Посол эмира - Клыч Мамедович Кулиев

— Пока что я говорю только о нынешнем дне, а что будет дальше…

— Вот в этом-то все и дело! Ты не видишь дальше сегодняшнего дня. С этой «высоты» оцениваешь положение. А жизнь требует заглядывать и в обозримое будущее, думать о завтрашнем дне страны, предвидеть ее послезавтрашний день… — Он тяжело вздохнул, допил свой коньяк и продолжил: — Сейчас Афганистан похож на тяжелобольного, с трудом переставляющего ноги. Как же влить в него силы? Как вернуть его к жизни?

— А ты думаешь, что с объявлением республики это произойдет само собою?

— Не знаю, не могу это предсказать. Но в одном уверен: при республике неизбежно возрастет вес народа в общественно-политической жизни. Будут проведены выборы, сформирован парламент, определены границы полномочий главы государства — президента и членов его правительства. При этом неизбежна борьба мнений, что само уже по себе оздоровляет политическую атмосферу. Короче говоря, судьба страны и народа перейдет из рук одного человека в руки многих, и если окажется, что в парламенте будут преобладать люди с чистой, неподкупной совестью, — вот тогда и возможны станут коренные преобразования в системе правления и общественном укладе. Но не раньше!..

Мне нечего было возразить на эти слова. Да, безусловно хорошо, если бы был сформирован парламент и парламентарии бескорыстно и честно занимались бы судьбой страны и каждого ее гражданина. Однако возможно ли такое до того, как страна добьется самостоятельности, избавится от посторонней зависимости? Внутриполитические проблемы, по моему убеждению, находятся в прямой связи с внешнеполитическими, тем более что борьба Амануллы-хана с англичанами вооружила против него весьма влиятельных людей, таких, к примеру, как Сабахуддин-ахун. Они, такие люди, в открытую отошли от эмира. Если же объявить республику… Нет-нет! Мухсин слишком торопит события. Он взирает на создавшееся положение с высоты Мечети Калон. Надо попытаться опустить его на землю, вернуть к реальности…

— В том, что ты говоришь, есть правда, — сказал я, подойдя к Мухсину и мягко положив на его плечи свои руки. — Безусловно, республиканский строй мог бы многое дать. Но ты забываешь, Мухсин, что речь идет об Афганистане, о его народе — отсталом, невежественном, на протяжении веков дышащем затхлым, удушающим воздухом.

Он высвободился из-под моих ладоней и горячо возразил:

— Позволь! Но разве Бухара дышит иным воздухом? Воздухом цивилизации? — Мухсин встал, засунул руки в карманы и, застыв передо мною, продолжал: — Я побывал во всех уголках Бухары, но нигде не увидел и лучика настоящей человеческой жизни! Тем не менее, трезво мыслящие люди и истинные сыновья своего народа не сомневаются, что в Бухаре возможен республиканский строй, и что только он способен реально помочь народу. Не просто верят, но и решительно за это борются. — Он прошелся по комнате взад-вперед, потом снова остановился подле меня. — Да, народ беспомощен, он прибит нуждой и голодом, — все это так. Но дайте ему почувствовать поддержку, какую-то ощутимую опору, и он пойдет на любые жертвы, он включится в борьбу. Вот совсем недавний случай, может, он тебе о чем-то скажет. Возмущенные налоговой политикой эмира, ремесленники вышли на улицы — более пятнадцати тысяч человек! Окружив Арк, они двенадцать дней подряд боролись за свои законные права, а эмир ответил им свинцом! Более шестисот человек было брошено в зиндан, а шестьдесят три приговорены к смертной казни. Но не думай, что столь жестокая расправа сбила волну недовольства, усмирила людей. Ничуть не бывало! Она еще больше разожгла страсти, вызвала еще большую ярость. Эмиру удалось погасить лишь искру, а сейчас он трепещет в ожидании пламени, опасается — и не без оснований — революционной бури.

Слушая Мухсина, я с удивлением отметил, как часто он говорил «революция», «революционер»… Впервые я услышал эти слова еще в Самарканде. Там был старик, которого все называли дедушка Клим. Он работал электриком в домах, где проживали наши соотечественники — афганцы. Когда гас свет, мы сразу бежали за дедушкой Климом. Он был человеком мягким, славным. Мы и не подозревали, что наш электрик революционер, и узнали об этом лишь в тот день, когда увидели, что его со связанными руками, у всех на виду, гонят по улице, подталкивая в спину прикладами винтовок.

Мухсин стоял у окна, всматриваясь во тьму. Обернувшись, он спросил:

— О чем господин посол намерен говорить с Саидом Алим-ханом?

— Он должен вручить ему письмо от Амануллы-хана. Бухарский эмир уже дважды направлял в Кабул своих представителей, а третьего мы встретили в пути.

— Шерафетдина-ахуна?

— Да.

Мухсин желчно расхохотался и, покачивая головой, сказал:

— Шерафетдина-ахуна послали англичане, а не Саид Алим-хан! Да-да! И не думай, что это мое предположение, это — факт! Сам посуди: на кого сейчас опираться эмиру, если не на англичан? Ему нужны боеприпасы, оружие, деньги, наконец! На одну лишь армию в день уходит более миллиона! Когда я сюда приехал, в армии эмира было около двенадцати тысяч человек, а сейчас примерно пятьдесят. Но и этого ему мало, он намерен довести ее до шестидесяти — семидесяти тысяч человек. Англичане не скупятся на помощь Саиду Алим-хану. Месяца два назад в Бухару прибыл караван из шестисот верблюдов с двадцатью тысячами винтовок на горбах! Но и после этого караваны прибывали, последний — в двести верблюдов — был здесь всего неделю назад. С ним прислано восемь тысяч винтовок и четырнадцать пулеметов. Причем все караваны проходят через Афганистан. Неужели в Кабуле, этого не знают?

— Нет, не знают, — сказал я, и то ли обида, то ли чувство вины шевельнулось в сердце, — Если бы эмир это знал, он принял бы самые решительные меры. Значит, это делается тайком.

— Можно ли тайком перевести через границу шестьсот верблюдов?

— Если не жалеть денег — и шесть тысяч можно.

Мухсин пожал плечами. А я, сознавая, что приподнимаю завесу тайны, продолжал:

— Его величество эмир Аманулла-хан не одобряет отношения Саида Алим-хана к большевикам и его откровенную ориентацию на англичан. Об этом завтра и пойдет разговор.

— Зря потратите время! — махнул рукой Мухсин. — Если бы судьба большевиков зависела от Саида Алим-хана, — можешь поверить: ни один не остался бы в живых! Спустил бы шкуру с каждого. Для него большевики хуже самих дьяволов. Да и зачем бы они ему, если есть господа, поддерживающие его на каждом шагу?! — Мухсин потянулся к остывшему самовару, наполнил крепким чаем две пиалы, одну пододвинул мне. — Сведущие люди утверждают, что в английских банках эмир держит по меньшей мере пятьдесят миллионов золотых рублей. Пятьдесят! — Мухсин поднял палец. — И не случайно он держит их именно на Британских островах! Что касается Амануллы-хана, то меня, признаться, удивляет его недальновидность. Он же умный человек! Он