Цугцванг по-русски. Книга 1. 96 отделение милиции г. Москвы - Игорь Можайский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антону с детства был знаком запах лекарств. Еще не открыв глаз, он понял, что находится в больнице. Знакомый запах щекотал нос: больничный аромат никогда ни с чем не перепутаешь. Голова кружилась, казалось, что его тело качается на волнах, к горлу подкатывала тошнота.
Он хотел открыть глаза, но не мог. Шелестов хотел было застонать, пошевелиться, но не смог и этого. Тело не слушалось и даже не ощущалось. Антону вдруг показалось, что он даже не дышит и не испытывает в этом потребности.
Вдруг он почувствовал тошноту. Потом волной накатила боль в затылке и стремительно промчалась по всему телу до кончиков пальцев ног, заставив тело содрогнуться. Антон попытался открыть глаза, но не смог. Потом появился звон в ушах. Потом сквозь него снова стал пробиваться какой-то мерный пульсирующий звук, напоминающий тиканье часов и чей-то разговор, отдающийся в его мозгу эхом.
– В принципе, кризис миновал, он почти уже в сознании. Можете поговорить, если сейчас очнётся, только недолго. Бахилы наденьте.
– А что с ним было?
– Сотрясение мозга средней тяжести, ушиб грудной клетки, легкое пулевое ранение плеча. Пуля прошла по касательной, вырвав лоскут кожи. Серьёзного вмешательства не потребовалось, просто нужен покой. Думаю, теперь все обойдется, организм молодой и сильный.
– Так, а где он лежит, показывайте!
Он открыла глаза, но ничего не увидел. Легкая поволока колебалась перед ним в такт его дыханию. Боли не было, вернее она была, но где там, далеко в груди, словно налитой свинцом, и было трудно дышать. Постепенно он почувствовал легкое прикосновение к своим пальцам.
– Вот, чёрт! Уже лучше.
Не спеша пошевелил пальцами ног.
– Совсем хорошо! Значит цел.
Неожиданно он стал отчётливо слышать шум Балтийского моря, такой привычный и такой убаюкивающий. На Балтике всегда волны и всегда плохая погода из – за ветра.
Постепенно поволока стала рассеиваться и бескрайнее море открылась перед его глазами во всей красе. Господи, как ему стало хорошо. Вот в середине моря возникли три точки и стали постепенно приближаться к Антону. Всё ближе и ближе. Вот стали различимы очертания человеческих силуэтов. Ещё ближе. В середине человек мощного телосложения в чёрной водолазной маске и аквалангом за спиной. Слева и справа русалки, одна с иссиня – чёрными волосами, вторая – яркая блондинка. Вся троица быстро приближается к Шелестову. Вот человек снимает маску, и Антон видит улыбающегося во весь рот Бориса Гудкова.
– Борька! Братишка!
Вся троица подплыла к раю берега и собирается выходить из воды.
– Чёрт! А как же русалки? Они же не могут ходить!
Взмахнув чешуйчатыми хвостами русалки, тут же обрели потрясающей красоты ноги и вместе с Борисом, взявшись за руки, уже бегут к Шелестову.
– Скорее, ко мне скорее, я хочу вас всех обнять и вдохнуть запах моря.
И вот они уже около его больничной койки: Анна, Боря и Оксана!
– О, чёрт!
Антон открыл глаза.
– Я же говорю, что он сейчас очнётся!
Почему пальцы так влажны от воды. Неужели сюда долетели солёные брызги Балтийского моря?
Скосив глаза влево, Шелестов увидел счастливое и мокрое от слёз лицо Анны, которая держала его руку и прижималась щекой. Справа – та же самая картина, но с Оксаной.
Прямо перед ним, у ног, стоял Борька и смущенно улыбался.
– Вот, чёрт! Как я попааааал!
Больница.
Два дня, добросовестно отбытые Антоном на больничной койке, ему показались достаточной компенсацией своему организму за те потрясения, что он пережил. А по сему, кое – как вдев себя в спортивную куртку со штанами, и нацепив шлёпанцы, при этом периодически падая в койку от головокружения, Шелестов с трудом дошлёпал от своей койки до двери палаты, где он лежал совершенно один, и аккуратно приоткрыв её, выглянул в коридор.
