Покаяние - Геннадий Гусаченко

А вор смеётся довольно: уловка удалась!

Притащили его в отдел, да что толку? Кражу не докажешь — нет заявления. Нашли в кармане опасную бритву — ну, и что? Холодным оружием не является.

Щипач потом ходил перед окном моего кабинета и ухмылялся: «Что? Взяли?!»

В отличие от капитана Жеглова в фильме «Место встречи изменить нельзя», подсунувшего карманнику кошелёк, позже мы по–другому того щипача «сделали». Мои нештатные сотрудники–дружинники Борис Белов и Юрий Филиппов подкараулили вора возле ресторана, затеяли с ним драку. Борис Белов саданул плечом по витрине, выдавил стекло. Осколком руку себе поранил, лицо в крови измазал. Притащили карманника в отдел, составили на него протокол за злостное хулиганство, за причинение телесного повреждения дружиннику, подписались свидетелями. На два года упрятали эту мразь за решётку. И угрызения совести нас не мучили: вор должен сидеть в тюрьме!

Так уж случилось, что именно какой–то вор–карманник уготовил мне встречу с красивой девушкой–студенткой института советской торговли. Она вошла в кабинет зарёванная, размазывая тушь с ресниц по пунцовым щекам.

— Успокойтесь, девушка… Что случилось? — спрашиваю.

— Паспорт в автобусе украли… И стипендию… Тридцать рублей… — горестно всхлипывая, ответила она. — Что я теперь маме скажу? У неё ещё не скоро зарплата… Может, не украли…

В отчаянии стала рыться у себя в сумочке. Не нашла.

Я придвинул ей стул, подал лист бумаги.

— Присаживайтесь к столу… Пишите заявление… Укажите, когда и при каких обстоятельствах у вас вытащили паспорт и деньги…

Роняя слёзы, она склонилась над столом. В их тумане расплывались буквы перед глазами. Плечи её вздрагивали. Мне стало жаль юную особу, пострадавшую от мерзкой руки подонка–щипача. Я чувствовал себя виноватым перед ней в том, что её обворовали. Внутри у меня всё кипело и негодовало. Ну, твари… Попадётесь вы мне!

— Зачем хныкать? Паспорт украли?! Ничего страшного! Новый получите… Лишние хлопоты, конечно… А деньги…

Слова возымели на неё действие. Она перестала хныкать.

Я открыл сейф и достал тридцать рублей. То были не мои деньги. Я и сам дня два ходил голодный, но прикоснуться к ним не смел: сорок рублей дал мне под расписку Данилин для оплаты стукаческих услуг осведомителя. Но здесь особый случай! Не для себя ведь! А стукач подождёт, с получки с ним рассчитаюсь…

— Вот вам вместо украденных… Чтобы мама растяпой не назвала…

Она одарила меня обворожительной улыбкой.

— Как?! Вы не шутите? Такие деньги! Вы же совсем не знаете меня…

— Напротив… Вы — Оля Уральцева… Проживаете в доме, где ЦУМ… На Ленинской… Рядом с кинотеатром «Уссури»…

— Да… Правда… Откуда вам известно? — взглянула она широко открытыми глазами.

Я от души рассмеялся.

— Вы в заявлении свои данные оставили…

— Ах, да… Конечно… Не знаю, как благодарить вас… Вы меня так выручили… Огромное вам спасибо!

— Не стоит благодарности… Рад оказать помощь такой красивой девушке.

Теперь уже я смотрел на неё широко открытыми глазами. Прелестное личико. Улыбаясь пухленькими губками, показывает ровные белые зубки. И ямочки при этом появляются на розовых щёчках. Носик прямой. Ресницы–хлопалки смиренно опущены на зелёные глаза, которые блистали как огонь зарницы, искрились проницательностью ума, живостью и добротой. Несомненно, и душа её вылита по форме прекрасной наружности. Тёмно–русые волосы уложены с явным подражанием причёске певицы Эдиты Пьехи. Бордовая блузка обтягивает выразительный бюст. Чёрная мини–юбка. На стройных загорелых ногах простенькие туфли. Словно чудо–колибри, однажды в тропиках впорхнувшее в иллюминатор моей каюты, так неожиданно в кабинете возникло это милое создание. Не ответить взаимностью на её многообещающую улыбку я просто не мог.

