Случайный контракт - Наталья Ручей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У него четкие, уверенные движения. Такие же, как он сам. Домашняя одежда немного смягчает образ, но это обманка. Отчетливо это понимаешь, встречая взгляд. Это как напороться на сидящего в кустах хищника, который за тобой наблюдает, и думать, что он просто там отдыхает.
Вы оба все знаете. Знаете исход этой встречи. Но ты не бежишь. Не зовешь на помощь. И не пытаешься медленно отойти. Все равно уже поздно. Все, что тебе остается, — ожидание, когда хищник сорвется.
— Пойдем? Разбавим пляжную вечеринку. Откроем бутылку вина, обсудим второй твой альбом. И похрустим овощами, которые наверняка приготовила Маргарита Аркадьевна по случаю своего возвращения.
Заманчивое предложение. После насыщенного дня хочется расслабиться, посидеть в тишине. Но едва мы выходим из комнаты, как слышим спор Маргариты Аркадьевны и Есения. Они на первом этаже, стараются говорить негромко, но все равно иногда срываются, поэтому до нас долетают обрывки фраз.
— …Ничего страшного. Проедусь с тобой и вернусь…
— …А я говорю, что сам… и потом, уже поздно…
— …Не переживай, красть у меня нечего, а маньяки уже сами обходят, поэтому…
— …Не согласен… Это мужчина должен провожать женщину, а не наоборот, и я говорю…
— …Хочу сама посмотреть… большой опыт…
— …Это ничего не даст, и я считаю…
Услышав шаги, они замолкают. Переглядываются, поправляют очки, как два заговорщика, и направляются к выходу. Причем Есений спешит выскочить первым, но Маргарита Аркадьевна, которая, очевидно, не хочет его отпускать, прибегает к хитрости.
— Подержи мою сумочку, пожалуйста… Подай мне пальто… Подержусь за тебя, пока обуваюсь…
Есений кривится, то и дело косится на дверь, но послушно ей помогает. Интересно, что у них приключилось? Почему она не хочет его отпускать одного? У меня единственная версия: это как-то связано с синяком.
— Маршрутка отсюда одна, — взглянув на парня, бесстрастно сообщает Маргарита Аркадьевна. — Так что все равно без меня не уедешь.
— Мое мнение, — прерывает их препирания Воронов, — что ни один из вас до маршрутки не доберется. На улице темень, а вы, как я погляжу, не собираетесь расставаться с очками.
— Ничего. — Горничная строго поджимает губы и подхватывает парня под руку. — Вдвоем… как-нибудь…
— А завтра на работу уже с двумя синяками? Нет, так не пойдет. Еще припишете мне травму на производстве. Такие расходы в мои планы не входят. Конечно, проще было бы пристроить к вам собаку-поводыря… тем более что с одной псиной у вас, Маргарита Аркадьевна, уже сложился довольно тесный контакт. Но у него вашими стараниями уже такая толстая задница, что он до остановки не доползет.
— А потом счет за нанесения травмы любимцу выставит прокурор, — добавляю я, понимая, к чему клонит Воронов.
— И попытается припаять срок за кражу, потому что правильно рассудит: от такого добра добровольно никто не уходит.
Перспектива, нарисованная Вороновым, забавная. Я стараюсь не рассмеяться. Маргарита Аркадьевна выглядит так, как будто прикидывает, сколько уже сосисок скормила псу прокурора и готов ли тот за это продаться. Есений усердно принимается заверять, что у него никаких претензий не будет. Но Алекс его не слушает, он уже принял решение и оборачивается ко мне.
— Извини, Анжелика. Придется тебе поужинать без меня. На меня порцию можешь не оставлять. Как вернусь — что-нибудь себе другое найду.
— Алекс, как ты мог обо мне так плохо подумать? — делано удивляюсь я. — Да я тебе готова и свою порцию отдать!
Он забавно морщит лоб, и не рассмеяться становится все труднее. Поэтому я побыстрее заканчиваю речь, да и его спасаю — что ж ему долго расстраиваться.
— Но на такую жертву идти не придется, потому что я хочу поехать с тобой.
Сначала я думала сказать просто «поеду», но, помня, как на него действует слово «хочу»…
И, кстати, оно снова срабатывает! Он окидывает меня взглядом, о чем-то недолго раздумывает и кивает.
— Хорошо.
Есений выглядит таким несчастным, как будто это не его собираются домой подвезти, а ему придется толкать тележку с нами внутри. Но сбежать от Маргариты Аркадьевны у него не выходит, поэтому стоит и ждет, пока мы одеваемся. Вздыхает и ждет.
Я просто переобуваюсь и набрасываю пальто. Воронов — куртку. Маргарита Аркадьевна выводит грустного парня за дверь.
— Я далеко живу, — делает он последнюю попытку отмазаться от конвоя.
— Это хорошо, Евлампий, — кивает невозмутимо Воронов. — Нагуляем аппетит перед ужином.
Степень грусти Есения можно определить по тому, что он свое имя даже не поправляет. А едем и правда прилично. И хорошо, что мы решили их подвезти, потому что на остановке стоит несколько человек — редкое событие, а значит, маршрутка задерживается.
Хотя Есений по мере того, как мы приближаемся к его дому, становится все напряженней. Он делает попытку расстаться с нами на светофоре, потом у магазинчика, а потом у чужого двора.
— Ты не здесь живешь, — отрезает Маргарита Аркадьевна, и мы едем дальше.
— Ты так волнуешься, как будто мы решили отужинать у тебя, — усмехается Воронов, и Есений сдается.
Против начальства не сильно попрешь. Отвернувшись к окну, он мрачно рассматривает двор, в который въезжает наша машина.
Ничего особенного. Двор как двор, обычный спальный район. Еще не поздно, и, несмотря на погоду, на лавочках кучкуется молодежь.
— Здесь выйду, — говорит парень.
В его голосе прорезается твердость и даже вызов, и я с удивлением к нему оборачиваюсь. Он отводит от себя руку Маргариты Аркадьевны и берется за ручку двери.
— За что били?
Я с удивлением перевожу взгляд на Воронова. Он безучастно смотрит через окно на компанию молодежи.
— Не били, — помедлив, отвечает Есений. — Били — это когда тебя бьют, а ты терпишь. А мы подрались.
— Иногда пар спустить — полезное дело. Хотя азартней, когда повод все же находится.
Алекс
