Пышечка - Джули Мёрфи

После интервью нас ждет обед, а затем участницам разрешат подготовить свои места в гримерках. Начиная с этого момента все будет по-серьезному. На завтра намечен прогон в платьях; в субботу днем – генеральная репетиция, а ровно в семь вечера – сам конкурс.

Вид у нас совершенно нелепый. Будто мы пришли устраиваться на работу, и единственное требование к соискателям – надеть мамин брючный костюм.

Я наблюдаю, как девушек с фамилиями на «А», «Б», «В» и «Г» одну за другой вызывают на интервью. Одни выходят оттуда с улыбками, другие – точно контуженые, а кое-кто – вообще в слезах. Знаю, это прозвучит ужасно, но часть меня видит в плачущих участницах лишь устраненных конкуренток. Я даже не хочу победить, но, видимо, внутри нас есть какой-то инстинкт выживания, который активируется при виде чужих неудач. От этого мне становится невероятно мерзко, и в то же время я отчетливо ощущаю свою человеческую натуру.

Так как выстроили нас в алфавитном порядке, мы с Эллен – Диксон и Драйвер – сидим бок о бок. Каждый раз, когда наши плечи случайно соприкасаются, она отодвигается как можно дальше, будто от удара током.

– Диксон? Уиллоудин Диксон?

Я слегка вздрагиваю и невольно бросаю взгляд на Эл. Наши глаза на секунду встречаются, и я вижу, как ее губы медленно расплываются в улыбке, но потом она спохватывается и отводит взгляд.

Что ж, настал час позора.

Мэллори придерживает для меня дверь.

– Помни, – шепчет она, – первое впечатление можно произвести лишь однажды.

– Спасибо за поддержку, – бормочу я.

Четверо судей – до конкурса их имена держали в секрете – сидят рядком за длинным фуршетным столом. Они по очереди представляются, но я и так их отлично знаю. Табита Херрера – владелица местного салона красоты, вернее, даже двух: «Табита» и «Табита № 2» (чертовски оригинально, правда?). Табита делает все, от мелирования до химической завивки. Есть особый вид парикмахеров, обладающих выраженными телепатическими способностями, и Табита из их числа. Садишься к ней в кресло, чтобы лишь подровнять челку, а уходишь с короткой стрижкой. При этом ее особая магия состоит в том, что ты уверена, будто это была твоя собственная затея. У нее пышные сиськи и такие же волосы. Когда люди на севере страны думают о Техасе, они представляют себе именно Табиту.

Доктор Мендес – я почти ничего о нем не знаю, помимо того, что он единственный ортодонт в Кловере. Он то ли из Филадельфии, то ли из Бостона, то ли еще из какого-то города, где люди все время кричат, и вид у него вечно раздраженный. Хотя, честно говоря, если бы я переехала в нашу дыру из какого-нибудь Филадостона, то, наверное, тоже была бы слегка на взводе.

Бургунди Макколл – и я не шучу, ее на самом деле так зовут. Нет, она не порнозвезда и не примадонна в мыльной опере. Ее родители закончили Техасский аграрно-технический университет (формально говоря, их официальные цвета – темно-красный и белый, но, думаю, «бургунди» показалось им поблагозвучнее), а сама она – королева красоты, ставшая воспитательницей в детском саду. Бургунди дошла до регионального конкурса «Мисс Люпин», где собираются участницы со всего штата, и стала вице-мисс.

Моя мама (участвовавшая только в местном конкурсе, потому что родилась я) никогда открыто не признавалась в своей неприязни, но всегда произносила имя Бургунди так, будто в рот ей попало нечто горячее, что нужно скорее выплюнуть.

Клэй Дули – Клэй Дули Форд – возможно, самый богатый человек в Кловере. Волосы у него идеально уложены, а джинсы сидят самую малость плотнее, чем жгут, которым останавливают кровь. Наверное, пряжка его ремня – огромная, золотая – стоит больше, чем наш с мамой дом.

Клэй Дули – само воплощение Техаса. Именно о таких персонажах предупреждали доктора Мендеса его бостодельфийские родители. Он чрезвычайно богат и позволяет себе тратить время на подобные мероприятия лишь потому, что не должен зарабатывать. За него это делают другие.

Я сажусь перед судьями. За исключением доктора Мендеса, никто на меня не смотрит. Остальные трое перекладывают бумаги и вполголоса обсуждают предыдущую участницу, уклонявшуюся от вопросов.

Наконец Бургунди поднимает на меня глаза – и одна из ее идеально выщипанных бровей ползет вверх. Клэй и Табита реагируют примерно так же, только лучше скрывают свое удивление. И в этот миг я понимаю, что перед ними предстала первая из… Назовем нас «нетипичными подозреваемыми».

Я вспоминаю все хорошие советы, полученные мною в жизни. Бо́льшую часть из них дала мне Люси. Но к этой ситуации ничего не подходит. Я стою с пустыми руками, без единой заготовки, а потому включаю мамин голос в голове. Что бы она сказала, если бы оказалась в этой комнате здесь и сейчас? Что бы посоветовала, если бы не руководила конкурсом, а была бы просто моей мамой?

«Улыбайся, – сказала бы она. – И не смей вздыхать».

Я улыбаюсь – так усердно, что аж щекам больно. И изо всех сил стараюсь не вздыхать.

– Уиллоудин Диксон? – спрашивает Табита.

Я киваю. И улыбаюсь. Не. Прекращаю. Улыбаться.

– Диксон, – говорит Бургунди. – А вы не дочка Рози?

– Да, – отвечаю я и, когда мамин голос в голове восклицает: «Следи за манерами!» – добавляю: – Мэм. Да, мэм.

Клэй откашливается.

– Ладно, приступим. Уиллоудин, – говорит он, показывая мне хрустящую однодолларовую купюру, – если бы я дал вам этот доллар, что бы вы с ним сделали?

Вопрос с подвохом. Я улыбаюсь. Доллар. Что можно сделать с долларом? Ну, можно подать милостыню бездомному. Или купить пончик. Да, сэр, спасибо, я с удовольствием куплю на ваш доллар пончик.

Нет, нет. Нужно мыслить