Один человек и один город - Вероника Евгеньевна Иванова

застукали за чем-то постыдным, нет. От растерянности. Так бывает, когда действуешь автоматически, а тебя вдруг просят объяснить, что к чему. И зависаешь тогда напрочь.

«Ты казался ангелом, вознесенным надо всеми.»

Откуда в памяти взялись эти слова? Что-то ведь совсем недавнее. Но Лил не могла такое сказать. Да и не говорила: наши беседы-стычки я помню со всеми подробностями.

– Вступайте в новый день, почитая день прошедший и принимая его итоги душой и телом, и одно всегда подскажет другому, грехом или благочестием отмечены ваши деяния!

Высоко над головами зазвенели колокола. Птичьими трелями, радостно и беспечно.

Праздничные службы у падре Мигеля никогда не бывали долгими. Видимо, из чувства человеколюбия: в собор набивалось столько народа, сколько успевало, и большая половина стояла на своих двоих, слушая священническое напутствие. Она же дружно ринулась к выходу, едва колокольный гомон начал стихать.

– Ну что же ты? Идем скорее, а то не успеем!

– Куда?

Рукав затрещал. И ладно бы по шву, так нет, наискось через локоть. Старая ткань, чего ещё от неё можно было ожидать?

– Все без нас разберут!

Интересно, старые привычки всегда норовят вылезти на свет божий в самый неподходящий момент? Мы со службы обычно уходили в последних рядах, в тишине, по мраморному простору, а не…

Спины. Плечи. Локти. Бедра. Дыхание, которое горячее воздуха. Прямо в загривок, хорошо, что не выше.

– Держись строго впереди, понятно?

Лил с её юркостью вряд ли нуждалась в дополнительной опеке. Но послушалась. Замедлила шаг, норовя прижаться.

– Эй, чего размахался?!

– За собой следи!

Он тут же перешел от слов к действиям, кто-то из толпы, спешащей к выходу. Пихнул кулак мне под ребра. К сожалению, попал и наверняка довольно осклабился. Надо было развернутся и, со всей дури…

Макушка Лил качнулась.

– Ты зачем падать собралась?

Нет, никаких больше праздников. Это же столпотворение, а не душеспасительное собрание. Если уж девчонке до смерти захочется послушать умные речи падре, лучше попробовать договориться о личной беседе. И скорее всего, будет сложно, он ведь один такой на весь город.

Да, в прошлой жизни для меня подобных проблем не стояло: в любой момент, по любой прихоти. Как представитель небесных властей откажет приближенным к высшей власти мирской? Правда, больше походило на то, что это падре ищет со мной встречи, а не я с ним. Явно мама старалась. Даже понимая всю бессмысленность происходящего.

– Под ногу что-то попало.

Она весила побольше Генри, но до ступенек моих сил хватило. Для переноски на руках. А там можно было расслабиться и отдышаться раскаленным, но куда более чистым воздухом.

С крыльца собора толпа потекла на площадь, только уже не плотным потоком, а сотней ручейков – строго по количеству рядов, проложенных между споро развернутыми палатками и лотками. До начала службы здесь не было ни души, ни предмета, только полированные каменные плиты, а теперь громоздилось огромное торжище. С виду. А в действительности – рынок, на котором не будет совершено ни одной покупки.

– Идем! Ну идем же!

Теперь можно было не опасаться за Лил: народ рассосался по разным прилавкам, освобождая проходы. Правда, если она захочет пробраться поближе к товару, бока все же намнет.

– Не отставай!

Ряды с мебелью и домашней утварью девчонку не заинтересовали: просквозила мимо и нырнула туда, где над головами колыхались яркие флаги одежды.

Все это было новым. В крайнем случае, едва ношеным. Популярным решением также считалось выставить что-нибудь, единственный раз надетое на общественно-значимое мероприятие. Вот за такие штуки, засветившиеся на страницах газет, тут, наверное, дрались яростно. Конечно, вряд ли победитель станет носить это шикарное платье или костюм, скорее, повесит в доме на видное место. Ради хвастовства. Или раз в год сюда принарядится.

– Ну где ты там?

Если в начале одежных рядов люди толкались активно, то по мере углубления обстановка становилась все спокойнее. Даже чопорнее. Никто уже не верещал, не метался из стороны в сторону: вели себя чинно и сдержанно. А причина чудесного преображения толпы выяснилась довольно быстро. Сразу, как только я добрался до восхищенно застывшей над одним из лотков Лил.

– Смотри, какая красота!

– Тебе-то она зачем?

Совсем иные нотки в голосе. Нарочито гордая осанка. Отутюженные стрелки и складки везде, где они проложены согласно фасону. Но человек-то все тот же.

– А мне не для себя.

Карлито умеет владеть собой, когда это требуется. Например, при исполнении служебных обязанностей. Но здесь не дом сенатора, а Лил не входит в число уважаемых людей, поэтому выражение смуглого лица перестало быть просто высокомерным. Превратилось в презрительно-злобное.

– Да все твои друзья в этом утонут!

– А вот и нет!

Размер одежды, на которую положила глаз девчонка, и впрямь был достаточно большой. На крупного мужчину. Почти что на…

Интересно, это весь мой гардероб или носки-галстуки прислуга себе уже прикарманила?

– Как ты долго… Хорошо, что тут никого не было. Мы первые!

Конечно, не было. К шмотью сенаторской семьи не каждый рискнет подойти. Кто-то побоится, кто-то по идейным соображениям пройдет мимо.

– Давай возьмем тебе рубашку? Взамен рваной?

Можно подумать, это я её порвал.

– Должна быть впору: такая же большая, как и ты.

И будет впору. Помню, как мерки снимали. На вырост, кстати, так что ещё довольно долго смогу носить. Даже если слегка раздамся в плечах.

– А цвет какой… Как небо!

Вообще-то, он называется «королевский синий». Но да, небо наверху, над нами, примерно того же колера.

– Примеришь? Ну примерь, ну пожалуйста!

Взгляд Карлито медленно, но верно начал наливаться бешенством. И только поэтому я позволил Лил стащить с меня испорченную рубашку.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: парень рассчитывал заполучить эти вещи в свое пользование. Может, не все, но конкретную синюю тряпку – совершенно точно. Помню, как он смотрел на неё всякий раз, открывая шкаф. С жадностью и жаждой. Строго говоря, она бы ему пошла, эта рубашка. И к глазам, и к цвету кожи. Выглядела бы куда эффектнее, чем на…

– Это что такое?

Уфф! Зачем пальцем-то тыкать прямо в синяк?

– Задели. Случайно.

– Кто посмел?!

Руки в бока, перышки в стороны. Боевая колибри, одно слово.

– Забудь. Проехали.

Не признаваться же, в конце концов, что нахал ушел от возмездия только потому, что я расставил приоритеты в другом порядке? Ещё загордится. Хотя куда уж больше?

– Болит?

Если не трогать, можно не обращать внимания.

– Давай, поцелую и все пройдет?

– Рубашку давай!

Да, пока садится хорошо. Чуть плотнее стала по плечам, но оно и понятно: