Ястреб халифа - Ксения Медведевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И подарила ей крученое золотое ожерелье ханьской работы с подвесками в виде огненных птиц и драконов.
— Ой, ой, смотри, сестричка, какая красота!
Асет с подружками — теперь к ним на ковер присела и Шурейра, ярким пятном выделяясь даже в пестрой стайке девушек, — в шесть рук вынимали из ларца ослепительную, сверкающую золотой вышивкой-гладью ткань. Платье знаменитого шекинского шелка, темно-синее с зелено-коричневыми узорами, переливалось шитьем на солнце. Девушки захлопали в ладоши от восторга и принялись просовывать невесомую тонкую ткань сквозь золотое колечко. И что вы думаете, рассыпающийся складками шелковый ворох покорно прошел испытание — с торжествующими возгласами девушки вытащили платье с другой стороны кольца.
И тут со стороны розария зазвенели струны старинной лютни, и голос певца вывел:
— О прекраснейшая из девушек, выйди ко мне походкой газели, покачивая бедрами, о выйди ко мне!
Когда опытный музыкант пел, казалось, что много голосов звучат в странной, расходящейся, словно тысяча тропок сада, гармонии. Девушки мечтательно смежали веки, проводя пальцами по приоткрытым губам, по созревшим грудям, откидывая головы с тяжелыми косами — о выйди ко мне, покачивая бедрами, о любимая!
— Госпожа, позвольте, я сниму с вас браслеты, — Утба стояла на коленях и улыбалась.
Айша молча кивнула. Невольница вскинула быстрый-быстрый взгляд и зыркнула на кого-то, кто стоял за спиной невесты.
Ну что ж, Айша знала — там переглядывались и пожимали плечами. Царевна-несмеяна, статуй мраморный, рыбина холодная, нечувствительная, — харим Аммара ее, понятное дело, ненавидел. Умейядская выползня, дочь и сестра казненных предателей, самое место тебе на дне Тиджра, не хенну тебе к щиколоткам, а тяжелый камень, стой на дне, качай рукавами, распускай волосы к водорослям по течению. И смотрите, как сидит, — букой, хоть бы посмотрела на кого, так нет же, ни улыбки ни веселого взгляда за все десять дней, как ее сюда привезли, сучку гадкую, неблагодарную, мордой мрачную.
Заметив косые взгляды и перешептывания, мать наклонилась к плечу Айши:
— Что с тобой, доченька? Хоть бы ты улыбнулась, право дело, люди же смотрят… А ну как скажут повелителю, что ты не рада?..
— Да, матушка, — покорно ответила девушка.
И улыбнулась невольнице, расстегивавшей на ее запястье легкий прорезной браслет.
— Возьми себе, Утба, у меня праздник, так пусть и у тебя будет праздник, — и Айша протянула руку и потрепала девушку по щеке.
Та залилась краской и благодарно упала лицом в шелк парадного платья Айши:
— Ой спасибо, ой спасибо, госпожа, да благословит вас Всевышний, да пошлет вам счастливую ночь!
И все вокруг весело захихикали.
— А это тебе, Сальма, — и Айша бросила старшей невольнице перстень с крупным изумрудом.
Та тоже зашлась в благодарных попискиваниях.
— Всем, кто прислуживает мне в эти счастливые дни, я дарю по новому шелковому платью! — объявила Айша, не переставая улыбаться.
Радостные вибрирующие крики и смех поднялись выше самого высокого кипариса, заглушив даже бой барабанчиков-дарабукк.
Айша осторожно скосила глаза влево. И чуть не заплакала.
Она никуда не делась. Она продолжала стоять, где стояла — на мраморном бортике пруда, полоща в зеленоватой воде полы длинных белых одежд. И неотрывно глядела на Айшу — тяжелым, мрачным, не обещающим ничего хорошего взглядом, время от времени смахивая выступающую в углах губ кровь.
Мертвая женщина из ее снов выступила из тени в тот самый день, когда опекун Айши, командующий Правой гвардией Хасан ибн Ахмад ответил на вопрос: «Согласна ли девушка?» Ибн Ахмад ответил — «да, согласна», Айша хорошо слышала его голос из-за занавески. А из темного угла тут же вышла она — как в старых детских снах, из темного угла, мама, не гаси свечу, — и подошла близко-близко, скаля острые злые зубы.
— Да что с тобой, дочка? — прошипела на ухо аль-Ханса.
— Ничего, мама, — подавляя дрожь, ответила Айша.
Мертвая теперь улыбалась — страшно и плотоядно, кровь текла изо рта и капала, капала на белое платье.
— Я… просто… боюсь, наверное…
— Ах, боишься, — с облегчением заулыбалась мать. — Ну ладно тебе, вот будем тебя завтра одевать, все-все тебе расскажем…
И сидевшие на коврах женщины снова засмеялись и захихикали:
— Да, пришло кому-то время на спинку падать! Да, да, точно, Айша, на спинку! Ха-ха-ха!..
Мертвая прищурилась и погрозила длинным белым пальцем — ночью приду, мол. Жди.
Часть вторая
Ветер гнева
Пролог
Аммар вошел в залитый лунным светом двор Красного замка, и сначала он показался ему пустым.
В заросшем саду стрекотал сверчок, легкий ветерок поднял с каменных плит и забросил в чашу фонтана пару высохших листьев. Давно покинутое людьми строение неуклонно ветшало в безразличном покое старости — трава и корни раздвигали когда-то плотно пригнанные друг к другу полированные плиты, на желто-красных узорах змеились нанесенные дождями полосы песка. По углам двора намело высокие кучи мусора. Ветки, листья, трупики птиц — весь этот сор время разбросало по большому каменному прямоугольнику в ограждении крошащихся и подгнивших деревянных арок галерей. В глубине двора, у каменного кольца, еще сохранявшего форму фонтана, Аммар заметил какую-то тень. Подойдя поближе, он расслышал и звук — тяжелого, надсаженного дыхания.
Тарик стоял на коленях, положив руки на рукоять упертого в плиты меча. Тауширное золото узоров на изогнутых усиках гарды светилось даже в темноте ночи. Сплетя пальцы и повиснув на почти вытянутых руках, нерегиль… дышал. Похоже, это было единственное, что он мог делать.
— Тарик?..
Аммар встал на колени, пытаясь заглянуть в опущенное к земле лицо — его полностью закрывали спутанные пыльные лохмы.
— Тарик?..
Хриплый вдох-выдох.
— Тарег?.. — с трудом выговорил Аммар странное настоящее имя нерегиля.
Лохмы легонько качнулись. Тарик медленно поднял голову:
— Я… упустил… девушку…
— Ты ее спас, — твердо сказал Аммар.
Нерегиль смотрел куда-то мимо и сквозь него, как смотрят слепцы на базаре.
— Айша в безопасности, мы нашли ее, — попытался дозваться Аммар до чего-то, что скрывалось за этим стеклянным взглядом.
Тарик смежил веки и снова уронил голову.
— Тарег? Тарег?!
— Он тебя не слышит …человек, — последнее было сказано на ашшари с такой ненавистью, что Аммар схватился за рукоять меча.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});