Сломленный бог - Гарет Ханрахан

как у Мири. Поджарила б тетю Сильву разрядом энергии. Украла бы синий жадеит у Безглазого, окутав себя и Адро заклинанием невидимости, как Двенадцать Кровавых Солнц.

Сняла бы насланный Онгентом паралич и не дала Шпату упасть.

Такая подвластная сила была бы как раз Кари впору. Назовем это равновесием святой Алины. Золотой середины вполне достаточно, чтобы давать говнюкам окорот и наказывать негодяев, но маловато, чтобы люди тянулись к ней за спасением.

На крючке билась рыба, туго натягивая леску. Кари напряженно удерживала снасть.

Однажды, в Гвердоне, прозвучала мысль о том, что Кари каким-то образом могла бы отдавать приказы веретенщикам и управлять силой Черных Железных Богов, и тогда ее наполнил ни на что не похожий холодный ужас. Мысль об ответственности за все устрашала безмерно. Немедленно возникал позыв удрать. Бросить все – на Шпата, на Эладору, пусть разбираются.

Леска внезапно провисла. Сорвалась, паскуда.

– Я спрашивала про Кхебеш, – мрачно проговорила Кари.

– Я и рассказываю про Кхебеш.

– Не-а. Ты бубнишь про долбаных наемников в глуши Пультиша. Закругляйся уже.

– Тебе не осмыслить Кхебеш, пока не начнешь меня понимать.

Каждый акт волшбы сопряжен с риском. Не важно, сколь талантлив чародей, не важно, как подготовлен, – риск есть всегда. Неправильно лягут кости, и заклинание обратится против заклинателя. Чародеи – игроки и воры, крадут обрывки божьей силы, ставя на то, что сумеют уйти от бури, следующей по пятам за их богохульством.

Однако нашедший Мири чародей владел защищенной от дурака системой. Умел колдовать уверенно и наверняка. Он не пытался ее похитить. Не принуждал. Не угрожал. А спокойно прошел в лагерь наемников посреди Пультиша, не замедляя шаг у сигнальных оберегов и часовых, словно их и не было, и предложил ей знания.

На следуюший день она отплыла вместе с ним в Кхебеш.

На всех картах Кхебеш изображался на южном побережье Огнеморья, но это сродни попытке поженить картографию с поэзией. Город был именно там, где надо – где волшебство рифмуется с реальностью. Издалека были видны его башни, как острия копий, ослепительно-серебряные под летним солнцем. Путешественники прошли через Девять Жемчужных Врат, то был единственный путь за легендарные Призрачные стены, и у каждых ворот Мири преодолевала определенное препятствие, разгадывала загадку, доказывала свою ценность, пока не вступила в оазис духа – Кхебеш, где никакой хаос внешних миров, и смертного и занебесного, не нарушал умиротворения школы. В Кхебеше, где не было ни стран, ни богов, Мири перестала быть и дикаркой из Варинта, и хайитянской пленницей, равно как жрицей-послушницей вепребога и имперской боевой чародейкой. В Кхебеше были только ученики и…

– А толчки кто мыл?

– Что-что?

– Кто мыл толчки? – повторила Кари. – Послушай, я была святой Нового города. И про долбаную пробивку труб изнутри знаю не понаслышке. Все Шпат виноват. Не знаю, что и думать о человеке, которому при смерти хватило выдержки вообразить поразительно запутанную рабочую систему канализации, но, увы, мои видения бывали посвящены туалетам куда чаще, чем хотелось. Даже в Новом, чудом вызванном из небытия городе кто-то должен прочищать сортиры. Ты мне рассказываешь об академии в стенах волшебной крепости – боги, да это голубая мечта Эладоры, – а я задаю вопрос: кто у вас мыл толчки? – Кари пожала плечами: – Хочу разобраться, с кем предстоит иметь дело.

– Слуги там были, – нахмурилась Мири. – Я как-то мало задумывалась. С головой погрузилась в учебу.

А изучить предстояло многое в этом городе чародеев, и Мири пила знания, как родниковую воду. Несчетные века кхебешские мудрецы собирали учения о незримом со всего света. Закутанные в плащи, они покидали город под видом паломников, нищих, искателей приключений, знахарей, скрывая свою истинную натуру мастера. Они скитались по миру, наблюдали, учились, не вмешиваясь ни во что, ибо для них было ясно – внешний мир сломан, как расколотый глиняный горшок. Каждый акт волшебства грозил расширить трещины, поэтому всякое заклинание полагалось тщательно изучить. Каждое слово власти взвешивалось, как монетка из кошеля скряги. Без необходимости колдовать воспрещалось, все, что могло быть исполнено обычными средствами, должно быть исполнено обычными средствами, не важно, сколь трудоемкими. Мири зубрила работы волшебников прошлого, тех, кто вызывал демонов и бросал вызов богам, но самой ей не разрешали наколдовать и слабенького светлячка, когда вместо этого имелась свечка.

Метод склейки разбитого горшка реальности еще предстояло найти, поэтому в Кхебеше был обычай записывать каждое примененное заклинание, каждое виденное чудо в огромные книги, которые чародеи постоянно носили с собой. Когда странники возвращались в Кхебеш после долгих лет одиноких скитаний, их книги складывались в огромный общий архив.

Однажды, как предсказывали наставники, из этой сугубой сложности возникнет Разум, интеллект за пределами чьего-либо понимания, кроме своего собственного. Этот Разум охватит собой все знания из архива, проникнет во все раны этого мира, и все будет обновлено. Разум должен будет…

– Им оказалась ты? – спросила Кари.

– Чего? – Мири подавилась и так закашлялась, что выхаркнула нечто темное и сморщенное. – О чем ты говоришь?

– О Разуме, про который они толковали. Ну, то бишь ты – охренительная чародейка, тебя они и искали.

– И было предсказано, что мировое равновесие восстановлю именно я? Нет, Карильон Тай, не все мы избраны судьбой для великих целей. Я хорошо колдую, но я не прославленный архиволхв. И это не таинственное пророчество, а просто философская теория. – Мири утерла губы. – Моя история довольно обычна. Странники выискивают таланты. Кхебеш собирает у себя самые светлые головы. Им интересны острые умы и неиспорченные божественным души. – Мири кивнула на обернутую куском кожи книгу: – Таких, как ты, обычно строго запрещено пускать во Врата. Ты стала бы угрозой их драгоценному равновесию.

Кари угрюмо насупилась и опять забросила леску.

– Да ладно, – сказала Мири, – херня это все. Их теории – херня. Возьмем нас с тобой, к примеру. Заклинания, над которыми я корпела целую жизнь, все они вместе – вообще не сравнятся с тем хаосом, что ты обрушивала будучи святой. Я зажигала свечи, а ты устроила пожар на весь мир.

Кари не отвечала, только плечи поникли. «Не я, – хотелось ей возразить, – это все боги». В воде проступили тени. Опять подошла крупная рыба. «Давайте, скоты, клюйте». Со всем своим мистическим опытом и связью с потусторонними силами ей даже чертову рыбину клевать не заставить. Ныли запястья, откуда Ворц выцеживал кровь.

– Я им про все это сказала, – продолжила Мири. – Говорила, что мир за их стенами не восстановить по крупицам и добровольно ограничивать нашу силу просто глупость. Я была не одна. Другие тоже согласились со мной, и я была не первая, кто приводил эти доводы.

– Первым был Тимнеас, верно?

Мири расширила зрачки от удивления:

– Откуда ты знаешь это имя?

– Сама же сказала. – Кари похлопала по борту лодки. – Ты в честь него