Поспорь на меня - Вера Эн

Номер он сменил, когда отец, не дождавшись его звонка в назначенное время, позвонил сам и категоричным тоном потребовал отчета. Рома, психанув, послал его подальше, заявив, что бросил универ и отныне Денис Денисович может не тратить семейный бюджет на недостойного отпрыска. Отец, не особо задумываясь, пообещал отречься от него, после чего Рома выкинул симку в дождеприемный колодец и начал жизнь с чистого листа. Отныне его номер знала только Лиза — и то под строгим уговором не давать его родителям, но звонить в любое время, когда будет такое желание. За прошедшие недели только ее звонки, пожалуй, и были какой-то отрадой, хотя о чем особо можно говорить с трехлетней сестрой?

Но меньше всего на свете он ожидал ее вызова в полдесятого утра. Получалось, что у Лизы сейчас еще только семь тридцать, и Рома поднял трубку с ощутимым беспокойством: что там могло случиться?

Напряженный голосок младшей сестры поначалу подтвердил самые нехорошие подозрения.

— Доброе утро, Ромочка, — поприветствовала она великовозрастного брата, и Рома велел себе успокоиться: кажется, особых неприятностей все-таки не произошло. — Прости меня, пожалуйста, — продолжала между тем бесконечно вежливая Лиза, — но папа очень просил меня позвонить тебе. Ему очень нужно с тобой поговорить.

Рома передернул плечами: вот это новость! А Лизка — молодец, держит слово: так и не дала родителю Ромин телефон, сама номер набрала. Роме, пожалуй, стоит у нее поучиться дипломатии.

— Хорошо, Лиз, спасибо, что предупредила, — глупо отозвался он, пытаясь представить, что вдруг понадобилось родителю до такой степени, чтобы он снизошел до просьбы к дочери и до звонка отвергнутому и освистанному бывшему сыну, и каким добрым словом встретить его желание пообщаться. Однако Денис Денисович избавил его от этих мук.

— Катя Сорокина — знаешь такую? — не тратя время на приветствие, поинтересовался он. У Ромы брови поползли вверх.

— Знаю, — согласился он. В голове крутилась сотня вопросов и сотня же язвительных замечаний, но он промолчал, желая как можно скорее услышать продолжение. К Кате Сорокиной у него не получалось быть равнодушным.

— Звонила вчера, — вполне миролюбиво продолжил отец, а Рома оторопел. Катюха? Звонила его отцу? Кой черт дернул ее на подобный полоумный поступок? — Интересовалась, где может тебя найти. Что ей передать?

— Катюха? — тупо переспросил Рома, не веря, что отец говорит правду. Но лгать тот себе никогда не позволял. — Искала меня?

— Искала, — все тем же странным, непривычно душевным тоном подтвердил отец. — Чудная девочка. Позвонила на Светин телефон. Назвала меня старым дураком и велела немедленно с тобой помириться. Сам понимаешь, что в такой просьбе невозможно отказать.

Рома ошеломленно плюхнулся на диван, вообще не понимая, что происходит. Ему и в самом фантастическом сне не приснилось бы, что Катя станет его искать. Да не просто искать, а звонить его родителям и вправлять отцу мозги по поводу его отношения к сыну. Нет, последнее как раз было очень похоже на Сорокину, но с чего вдруг? Спустя почти месяц после их расставания? Да вообще — с чего? Она забила на Рому, выкинула его из своей жизни и явно больше не желала с ним знаться, и Рома не сомневался, что между ними все кончено. Собственно, у него были все основания так думать. Но отец точно не стал бы сочинять. Черт, он вообще не позвонил бы, если бы не случилось что-то из ряда вон выходящего, и разговор с Катюхой, кажется, оказался именно таковым. Она заставила Дениса Денисовича Давыдова отказаться от своих принципов и первым пойти на примирение — это просто уму не постижимо! Зачем? Грехи Катька замаливала? Или, может, узнала, что Строев Рому из универа турнул и решила снова облагодетельствовать, несмотря на ссору? Вот это было ближе к истине. Снова жалость. И ничего стоящего.

— Так что ей передать? — повторил отец предыдущий вопрос, и Рома глубоко, трудно вздохнул. Надо было принимать решение. Слишком непростое, чтобы справиться с ним кавалерийским наскоком.

— Я сам с ней свяжусь, пап, — пообещал он и, закрыв глаза, то же самое пообещал себе. — Спасибо, что позвонил.

— Добро! — согласился отец и, не прощаясь, закончил разговор.

Рома бросил трубку на диван и потер лицо руками. Пообещал — надо выполнять. Это, наверное, будет самая сложная встреча в его жизни, но все лучше, чем гадать на кофейной гуще, придумывая поступку Сорокиной самые невероятные объяснения. Пусть скажет ему все в лицо: пожалуй, давно стоило это сделать, а у Ромы все не хватало мужества. Если очередная игра — что ж, тогда можно будет наконец поставить точку и не пускать слюни на заполненную его именем страницу альбома. А если все-таки вдруг что-то изменилось…

Он вытянул с заставленной учебниками полки тот самый альбом с Катюхиными рисунками и уже в который раз вгляделся в ее наброски. Тонкие четкие штрихи, выстраивающиеся в аскетичные, но ухватывающие самую суть картинки — они удивительно верно отражали Катюхину суть. И только на форме хоккеистов были неожиданные узоры. У одного — волны внизу свитера, у второго — языки пламени по бокам, у третьего — ровные шестиконечные снежинки на рукавах. И вот эти-то снежинки и показались неожиданно знакомыми. Рома абсолютно точно видел их раньше и даже, кажется, помогал рисовать.

Он перелистнул альбом в самое начало и резко вздохнул. Вот они — и снежинки, и языки, и волны. Лизка пробовала свои силы в рисовании, а Катя вписала ее каракули в форму Роминых хоккеистов. Не поленилась, заморочилась, придумала. Наверняка уйму времени потратила просто для того, чтобы… сделать ему приятное?

Сумасшествие какое-то!

Ведь сама же отказалась, сама Карпоноса предпочла! И даже говорить с Ромой не захотела!

А потом искала, и отцу позвонила, и заставила его на мировую пойти. Что Рома упустил? Где неправильно понял?

По телу вдруг прошлась горячая вдохновляющая волна, какой он не чувствовал уже почти месяц. Вот идиот: не ясно же еще ничего и никаких, по сути, особых надежд сегодняшний разговор с отцом не должен был внушить. Но внутри против воли все оживало, и дышать