По следам карабаира. Кольцо старого шейха - Рашид Кешоков

Жуниду по прочтении этой бумаги вдруг вспомнились слова Паши-Гирея, сказанные им некогда на допросе в ауле Абухабль: «Отрицать очевидное глупо, юлить и дрожать — тоже ни к чему. Есть более разумный стиль поведения — бежать, начальник, бежать».

Контрабандист Акбашев остался верен себе.

5. Коноплянов «завинчивает гайки»

Дела управленческие. Виталий Николаевич приходит к мысли, что его сотрудники впустую тратят драгоценное время. Абдул Маремкулов получает возможность восстановить свою репутацию. Особое совещание. Новые хлопоты.

Начальник Черкесского управления НКВД, майор государственной безопасности Виталий Николаевич Коноплянов считал себя человеком строгим и принципиальным, который едва ли не единолично поддерживает порядок в области и в самом аппарате. Он был глубоко убежден, что стоит ему заболеть, уехать в командировку или выйти в отставку — последнее равносильно полной катастрофе, — и все развалится, и некому будет «закручивать гайки».

Это излюбленное его выражение означало все, что угодно, начиная от вмешательства Виталия Николаевича в разные мелочи, не стоящие выеденного яйца, и кончая официальными «громами и молниями», которые он считал своим долгом в начале каждой недели обрушивать на своих сотрудников во время «оперативки».

Внешность у него была довольно внушительная: огромный рост, широченные квадратные плечи, буйная шевелюра с седеющими висками, густой рокочущий баритон, крупные руки, с короткими сильными пальцами и тяжелой ладонью, которой он любил похлопывать по столу, завершая какой-либо разговор и сопровождая этот жест старомодным словечком «баста».

Обожал Коноплянов и всяческие реконструкции.

Так, вскоре после вступления в должность он затеял грандиозный ремонт, длившийся несколько месяцев, с той якобы целью, чтобы каждому работнику предоставить отдельную комнату. При этом Виталий Николаевич не забыл и себя, расширив собственный кабинет за счет слияния трех смежных. Позади кабинета выкроил небольшую комнату для «отдыха». На дверь, ведущую туда, велел наклеить карту Северного Кавказа и, таким образом, для непосвященных вход в «комнату отдыха» был замаскирован. Впрочем, о существовании ее знала даже рассыльная управления.

Вся мебель — от дубовой массивной рамы, в которой висел портрет Дзержинского, до необъятного двухтумбового письменного стола и кресел с гнутыми подлокотниками, — была заново отполирована, на мягкие сидения кресел и диван натянут темно-бордовый плюш. Заодно Коноплянов где-то приобрел напольные часы-башню, занявшие весь угол и каждый час оглашавшие кабинет торжественным медным боем. Со стороны балкона был установлен специально заказанный длинный прямоугольный стол для «особых совещаний», за которым могло уместиться на двух рядах стульев человек двадцать пять. Стол накрыли зеленым сукном.

Без изменений были оставлены разве что люстра, темные бархатные шторы на окнах и настольная лампа со специальным зеленым плафоном.

Нашлись злые языки, уверявшие, что весь этот «тарарам» новый начальник устроил не из человеколюбия, руководствуясь заботой о сотрудниках, нуждавшихся в отдельных комнатах, а ради того, чтобы придать блеск и величие себе самому.

Впрочем, не все так думали.

Новшества на этом не кончились. Расправившись с внутренним переустройством здания, Виталий Николаевич начал практически и планомерно проводить в жизнь свою систему «закручивания гаек». По понедельникам являлся на работу раньше всех и, стоя в небольшом вестибюле до половины девятого, лично регистрировал всех опоздавших, которым потом делал соответствующее внушение Правда, опоздания он не считал смертным грехом и слишком строго не взыскивал. Но горе тому, кто рискнет появиться в управлении небритым, с несвежим подворотничком или в нечищеных ботинках. Тут уже спуску не было. Виноватому назначалось несколько часов строевой подготовки по заранее разработанной теме: «Одиночное обучение бойца» Еще строже относился Коноплянов к тем, от кого попахивало на службе спиртным, — таковых он без сожаления отправлял на гауптвахту, используя «полную катушку», то есть пять суток со строгим режимом.

Нечего и говорить, — к концу второго месяца почти все управление трепетало перед новым начальником. Только два человека, оба его заместителя, вели себя так, будто ничего не изменилось.

