Хроника времён «царя Бориса» - Олег Попцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так вот, поруганное достоинство делало позу, и перед вами возникал гоголевский Городничий, который, сжимая сытый кулак, ревел по-толубеевски: «Вот где они у меня, субчики: Чубайсы, Шумейки, Шохины проклятые!..» Я пробовал урезонить и, сожалея (экая энергия пропадает), остерегал: «Зачем тебе это, Александр Владимирович, отдай нам, мы раскрутим. Тебя начнут честить, кости перемалывать. В таком мордобое каблуками не щелкают. Ничего не пожалеют. Ты ведь, Александр Владимирович, их тоже не жалеешь». Он взрывался, требовал ещё и ещё внимания. На столе оказывались новые папки, и разговор шел по пятому кругу.
И вот эта череда ответных сокрушительных обвинений наступила. Вице-президенту числят фонд «Возрождение». На сцене появляется некий Якубовский — агент всех политических сил и многих разведок разом, прослушивающий, кодирующий, записывающий все и вся. Легко меняя своих хозяев, он становится одинаково опасным для всех. Банк компрометирующих материалов, созданный Якубовским, мало сказать внушителен. Он неповторим, потому что человек, его создавший… талантлив. Я первый раз вижу такой масштаб непорядочности, претендующий на нравственное алиби. Он рассказывает о Руцком то же самое, что говорил вице-президент о Чубайсе, о Шумейко. А значит, настал час сравнивать, кто больше украл или присвоил или разрешил украсть или присвоить, и нам теперь ползать с сантиметром по дачам Махарадзе, Бурбулиса, а чуть позже — по дачам Руцкого, Зорькина и обмерять: туалеты, гаражи, пересчитывать унитазы, биде и записывать их цветовую гамму — бело-розовый, или лазоревый, или под цвет морской волны.
У меня было такое ощущение, что нас всех вместе погружали в грязь, испытывая при этом неповторимое наслаждение. Понимая, что у Президента недостает сил, оппозиция начинает атаку ещё на одном направлении. Ей надо свести на нет конституционное наступление Президента, заставить его захлебнуться.
Вторая возможность привлечь, задеть, возбудить общество — конечно же, экономическая реформа. Никому не хочется страдать. На фоне нарождающегося упитанного, замешанного на мафиозности предпринимательского сословия бедность и неустроенность подавляющего большинства сограждан выглядят удручающими. Оставив экономический плацдарм без внимания, Президент получил Всероссийское экономическое совещание, созванное вопреки его желанию. А до того — Круглый стол, где демократы попросту оказались выставленными за дверь. Практически полностью потеряв позиции в пережившем ротацию парламенте, демороссы любую инициативу парламента с этого момента предают анафеме. Это же произошло и с Экономическим совещанием и предваряющим его Круглым столом, который был задуман для выработки некой концепции экономического согласия. Демократы бойкотировали заседание Круглого стола, попытались собрать альтернативный Круглый стол, затея не имела успеха. Таким образом, игровое поле взаимодействия с оппозицией в сфере экономики оказалось занято другими общественными течениями и пристрастиями. Правительство на первых порах (Черномырдин только начинал и хотел отработать свою модель отношений с парламентом) выступило в качестве соучредителя Круглого стола. Речь Черномырдина была ещё одним призывом к согласию. В силу недавности своего назначения премьер не постиг всех тонкостей политической борьбы, и зал, слушающий его, представлялся Черномырдину залом сочувствия, расположенности и надежд, связанных с его появлением в сфере большой политики. Премьер не собирался повторять путь Гайдара и был преисполнен устремлений на примирение с парламентом. Он не предполагал, что от него потребуют не согласия, а переподчинения и все большинство собравшихся в зале ждет реванша или как минимум уступок, подтверждающих полный разрыв с политикой Гайдара. «Карфаген должен быть разрушен!» И весь смысл декларации экономического согласия — это согласие на фронтальное отступление Президента. Такое развитие событий было спровоцировано организаторами. Хасбулатов не хотел иметь в зале значительного присутствия сил, которые боролись против него в парламенте. Поведение «Демократической России», возглавляемой Львом Пономаревым, настроенное на митинговый протест, не сумело внедриться в Круглый стол и стало искать политическое пространство вне его. Президент занял позицию наблюдателя, передав инициативу кабинету министров. Круглый стол ещё раз показал политический