Рубенс - М.-А. Лекуре

Английский посланник в Гааге лорд Карлтон все-таки заподозрил неладное. «Они [Жербье и Рубенс] вместе переезжают из города в город, якобы осматривая картины. Под этим предлогом можно провести здесь несколько дней, но если ему вздумается задержаться, его обязательно попросят убраться восвояси или просто вежливо выдворят из страны. А как еще прикажете расценивать их махинации в стане противника, если не как признак обмана и хитрости? Вот почему на этих двух господ здесь смотрят как на тех, кого принято называть эмиссарами и кто под разными предлогами является в эти края, чтобы шпионить за государственными мужами, а в народе сеять смуту и плести небылицы о том, что испанский король и инфанта с годами набрались опыта, прониклись милосердием, умерили свои аппетиты и готовы в обмен на разумные уступки оставить здешние края в покое».256

Итак, Карлтон учуял, что при посредничестве Англии между Испанией и Голландией намечается сближение. Но в его осуществление он верил не больше, чем в жажду прекрасного, заставившую Рубенса пуститься в путь. Тем более что — слухи распространяются быстро — Филипп IV горячо рекомендовал своему кузену-императору сохранять твердость в отношении протестантского населения Дании и Пфальца. Как же после этого верить в благие намерения католиков? Впрочем, Карлтон считал, что Испания стоит на пороге краха, а потому недолго ей осталось третировать Генеральные штаты Голландии. Главный же интерес проницательного Карлтона сводился к вопросу — что же это за болезнь, которая задержала дона Диего Мессиа в Париже?

Жербье и Рубенс очутились в незавидном положении. Никто не хотел им верить, а вдобавок они начали подозревать друг друга. Англичанин упрекал фламандца в отсутствии письменных гарантий, подтверждающих серьезность намерений короля Испании. И вот, когда ситуация совсем зашла в тупик, грянула новость: подписан франко-испанский альянс.

Это был действительно эффектный трюк. Пока двое художников бились над сближением Испании и Англии, Оливарес, оказывается, вел переговоры с французами. 20 марта 1627 года они с посланником Рошпоном заключили договор о вторжении — не больше и не меньше! — французских и испанских войск на территорию Англии с целью восстановления там католической веры. Ришелье не скрывал своего довольства, а потому испанцы поспешили скрыть от него, что вели двойную игру. Вот откуда фальшивые даты на документах, уполномочивающих Изабеллу вести переговоры с Лондоном. Дон Диего Мессиа по-прежнему сидел в Париже, вот только вместо лечения занимался уточнением сроков франко-испанского нападения на Англию. 9 сентября он прибыл в Брюссель, где посвятил в подробности предстоящего дела инфанту, рекомендовав ей держать язык за зубами.

Но шила в мешке не утаишь. Уже 15 сентября Жербье доносил Карлу I, что испанский король согласился оказать французскому королю помощь в виде 60 кораблей. Далее он добавлял, что инфанта в отчаянии и обещает сделать все от нее зависящее, чтобы оттянуть поставку кораблей на возможно более долгий срок. Рубенс узнал о происходящем от самой инфанты. Новость убила его. Он попытался было избежать провала переговоров, сообщив Жербье дополнительную информацию, хотя это шло во вред испанским интересам: «Приезд сеньора дона Диего Мессиа открыл нам глаза на то, что договор между королями Франции и Испании касается защиты их владений».257 18 сентября он отправил Бекингему подтверждение, что инфанта и маркиз по-прежнему стоят за мир и что лично он продолжит действовать в этом направлении, хотя о последнем его никто и не просил.258

Следовало ли ему утаить эти сведения от Жербье, который принадлежал теперь к другому лагерю? Хунта обвинила его в излишней словоохотливости: «Что касается дела Рубенса и Англии, то он [Оливарес] согласен с маркизом Монтескларесом, который считает, что можно было, не особенно греша против истины, высказаться с меньшей откровенностью».259 Сообщив Жербье о франко-испанских договоренностях, Рубенс дал англичанам возможность подготовить достойный отпор врагам. Быть может, он спешил засвидетельствовать перед Карлом I и Бекингемом собственную искренность, чтобы спасти жалкие плоды своих усилий по подготовке переговоров и не лишиться статуса дипломатического агента?

На Высшем совете, созванном инфантой, фламандские мужи не стеснялись в выражениях. Общее недовольство своих соотечественников действиями короля Испании вслух изложил Рубенс, лишний раз подтвердив, что по-прежнему пользуется доверием инфанты и Спинолы: «Ему [Мессиа] наглядно показали все вероломство французов, король которых вовсю помогает Штатам и собирается помогать датчанам. Французы насмехаются над нашей наивностью, а сами рассчитывают с помощью Испании принудить Англию заключить с ними договор, что и случится».260

По всей вероятности, Оливарес мысленно все еще жил в эпоху испанских браков и регентства Марии Медичи. Он не хотел признавать очевидного: истинные интересы Франции действительно толкали ее к альянсу с Англией, а вовсе не с Испанией. Он не понимал, что Ришелье, действуя в качестве премьер-министра, возрождал стратегию Генриха IV и вслед за ним прилагал все усилия, чтобы разорвать габсбургское кольцо. Принципы «финансовой дипломатии», которую он с успехом применял, изложены в его «Политическом завещании»: «Если в течение десяти лет все силы врагов вашего государства натыкаются на сопротивление ваших союзников, а вы чаще прибегаете к кошельку, чем к оружию, то это свидетельство крайней осторожности. Если силы ваших союзников на исходе и приходится вступить в открытую войну, то это свидетельство мужества и мудрости, вместе взятых».261 Кардинал всегда долго тянул, прежде чем решиться на военные действия, негласно финансировал любые конфликты, которые вели к ослаблению противника. Так, подписывая соглашение с Испанией, он одновременно выплачивал субсидии членам Протестантской лиги — Соединенным Провинциям, Швеции и Дании. Неизвестно, ведал ли об этом Оливарес, но в любом случае он не желал ломать голову над подобными соображениями. Протест фламандцев произвел впечатление на Мессиа, но отказаться от экспедиции Мадрид уже не мог, тем более, что возглавить ее согласился Спинола, хотя и не веривший в ее необходимость, но считавший, что любой другой на его месте попросту провалит дело.

Впрочем, дальше разговоров оно пока не шло. В Дюнкерке французы ни шатко ни валко готовили корабли к нападению на Англию. Рубенс назвал франко-испанское соглашение «громом без молнии».262 Возможно, он хотел таким образом немного успокоить Жербье, которого призывал не бросать начатого: «Между собой мы могли прояснить затруднения, о которых уже говорили. С тех пор, как произошел разрыв, я по мере сил постоянно занимаюсь этим соглашением и по-прежнему держу в руках документы, касающиеся обеих сторон».263 Но Карл I решил отступиться. 4 октября он сообщил об этом Жербье, воспользовавшись услугами министра иностранных дел: «С тех пор как в своих последних письмах вы доказали, что из-за нехватки министров противной стороны нам больше нечего ждать от этого соглашения, Его Величество полагает, что ему полезно и приличествует прекратить всякие шаги в направлении этого соглашения».264 Однако к концу года, серьезно обжегшись на разорительных мероприятиях помощи французским протестантам, англичане вновь повернулись лицом к Испании.