По-прежнему спокойно, уравновешенно и со знанием дела исполнял свои обязанности Гоголев. Второй заместитель, Леонтьев, как и прежде, поспевал всюду — до начала работы учреждений и организаций города проверял чистоту и порядок на улицах и площадях, часом позже собирал участковых милиционеров, давая им инструкции на день и особо нажимая на меры надзора за санитарным состоянием столицы Черкесии. К себе он приходил уже в десять и разбирал всякого рода происшествия, случившиеся вечером и ночью. Затем отправлялся с докладом к Коноплянову и председателю облисполкома. После обеда — выезды в районы, встречи с так называемыми «низовыми активистами», которых у него было немало и разветвленная сеть их непрестанно пополнялась. К исходу дня Леонтьев возвращался в управление и, разобравшись в полученных сведениях, отдав надлежащие распоряжения, ехал в обком к Воробьеву, обстоятельно информируя секретаря о происшествиях за сутки и принятых мерах.

У Леонтьева день был расписан так, что не оставалось и минуты свободной, за неделю он несколько раз оставался без обеда, но даже это не спасало его от конопляновских нотаций по поводу неповоротливости некоторых работников управления, которые никак не могут ликвидировать преступность в области. Кто-кто, а Коноплянов был великим мастером отчитывать человека, не называя его по фамилии, обходя прямые обвинения, но выстраивая разговор таким образом, что собеседник всегда точно знал — речь идет именно о нем.

Леонтьеву, человеку деятельному, добросовестному, но тихому и скромному, не приходило на ум спорить с начальством и уж совсем невдомек было, что Коноплянов принадлежит к той породе руководителей, для которых важно чисто внешнее, показное благополучие и нет дела до существа. Лишь бы исправно «крутилось колесо», а если при этом ржавеет ось и вылетают спицы — неважно: на наш век хватит.

Коноплянов вообще считал милицию кляузным учреждением, ошибочно навязанным органам государственной безопасности. Вслух Виталий Николаевич, разумеется, таких вещей не говорил.

В свете сказанного, как теперь часто пишут в отчетах и газетных статьях, вполне объяснимы те события, которые последовали одно за другим вскоре после приезда начальника управления из Ставрополя.

Начать с того, что за время его отсутствия произошло несколько случаев нарушения законности, к которым Коноплянов обыкновенно относился так, будто они являлись прямым следствием нерасторопности и неумелости его подчиненных. А раз это было без него — тем более. Наломали дров и — «баста». Теперь ему предстоит расхлебывать.

Жарко стало в первую очередь Петру Яковлевичу Леонтьеву. Прежде всего он получил нагоняй за непринятие неотложных мер по ограблению на ярмарке в ювелирном магазине. Начальнику угрозыска Бондаренко был объявлен строгий выговор «с занесением», а лейтенант Маремкулов сдал оружие и прошествовал на гауптвахту за то, что упустил Цыганова. Трое суток ареста за халатность при исполнении служебных обязанностей. Незамедлительно был издан и второй приказ, отмечавший решительные действия пожарников, своевременно потушивших пожар на овцеферме совхоза «Пригородный».

Сергей Тимофеевич Бондаренко счел наказание слишком суровым и тотчас послал рапорт в Москву с просьбой перевести его в Белоруссию, где жила его мать. Не поставив об этом в известность Коноплянова, он продолжал с прежней неторопливой методичностью вести розыск Цыганова и его неизвестного сообщника.

Прошло три дня, в течение которых Виталий Николаевич Коноплянов знакомился со всей документацией, касающейся нападения на продавщицу ювелирного магазина Паритову, кражи овец на совхозной ферме, пожара и его ликвидации, обыска на Шахарской прядильной фабрике, произведенного по просьбе старшего сторожевой охраны Кумратова, подозревавшего, что шерсть убывает «налево» неведомыми ему путями. Кстати, обыск ничего не дал.

Вывод, сделанный Конопляновым в результате рассмотрения всех этих дел, был неожиданным для него самого. Действительно: грабители на ярмарке повели себя по меньшей мере глупо — ударили камнем Паритову, схватили ничего не стоящее кольцо и-скрылись. Явно случайное происшествие. Разве тут можно усмотреть почерк опытных рецидивистов? Обыкновенное хулиганство. Напились и стукнули продавщицу, а потом со страху не сумели даже украсть как следует. И материальный ущерб ничтожен — двести рублей с копейками. Так для какой же цели возиться и раздувать кадило? А ферма? Произведенная проверка показала, что там царила путаница в документах учета. Полная вероятность, что недостачи овец просто не было. То же самое с фабрикой Утечки шерсти не обнаружено.