непрофессионализм демократических сил. Оставляя правительство один на один с оппозицией, следует отчетливо понимать, что это не только участие правительства в политике, но и возможная деформация правительственных воззрений под давлением и авторитетных ученых, а в зале присутствовала вся оппозиционная когорта от академика Абалкина до академика Аганбегяна, тех самых, кто ещё до 85-го года будоражил общество дерзкими экономическими идеями. Еще и зрительный эффект: численная внушительность оппозиции — полуторатысячный зал был полон. Здесь есть некая парадоксальность. Казалось бы, демократические силы, опираясь на Президента, удерживали свои позиции в правительстве, но вместе с тем демократы как бы мгновенно утрачивали навык действия, оказываясь в меньшинстве. Это наглядно показала обстановка, сложившаяся в парламенте. Когда Хасбулатов провел ротацию парламента и, опираясь на возрастающий консерватизм съезда, резко сократил в парламенте присутствие демократов, те отреагировали и вяло, и непродуктивно. Они оказались не готовы к подобному развитию событий. Их отлив из парламента скорее напоминал не маневр, а элементарное бегство. Демократы покидали парламент на фоне собственного стона: «Мы ничего не можем изменить, мы — в меньшинстве, нас изгоняют». Отсюда один из выводов по поводу непростого, лишенного классических норм демократического процесса, вершащегося в России. Мы чувствуем себя уверенно, когда нас много. И никакие другие качества, обладание которыми и есть гарантия нашей значимости, независимости: будь то образованность, коммуникабельность, приверженность демократии и даже осведомленность (не в смысле заимствования, а в смысле знания опыта зарубежного), — не могут перекрыть это зловещее — много. Кстати, об осведомленности.
Дело тут не в западничестве или упорной русскости, а в интеллектуальной оснащенности. В этом — неумение переходить из одного состояния в другое: из состояния власти — в состояние уверенной в себе оппозиции, уверенность которой обретена, пусть даже недолгим, опытом управления страной. Это — главный изъян современных демократических сил. Демократы не обрели необходимой структурности. У них не выработался навык осмысленного и программируемого объединения своих сил. Они вечно в раздоре, в выяснении отношений самих с собой, в нескончаемых претензиях на лидерство в демократическом движении. Если демократия в России настроена на выживание, она должна иметь несколько вариантов перегруппировки своих сил: на время подготовки к выборам — тактика большинства, когда это большинство наличествует, тактика меньшинства, коалиционный вариант — объединение с силами промежуточными, более консервативных, национальных воззрений. Демократия без разработки такого тактико-стратегического досье обречена. Этот же принцип предполагает и партийное построение демократических сил. Не более двух-трех достаточно многочисленных партий — от российского менталитета мы никуда не уйдем: в большой стране партии должны быть большими. У непросвещенного человека, разглядывающего наше бытие, может сложиться впечатление, что общество и власть живут в разных домах. В доме власти жильцы ссорятся, бьют посуду, дерутся. Шум от этих скандалов разносится через разбитые окна. И тогда жильцы дома соседнего всякий раз спрашивают, что там опять у них, и выбредают на этот шум, скандал — всегда зрелище.
Где-то в самом конце июля мне опять позвонил вице-президент. Он был возбужден, разговор начался на повышенных тонах. Выразив свой гнев по поводу обвинений, сделанных в его адрес в одной из телепередач с участием Андрея Караулова, вице-президент неожиданно спросил меня:
— Олег, вот ты умный человек, ты веришь, что я навел бы порядок в России в течение 3–4 месяцев?
Я засмеялся и сказал:
— Если, Александр Владимирович, ваше первое утверждение справедливо, то нет, не верю.
— Ну и зря, — запальчиво ответил вице-президент. И мы заговорили совсем о другом.
Из этого мимолетного разговора вытекает один характерный для переживаемого нами времени вывод: «Россия устала ждать». На этом строился популизм Президента до поры его избрания, на этом строится популизм всех его политических оппонентов. Профессионализм в политике — это смелость обещаний. Не задумывайтесь над последствиями, тогда сказанное будет выглядеть убедительнее.
А что же тогда непрофессионализм? Думать, что ваших избирателей интересует правда. Правда нужна избирателям, если она созвучна их надеждам на лучшую жизнь.