— Вы не будете возражать, если я… провожу вас?

Девушка смутилась, потупив глаза. Нет, она не возражала. Вспыхнула, зарделась, засветилась радостью.

В сейфе ещё оставалась десятка. Я сунул её в карман.

— Может, в кино сходим, Оля? А? В «Уссури»? Там «Трембита» идёт… Крамаров в этом фильме играет… Музыкальная комедия…

В ответ всё та же очаровательная улыбка.

— Решено! Идём в кино!

Помогая девушке встать, я взял её за руку и вдруг осознал, что она всецело в моей власти, и если захочу, будет моей навсегда. А что?! Привлекательная, милая… Учится в институте, не хала–бала… Восемнадцать лет… Скромница… Кого же мне лучше искать?

Мы долго шли по городу, без умолку болтали, и такое было чувство, что знакомы давно. Незаметно я приобнял девушку за талию. Оля оказалась весёлой, юморной девчонкой, напомнившей мне школьную любовь Тоню Борцову. С ней было легко и просто. Не требовалось изображать из себя умника, выпендриваться и выдрючиваться, чтобы понравиться. Об этом не думалось, потому, что мы оба потянулись друг к другу. До начала сеанса оставался час, который мигом пролетел для нас. В сквере мы сидели на лавочке и целовались.

— А может, не пойдём в кино? — оторвавшись от её влажных губ, выдохнул я.

— Давай, не пойдём… — обхватив меня за шею, согласилась она.

— Фильм, говорят, интересный, смешной… Может, всё–таки, пойдём?

— Давай, пойдём… — запрокидывая голову и подставляя губы для поцелуя, отвечала она. — Как ты скажешь, так всегда и будет…

Её покорность покорила меня. Готовность ни в чём не противиться мужу, не отказывать ему в его страстных желаниях, видеть в нём рыцаря, защитника, героя прежде, чем добытчика, было исключительной чертой характера Ольги и главным её достоинством. Кто внушил ей мысль, что жена должна гордиться мужем, поддерживать в делах, не перечить, не терзать за неудачи и одаривать лаской? Мать, рано овдовевшая после гибели в штормовом море мужа — тралмастера рыбацкого сейнера? Книги? Подруги? Или это — врождённый инстинкт мудрой женщины?

В кинозале, сцепив горячие ладони и прижимаясь коленями, мы больше поглядывали друг на друга, чем на экран. Во время сеанса какие–то пьяные нахалы, сидящие позади нас, очень громко разговаривали, не стесняясь в выражениях и не обращая внимания на замечания зрителей. От их ненормативной лексики свернулись бы в трубочки уши даже у забулдыги–боцмана с пиратской шхуны. На них шикали со всех сторон, но хамы на всё «положили с прибором». Что мне оставалось делать? Сидеть с девушкой и спокойно слушать развязно–грязные ругательства, вульгарные пошлости в адрес героев фильма? «Помни: ты — работник милиции. Ты всегда на посту», — говорил мне заместитель начальника отдела по оперработе Евгений Иванович Королёв, золотой души человек. Тем более, Ольга знает, где я работаю. Если не урезонить наглецов, как потом смотреть ей в глаза? Чего доброго, ещё подумает, что струсил… Очень бы хотелось знать, что в этом случае посоветовали бы блюстители норм права: адвокаты, судьи, присяжные заседатели? А, ну, да, конечно… Нужно было встать, выйти из зала, позвонить «02», обратиться к дежурной кинотеатра, пожилой женщине, попросить её утихомирить хулиганов.