Сочинения 1819 - Андре Шенье

на земле зовем

Большой Медведицей, Дельфином и Орлом.

Вот предо мной встает Корона, пламенея,

Вот Лира, Водолей, Пегас, Кассиопея,

А вот уже блестит гигантская Змея

И вьется кольцами там, где ступаю я.

Тот, в ком возвышен дух, к безмерности стремится,

И радостно ему в кипучих безднах скрыться.

В тех безднах света он, свободен от оков,

Творенья видит смысл, вступив в совет богов.

40 Душа, узревшая великое начало,

Осознает себя его частицей малой.

ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ “ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА”

Себя я обмануть пытался, но напрасно!

Я закрывал глаза, но становилось ясно:

Талантом одарен не только тот, о нет!

Кто и душой велик. Возвышенный поэт

Нас может восторгать напевом благородным,

А сердцем обладать завистливым, холодным,

Нам добродетели умело восхвалять

Затем, чтоб лишь других на подвиг вдохновлять.

В нем чествуя себя, поэты дружным роем

10 Поют ему хвалу, зовут его героем.

Но громким титулам не верю я, как встарь:

Не доблесть, лишь талант возводят на алтарь.

Воспламеняет нас, волнует этот гений!

Согласен. Величав язык его творений!

Что ж, это хорошо, но мало. Может он

Достоинство хранить, другими превзойден?

Простить обидчика ему достанет силы?

Когда невежество дорогу преградило

Безвестным гениям, он им помочь готов?

20 Незлобен, справедлив, порой к себе суров,

Доброжелателен, нелжив и простодушен,

Ввек не унизится он, зависти послушен?

Не станет богачам служить, к посулам глух,

И никогда его не дрогнет гордый дух?

Тогда воистину велик он. Мы ж, другие,

Маратели стихов, ненужные витии,

Мы славимся лишь тем, что грудой слов пустых

Умело уснастив александрийский стих,

Двойными рифмами играя потрескучей,

30 Разматываем нить пленительных созвучий.

ОДЫ

* * *

Благоухают в мае розы,

К исходу лета никнут лозы,

Колосья ниву золотят.

Но песнопений больше в мире

Рождают на устах и лире

Твоя улыбка, Фанни, взгляд.

Мне имя повторить довольно,

Чтоб выдал я мечты невольно,

Охвачен сладостной тоской.

10 Так в перламутровой темнице

Сияет жемчуг, и гордится

Султан добычею морской.

Так, укрываясь в кокон нежный,

Сверкающую нить прилежно

Плетет китайский шелкопряд.

Из чистой и нетленной ткани

Тебе готовят Музы, Фанни,

Еще блистательней наряд.

Из мелодичных нижут трелей,

20 Как из жемчужин, ожерелье

Их благовонные персты.

Приди, и украшенье это

Прими от своего поэта

........................

* * *

Мой брат... Да будут дни его ясны, и втуне

Да не останутся труды!

Пускай блистает он на сцене, на трибуне

И, благосклонной мил фортуне,

Не знает, ввысь взнесен, ни горя, ни беды!

Пусть ярче каждый раз и словно в новом свете

Его свершенья предстают;

Когда же проживет он двадцать пятилетий,

К надгробию его, как к мете,

10 В веках блистающей, потомки притекут!

Но...............................

Удел прискорбный, бедствий гнет,

Страдание и честь, вас предпочту избрать я.

Так и моя семья и братья —

Из тех, кто под ярмом насилья слезы льет,

Над кем взнесен топор по прихоти жестокой,

Кто добродетели, когда

Ее влекут на казнь, гремит хвалой высокой,

Кто и под скипетром порока

20 Не раболепствует, кому боязнь чужда.

Кто перед идолом кровавым и спесивым

Колен не преклонит, в ком зло

Рождает ненависть своим лицом глумливым,

Кто с содроганием брезгливым

Глядит вокруг, и гнев багрит его чело.

ЯМБЫ

“Его язык — клеймо. А в венах раскаленных

Змеится желчь, рекой течет”.

Двенадцать лет, в тиши, в долинах потаенных

Поэзии копил я мед.

Я соты полные хочу открыть однажды,

И был ли музой вдохновлен

Я злобной, яростной, тогда увидит каждый.

В любви унижен, оскорблен,

Когда-то Архилох разящей силой ямба

Отца невесты свел во тьму.

Я жажду погубить не лживого Ликамба,[632]

Петлю готовлю не ему.

Я мщу не за себя: моя отчизна в ранах

И голосом моим кричит.

Ее покой — вот цель моих усилий бранных,

Мой ярый гнев — законов щит.

Пифонов мерзостных и гидр, плюющих ядом,[633]

Железо и огонь сильней.

Пощады не давать неистребленным гадам —

20 Вот способ уберечь людей.

Гимн на торжественное вступление швейцарцев полка Шатовье

Божественный триумф! В величии и силе

Прославленных бойцов яви!

Ведь ими не один француз убит, Дезиля

Недаром все они в крови.

Такого торжества столица не видала

Ни в приснопамятный тот день,

Когда великая тень Мирабо вступала

Под славную, святую сень,

Ни в день, когда в Париж из долгого изгнанья

Вольтера возвратился прах,

Под гул восторженный всеобщего признанья

Клеветников повергнув в страх.

Одно лишь торжество по славе небывалой

Сравнится с нынешним вот-вот:

Как войско все пойдет Журдану под начало,

А Лафайет — на эшафот!

А принцам в Кобленце[634] досада-то какая!

Им только б натравить скорей,

Повсюду сея ложь и к смуте подстрекая,

20 На нас рабов и королей!

Они ведь думали, что мы во власти бреда,

И как же нынче смущены!

Зато как радостны, горды такой победой

Все добродетели сыны,

Все те, что рассуждать не разучились здраво

И сохранили стыд пока.

Есть повод ликовать: столичной власти главы

И украшенье кабака

Взнесли на высоту блестящей колесницы

30 Судом обиженных солдат,

Что наших воинов сгубили — единицы!

Так мало прихватив деньжат!

Ах, что ж молчите вы, певучие