Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее - Джозеф Хенрик

траура после смерти близкого родственника-мужчины, как, например, у вальбири. Продолжительность периода табу сильно зависит от близости отношений, статуса покойного и внезапности смерти. Ближайшие родственницы должны соблюдать табу до тех пор, пока дух усопшего не будет отмщен, на что часто требуется около года. В отличие от стандартного жестового языка североамериканских индейцев, эти знаковые системы не отличаются иконичностью и, как правило, следуют грамматическим правилам местного разговорного языка, хотя знаковый лексикон у разных групп во многом общий. На севере центральных пустынь Австралии чем ближе друг к другу группы живут, тем выше доля общих жестов. Это никак не зависит от сходства разговорных языков между собой и наводит на мысль, что знаки распространяются независимо от разговорных языков[352].

Для наших целей важно отметить, что знаковые системы охотников-собирателей иллюстрируют три важных пункта. Во-первых, они, по-видимому, адаптированы к местному контексту, к функциям, которым служат. Жестовый язык индейцев Великих равнин с его широкими иконическими жестами развился для того, чтобы обеспечить общение взрослых на большом расстоянии или на многолюдных церемониях. Напротив, деликатные жесты австралийских знаковых языков отчасти, похоже, решают проблемы коммуникации в периоды, когда ритуальные табу запрещают говорить. Там, где, например, женщины не могут говорить несколько месяцев после смерти родственника, жестовые языки достигают того же уровня выразительности, что и разговорные. Следовательно, нелингвистические социальные нормы, вероятно, способствовали развитию этих коммуникативных систем. Во-вторых, сложность и выразительность австралийских жестовых систем разная в разных областях континента и у разных групп. У одних групп набор знаков ограничен (ограниченный словарный запас), а грамматические системы недоразвиты, а у других все развито в полной мере. Так что никто не утверждает, будто все эти разнообразные знаковые системы одинаково сложны или выразительны. Это, конечно, не так. Наконец, природа австралийских знаковых систем такова, что их изучают в детстве, и поэтому системам несвойственна иконичность, в отличие от жестового языка североамериканских индейцев: большинство пальцевых знаков ничем не напоминают реальное означаемое. Дело в том, что иконичность помогает учиться взрослым, а когда дети изучают языки, они обходятся без нее.

Не забывайте, культурная эволюция умнее нас, поэтому она придумала много способов облегчить коммуникацию. Рассмотрим, к примеру, языки свиста. В самых отдаленных уголках планеты, в популяциях от Турции до Мексики можно вести полноценные диалоги, пересвистываясь друг с другом, иногда на очень большом расстоянии. Многие такие языки свиста, похоже, акустически приспособлены для коммуникации в гористой местности, где отдельные домохозяйства могут располагаться относительно близко, скажем, через ущелье, но при этом в часе пути друг от друга. В некоторых таких языках свистеть полагается при помощи пальцев, и звук разносится на 2–3 километра без всякого труда, а при подходящих условиях и на расстояние до 10 километров. Есть и такие языки свиста, где свистят при помощи губ — они применяются для повседневных личных разговоров. Так что культурная эволюция способна создавать и создает различные языки и на основе свиста, поскольку свист может оказаться подходящим средством связи в местном контексте. Помимо свиста, антропологи обнаружили самые разные системы коммуникации на расстоянии — в частности, при помощи барабанов, рогов, дудок и гонгов[353].

Сонорность

Хороший коммуникатор — тот, кого лучше всех понимают с учетом социальных, экологических и прочих местных условий. Поскольку молодые или наивные обучающиеся обращают внимание на более компетентных коммуникаторов и предпочитают учиться у них — то есть у тех, кто применяет более эффективные инструменты коммуникации, — кумулятивная культурная эволюция постепенно собирает арсенал жестов или свистов точно так же, как оттачивает конструкцию каяков, копий и бумерангов. Значит, нет никаких причин предполагать, что подобный культурно-эволюционный процесс действует почему-то только на языки свиста или жестов, а не на обычный разговорный язык. А тогда разговорные языки — в соответствующих условиях — должны как-то приспосабливаться к особенностям местной акустики и к нелингвистическим социальным нормам точно так же, как языки жестов и свиста. Хотя работ на эту тему еще мало, можно говорить о некоторых предварительных данных.

Разговорные языки различаются сонорностью (звучностью). Сонорность голоса снижается, когда поток воздуха, при помощи которого мы порождаем звук, встречает препятствия, и выше всего она у открытых гласных вроде /а/, а ниже всего — у так называемых глухих смычных согласных вроде /т/ в слове “ток”. Произнесите эти звуки и обратите внимание, насколько по-разному устроен у вас поток воздуха. И гласные, и согласные также бывают разными по сонорности, но в целом у гласных сонорность значительно выше, чем у согласных. Это означает, что чем “сонорнее” язык, тем больше у него гласных (гавайский), а чем менее он сонорный, тем больше в нем скоплений согласных (русский). При одинаковых затратах энергии и усилий более сонорная речь слышна на большем расстоянии и легче перекрывает фоновый шум, чем менее сонорная.

Если языки подвержены культурной адаптации, мы можем предсказать, что в ситуациях, когда люди относительно больше говорят на большом расстоянии друг от друга и при этом громче фоновый шум и звук сильнее рассеивается, язык должен быть более сонорным. На это могут повлиять самые разные переменные окружения, однако Роберт Монро, Джон Фот и их коллеги рассудили, что особенно сильное влияние должен оказывать климат, а точнее, температура. Логика проста: в теплом климате люди работают, играют, готовят пищу и отдыхают под открытым небом. По сравнению с жизнью в четырех стенах жизнь на улице означает, что коммуникаторам часто приходится преодолевать трудности, связанные с расстоянием, шумом и плохой акустикой. Ученые выработали количественные меры сонорности на основе списков слов десятков языков и затем исследовали отношения между сонорностью и колебаниями температуры в том или ином климате — например, с учетом количества месяцев в году, когда температура воздуха опускается ниже 10 °C.

Оказывается, если знать только температуру, можно объяснить около трети изменчивости языков по сонорности. Чем теплее климат, тем в целом больше в языке гласных и тем больше частотность самого сонорного гласного звука /а/. Что касается согласных, в языках более теплых климатических зон чаще используются самые сонорные согласные — /н/, /л/, /р/. Напротив, языки более холодных климатических зон делают больший упор на менее сонорные гласные вроде /и/ в слове “мир”[354].

Конечно, у этой простой мысли есть много нюансов. Например, не во всех зонах теплого климата создаются подходящие условия для сонорной речи. Там, где много густых лесов, преимущества сонорности могут быть не так заметны, к тому же, как считают антропологи Мэл и Кэрол Эмбер, очень холодный и ветреный климат, вероятно, приводит к тому, что отбор не