Внизу, на первом этаже на стене висел таксофон. Выпросив у больного, закончившего только что разговаривать, пару монеток, Антон набрал номер Ольги Капитоновой.
– Да, говорите!
– Здравствуй, Ольга!
– Ой, это вы, Антон Генрихович, а я думала, что вас…
– Мне всё равно, что ты думала! Как у вас с сестрой дела?
– Всё плохо. Сестра прячется.
– Ясно. Собирайся, и встречаемся через два часа у метро «Сокольники». Мне надо кое-что выяснить у Дарьи…
В это вечернее время больница жила своей жизнью: переговаривались врачи, громыхали грузовые лифты, по коридору медленно брели больные, так называемые «ходячие».
Процедурная хирургического отделения находилась всего в трёх палатах от Антона, поэтому он, собравшись с силами, побрёл туда. Ещё во время утреннего обхода врачей, Шелестов продумал план работы на ближайшие два дня. Ему надо было только два дня, чтобы раскрыть убийство мексиканского дипломата.
Негромко постучав в застеклённые двери, Антон вошёл в процедурную.
– А это ещё что такое? – раздался изумлённый голос Валерия Волкоедова, заведующего этим отделением.
– Валерий Сергеевич! Я хорошо себя чувствую и хотел узнать, что у меня с левой рукой.
– Побаливает?
– Есть немного.
– Ну что, же проходи, садись на кушетку.
Хирург, покопавшись в куче рентгеновских снимков, ловко выудил два и повесил их на стенд, ярко освещенному внутри.
– Так – с, больной Шелестов. Что могу тебе сказать, повезло тебе, пуля кусок кожи только содрала и по – касательной зацепила предплечье, перелома нет, но небольшая трещина в кости имеет место быть. Кожу мы тебе зашили, так что ты везунчик. Как голова? Кружится?
– Да, нет! Сначала было паршиво, а теперь ничего, оклемался.
– А вот друзьям твоим не повезло, да – с.
– То есть? Они, что, в другой больнице?
– А ты ничего не знаешь, тебе никто не сообщил?
Доктор вздохнул, в его глазах читалось сочувствие.
– Простите, но я вынужден сообщить вам, что ваши друзья погибли, – сообщил он официальным тоном, – Спасти их не удалось. Машину вашу сплющило так, что они умерли раньше, чем подоспела помощь. Они приняли на себя основной удар, это вас и спасло.
– Ребята погибли? – мысли в голове Антона стали путаться… Ему стало плохо: как-то враз закружилась голова и перехватило дыхание.
– Твои друзья погибли, факт! Вот так – с. Будешь плакать, или как?
– Плакать не буду, виновные будут найдены, и наказаны…
Прощание.
Поминки решили устроить вечером, прямо на рабочем месте, в бывшем кабинете Жени Малышева и Виктора Павловского, за номером 4. Теперь он был пуст. На столе стояли две фотографии, в рамочке, с обязательной чёрной лентой в правом нижнем углу: так приято. Опера скинулись, кто, сколько мог, и послали непьющего Андрея Шишкина в магазин за водкой и закусью. Сергей Булкин и Сашка Волченков резали помидоры и огурцы, купленные еще утром, для дома Шишкиным на Черемушкинском рынке, но ввиду предстоящего мероприятия отданными в общий котел, Борис Гудков и Антон Шелестов в туалете мыли целую гору стаканов, тарелок и вилок, собранных по всему отделению милиции. Александр Марков и Александр Парнов приводили в порядок кабинет: накрыли столы газетами, притащили еще стулья и расставляли их. Петр Чумаков был в «группе», сейчас был на выезде, Борис Витольдович Шур, старший опер по делам несовершеннолетних, два дня назад убыл в отпуск. Зам. по розыску Сергей Изверов уехал на совещание в Октябрьское РУВД.
Шелестов и Гудков принесли в кабинет чистую посуду и стали расставлять ее на столах.
– А вот и я! – внезапно появившийся Шишкин поставил большую спортивную сумку на стул, в которой что-то подозрительно звякнуло.
… – Ну, ладно! – на правах старшего взял слово Парнов, когда все расселись и водка «Столичная» была разлита по стаканам, затем поднял свой стакан и посмотрел на мрачные лица собравшихся оперов. Собравшиеся притихли.
– Может, кто-то высказаться хочет?
…
– Ясно! Тогда я скажу,
