Посол эмира - Клыч Мамедович Кулиев

бы стать для вас надежной опорой. Большевики готовы помочь любому народу, отстаивающему право на самостоятельное, независимое существование.

Эмир желчно рассмеялся.

— Знаю я их! Сами ловят журавлей в небе и другим сулят то же самое: какие-то эфемерные блага, какое-то там равенство… Обман! Пустыми обещаниями и красивыми словами они дурачат людей! — Кушбеги не сводил глаз со своего эмира и все время угодливо кивал головой в знак того, что полностью разделяет его мысли. — Если, как вы говорите, большевики считают, будто каждый народ должен сам определить свою судьбу, то почему в таком случае они не предоставляют самостоятельности Туркестану?

— Этого я не знаю, — сказал посол. — Положение в Туркестане мне пока что мало знакомо.

— Зато мне оно знакомо досконально! — поторопился вставить эмир, видимо решив, что своей компетентностью быстро загонит Мухаммеда Вали-хана в угол. — В Туркестане по существу ничего не изменилось, если не считать того, что прежде там правили наместники белого царя, а теперь правят большевики! Как говорится, хрен редьки не слаще!

— Простите, ваше величество, но вы берете лишь внешнюю сторону проблемы. В действительности же все много сложнее. Вот вы говорили о дружеских отношениях с белым царем. Но на чем они основывались? Да на том только, что подачками и прочими благодеяниями Россия как бы приручала восточных правителей, пыталась задушить их в своих «ласковых» объятиях. Старый, испытанный способ порабощения! — Эмир бросил на посла откровенно злобный взгляд. Но посол не смутился. Он продолжал: — Покойный эмир Хабибулла-хан правил Афганистаном около двадцати лет, но так и не сумел по-настоящему овладеть браздами правления, не имел даже права самостоятельно устанавливать взаимоотношения с соседями. Чуть не каждый вздох он должен был согласовывать с Лондоном. А ведь у любой страны есть свои обычаи, своя специфика, свои потребности, и англичанам не понять интересов Афганистана, не проникнуться чаяниями его народа. Вот из какой простой истины нам следует исходить! И потому первая задача — взять бразды правления страной в свои руки, а не полагаться на добрых дядей из Англии.

Посол умолк и пристально посмотрел на эмира. Кажется, наконец-то броня его маниакального упорства дала трещинку. Надо ловить момент. И Мухаммед Вали-хан поспешил продолжить:

— Недавно наши захватили одного русского офицера, бежавшего в Мазари-Шариф. Его взяли не за попытку к бегству, он был замешан совсем в другом деле. В его комнате нашли чемодан с документами, среди которых были копии отчетов, какие отправлял в Петербург генерал-губернатор Туркестана. Один из таких отчетов мы прихватили с собою, чтобы ознакомить с ним ваше величество. — Посол посмотрел на меня. — Господин капитан свободно владеет русским языком, его отец был одним из тех, кто вместе с эмиром Абдуррахманом-ханом бежал в Туркестан. Детство капитана там и прошло…

Эмир окинул меня долгим холодным взглядом, а посол, взяв из моих рук папку, продолжал:

— Господин капитан перевел на персидский язык один из отчетов, отправленных генерал-губернатором белому царю. С вашего разрешения и во имя самой истины я приведу лишь некоторые выдержки, касающиеся Бухары.

Эмир не возразил, но и не выразил согласия, и, быстро раскрыв папку, посол приступил к чтению:

— «Внутренняя автономия, которая была оставлена в Бухарском ханстве после его разгрома русскими в 1868 году и которою ханство пользуется до сего времени, несомненно налагает на бухарских эмиров заботу о благе своих подданных. Однако я должен с полною откровенностью верноподданнейше доложить Вашему Императорскому Величеству, что никогда еще, как в настоящее время, под покровительством русского правительства, бухарский народ не был доведен до степени такого обеднения и одичания. Причина сего кроется в следующем: полагаясь на поддержку русских штыков, эмир менее всего интересуется делом управления своей страной…»

— Ложь! — воскликнул Саид Алим-хан, и пена закипела в уголках его рта. — Кто же, если не эмир, управляет страной?

Испуганно и подобострастно кушбеги поддержал своего повелителя:

— О аллах! Какая гнусная клевета! И чего только не приходится услышать человеку, пока он жив!

А посол продолжал, будто не замечая гневной реакции бухарцев:

— «Охладев к своему народу, бухарский эмир уже на продолжении многих лет направляет свое внимание на приобретение популярности и влияния не в Бухаре, а в России и отчасти в Турции, жертвуя сотни тысяч то на мечеть в Петербурге, то на строительство Геджазской железной дороги…»

— И буду жертвовать! — прервал эмир, задыхаясь от ярости. — Я не имуществом генерал-губернатора, доставшимся ему от отца, распоряжаюсь, а своими деньгами!

Он изливал свою злость на господина посла, хотя и знал, что не он был автором этого донесения. Мухаммед Вали-хан видел, что эмир окончательно утрачивает самообладание, но чтения не прерывал. Наоборот, голос его звучал все более уверенно:

— «Все это привело к тому, что несомненно очень богатая страна с трудолюбивым населением, Бухара, коснеет в невежестве, ее народ стонет под тяжестью непомерных податей, еще более растущих из-за алчности и крайней недобросовестности туземных…»

Посол осекся. Слова, какими метко бичевались эмир и его окружение, остались непрочитанными. Я понял, что, видимо, Мухаммед Вали-хан просто-напросто сжалился над эмиром и решил больше не бить по его нервам.

Но эмир вдруг вскинулся:

— Чего же вы? Читайте! Это даже любопытно послушать!

Иронический тон сказал больше, чем могли бы сказать слова: «Эта белиберда ничуть меня не задевает, можете читать, а могли бы и не читать — результат один!» И посол, конечно, понял эмира.

— Да нет, не стану отнимать у вашего величества время, у вас и без того хватает забот, — сказал он. — Разве что всего одно место еще процитирую, да и то лишь в интересах взаимопонимания. — Его ирония была едва ли не более откровенной, чем ирония эмира. — Итак… «Если Бухару имеется в виду присоединить к Туркестану как одну из областей, то, казалось бы, нет никакой необходимости выселять бухарско-подданных евреев из края…»

Дрожащими от возмущения пальцами эмир оглаживал бороду, нервно теребил ее, видимо не чувствуя боли. Горько усмехнувшись, он чуть не с издевкой повторил запомнившиеся слова:

— «Если Бухару имеется в виду присоединить к Туркестану…» Вот даже как! — Он уже не скрывал своей неприязни к послу. — Неужели именно так и сказано в письме генерал-губернатора белому царю?

— Не в письме — в отчете, — уточнил посол и, словно сочувствуя эмиру, тяжело вздохнул. — Однако в другом месте говорится, что торопиться с присоединением Бухары к Туркестану не следует, пока что рекомендуется лишь требовать от эмира проведения необходимых реформ. — Посол вложил отчет в конверт, конверт — в папку и заговорил уже от себя: — Нас удивляет, что чиновники белого царя и английские политики на Востоке делают, в сущности, одно и то же, и,