрезаться. А вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе, чтобы поработить нас, мы ни на час не уступили и не покорились, дабы истина благовествования сохранилась у вас» (Гал 2:3-5). Мы видим здесь необходимость хранить нашу свободу, когда лжеучители пытаются поколебать совесть немощных своими заповедями.

Нам нужно во всём следовать любви и иметь целью наставление ближних. Св. Павел говорит: «Всё мне позволительно, но не всё полезно; всё мне позволительно, но не всё назидает. Никто не ищи своего, но каждый пользы другого» (1 Кор 10:23-24). Ничего нет яснее и очевиднее этого правила: мы должны пользоваться своей свободой так, чтобы это служило назиданию наших ближних. И когда это нужно нашему ближнему, мы обязаны от неё воздержаться. Были люди, которые в воздержании от свободы в этом отношении буквально следовали предостережениям св. Павла, не видя в свободе ничего иного, кроме служения любви. Но в сущности они ради своего покоя хотели, чтобы было искоренено всякое упоминание о свободе. На4самом же деле пользоваться этой свободой иногда столь же похвально и полезно для наставления ближних, как и ограничивать её ради их блага. Христианин должен постоянно помнить, что Бог подчинил ему всё внешнее ради того, чтобы он был освобождён для делания во имя любви к ближнему.

13. Всё, чему я учил относительно пререканий, относится к вещам несущественным, которые сами по себе ни хороши ни дурны. Ибо важных вещей нельзя избегать из-за опасения каких-либо пререканий. Как наша свобода должна быть подчинена любви к ближним, так и наша любовь должна быть подчинена чистоте веры. Здесь всегда нужно сообразовываться с любовью, однако так, чтобы из-за любви к ближнему не был оскорблён Бог. Я не одобряю невоздержанности тех, кто прибегает к скандалу и всегда готов скорее разрубитиь узел, нежели распутывать его. Но, с другой стороны, я не принимаю доводы тех, кто, собственным примером вводя других в богохульства, притворяется, что для них это необходимо, дабы не портить отношений с ближними. Как будто при этом они не наставляют своих ближних на зло, особенно когда те барахтаются в одной и той же грязи без всякой надежды выбраться из неё. И когда встаёт вопрос о том, чтобы наставить своего ближнего учением или примером своей жизни, они говорят, что его нужно питать молоком, и тем самым удерживают его в дурных и опасных заблуждениях.

Св. Павел хорошо говорит, что он питал коринфян молоком (1 Кор 3:2). Но если бы в их времена совершалась месса, разве апостол совершил бы её, желая дать им молока? Нет, потому что молоко — не яд. Значит, они лгут, делая вид, что якобы питают тех, кого жестоко умерщвляют под видом этой сладости. И даже если мы согласимся, что это притворство на какое-то время полезно, до каких же пор они будут ограничивать своих детей молоком? Ведь ясно, что если они так и не дорастают до того, чтобы питаться свежим мясом, значит их никогда не кормили хорошим молоком.

Есть два соображения, которые мешают мне выступать против этих людей более решительно. Во-первых, их утверждения не заслуживают опровержения — настолько они пресны и бездарны. Во-вторых, не хочу повторяться, поскольку рассмотрел этот вопрос в других книгах3. Я хотел бы, чтобы читатели усвоили следующее. Если дьявол и мир пытаются своими уловками отвратить нас от того, что повелел Бог, или помешать нам исполнить его слово, то нам нужно с радостью преодолеть всё, что пре-пятсвует нам на нашем пути. И какая бы опасность нам ни угрожала, мы

аОС, V, 239 е.; VI, 537 е.; 589 е.; 617 е.; VIII, 1 в,; 399; VIII 1 в.; 369 в.; IX, 581 в.

не вправе ни на шаг отступить от того, что исходит от Божьей власти. Ни под каким предлогом нам не разрешено ничего делать без его позволения, какими бы отговорками мы ни прикрывались.

Поскольку верующие благодаря привилегии свободы, которую их совесть получила от Иисуса Христа, избавлены от уз и от необходимости соблюдения того, что Господь считает для них несущественным, то мы заключаем, что совесть верующих освобождена из-под власти людей. Ибо не подобает умалять хвалу, которую следует воздавать Иисусу Христу за это благодеяние, или отказываться от его плодов, столь полезных для нашей совести. Недопустимо недооценивать то, что, как мы видели, так дорого стоило Иисусу Христу: ведь эта свобода приобретена для нас не серебром и не золотом, но его собственною кровью [1 Пет 1:18-19].

Поэтому св. Павел, ничуть не колеблясь, говорит, что смерть Христа была бы для нас напрасной, если бы мы подчинялись людям [Гал 2:21]*. В нескольких главах Послания к галатам он он рассуждает не о чём ином, как о том, что Иисус Христос погиб бы для нас и свет его угас бы, если бы наша совесть не стояла твёрдо в свободе, от которой она несомненно бы отпала, если бы в угоду людям дала связать себя законами и постав-новлениями114 (Гал 5:1-4).

Поскольку понять эту истину крайне важно, то её необходимо изложить яснее. Ибр когда в наши дни произносят хотя бы слово в пользу отказа от человеческих установлений, тут же поднимается страшный шум, — исходящий либо от мятежников, либо от клеветников, — будто отвергается и отбрасывается всякое послушание со стороны людей .

Чтобы выйти из этого затруднения, необходимо отметить, что человек управляется двояким образом. Один род управления, или власти (rйgime), — духовный; посредством его совесть научается божественным предметам, всему тому, что относится к благочестию и набожности. Другой род власти — политический, или гражданский, благодаря которому человек учится исполнять общественные и гражданские обязанности, что необходимо для поддержания нормальных отношений между людьми.

Обычно эти два рода власти принято называть духовной и светской (temporelle) «юрисдикцией»115. Эти наименования достаточно уместны, так как они отражают тот факт, что первый род власти относится к жизни души, а второй служит потребностям земной жизни, причём не толь-