Мятежный дом - Ольга Чигиринская

– Я намереваюсь в ближайшие дни совершить небольшую жертву в кенотафе ваших родителей. Не желаете ли присоединиться?

– Я… (христианка? не люблю могил? боюсь тебя, старая лиса?) не знаю, как это делается. Простите.

– О, ничего сложного. Вы можете просто присутствовать – это несложная процедура, вы ее быстро освоите.

– А…зачем вам я?

– Без кровного родственника я не смогу получить доступ в сам кенотаф, – Ли поклонилась. – Это была бы такая честь.

Бет что-то не очень верилось во внезапное благочестие шпионки. Скорее всего, она просто хочет поговорить о чем-то таком, что можно спокойно сказать только в могиле.

Прошло четыре дня с тех пор, как Бет получила у Керета высочайшее разрешение на открытие приюта для гемов. Подготовка к церемонии подписания контрактов заняла столько времени, что увидеться с Рокс не получилось: она передала документы курьером. Рокс в ответ прислала ей официальное приглашение на открытие приюта, но до этой даты оставалось еще три недели. Может быть, Ли хочет поговорить о Роксане? А может быть, о… о ком-то другом?

– Добрый день, – вошедшая с поклоном в кенотаф старуха была одета в темно-коричневое платье и белую траурную накидку. – Поставь поднос сюда, дочь, и уходи.

Гладко выбритая (примета ученика-синоби) девочка, ровесница Бет, поставила поднос на низкую треногу, для ритуальных подношений и исчезла. Бет заблокировала за ней дверь и, присев на скамеечку для медитаций и молитв, начала наблюдать за действиями старухи.

Аэша Ли принесла несколько листов плотной желтоватой бумаги из гаса – грубоватой и волокнистой даже на вид – тушечницу, маленький сосуд с водой и черную палочку с каким-то рисунком. Когда она начала растирать палочку о каменное дно тушечницы, Бет не удержалась и спросила:

– Разве нельзя было все это сделать заранее?

– Можно, – кивнула ведьма. – Но это означало бы непочтение к ритуалу, а значит – к вашему батюшке.

– А вы и вправду его почитаете?

– Да, – не отрываясь от своего занятия, сказала Ли.

– Мне замолчать, чтобы не отрывать вас от… м-м-м… ритуала?

– Нет, если вам не будет угодно, – улыбнулась женщина. – Мастер ритуала отличается от ученика тем, что отвлечь его не может никто. На глубинном уровне он сосредоточен и не допустит ошибки.

– А в чем смысл этого ритуала?

– Смысл, как всегда, в самом ритуале. Ты делаешь что-то с этим миром – а мир что-то делает с тобой. Все повторяется – и все изменяется.

Она закончила растирать тушь и налила в тушечницу немного воды.

– Можно сделать то же самое световым или структуральным пером, но когда ты с неизменным терпением растираешь тушь и подбираешь правильную пропорцию воды, ты изменяешься чуть-чуть больше.

– И какова цель этих изменений?

– Попытаться что-то понять. Ну вот, – старуха выпрямилась, с удовольствием осмотрев дело своих рук. – Прекрасная тушь, не слишком жидкая и не слишком густая. Проверим ее?

Она взяла один из листов бумаги и в семь быстрых движений набросала какой-то знак.

– Искусство каллиграфии – это не просто искусство чистописания, – сказала она, протягивая бумагу Бет. – Это искусство понимания прежде всего. «Терпение», которое звучит как «синоби» – простой знак всего из двух элементов: вверху – «меч», внизу – «сердце». Тут немного размазано. Мне нужно набить руку.

Она взяла второй лист бумаги.

– Есть синоним, записывающийся в два знака: «симбо», – на этот раз Бет не смогла так легко сосчитать штрихи. – Этот знак означает «горечь», а этот – «обнимать, держать». Два разных слова обозначают два разных рода терпения. «Синоби» – это настойчивость в ожидании в самом действии. «Синобу» означает – совершать тяжелые, порой мучительные усилия, терпеть боль и насмешки, продвигаясь к цели. «Симбо» – другой род терпения. Он обозначает стойкость в поражении, умение перенести боль, которая кажется совершенно бессмысленной. Вы понимаете разницу?

Бет кивнула и положила перед собой второй листик. Знаки были набросаны точно посередине страницы, один под другим, одинакового размера. Бет слишком мало понимала в этом искусстве, чтобы вынести какое-то суждение, но ей эти знаки казались безупречными.

– Чтобы понять, как мыслит человек, нужно понять, что значит для него то или иное слово. Возьмем что-нибудь совсем простое. Например, «песок». Казалось бы, ну песок и песок… – нарисованный шпионкой знак опять был простым, как «синоби». – Читается как «ша», «са» или «суна». Тоже состоит из двух элементов: «маленький» и «камень». Там, где человек, мыслящий только на астролате или, к примеру, на фарси, увидит рыхлую, лишенную структуры массу – человек, знающий ханьцзы, увидит множество маленьких камней. А камень, даже маленький, – это уже серьезно. Или возьмем более сложное, комплексное и абстрактное понятие… Ну, например, «ответственность».

Кисть снова запорхала над бумагой.

– Оно пишется опять-таки в два знака. Этот означает – «нести на плечах». А этот – «поражение». Вместе читается как «футан».

– А Рихард… – Бет говорила медленно, подбирая слова, – понимает ответственность так, как понимаете вы?

– Нет, – женщина покачала головой. – В том-то и дело. Для него поражения не существует. Победа или смерть. Ему не хватает терпения второго рода.

– А… – Бет коснулась пальцем знака «песок», – ему?

– Хватает. В этом мы имели возможность убедиться. И ответственность он понимает именно так, как это написано здесь.

– А есть другое понимание ответственности? – Конечно. Например, вот это, – на новый лист легли еще два знака. – Первый обозначает «верность, праведность, честь». Второй – «служба, задача». Вот это слово – «гиму» или «йе-у» – применимо к Рихарду. Знание ханьцзы – это еще и умение различать оттенки смыслов, сеу О’Либерти-Бон. Хотя оттенки можно различать и без него.

– Вы думаете, мне стоит начать брать уроки каллиграфии?

– Может быть. Попробуйте, – Аэша Ли протянула ей бумагу и кисть. – Нет-нет, не берите ее как обычное перо. Когда пишешь кистью, рука не лежит на бумаге, разве что предплечье чуть-чуть опирается о край стола. Вообразите, что между ладонью и кистью у вас зажато яйцо. Наш учитель просто давал нам яйца. Одно неосторожное движение – и хрусть! – свиток испорчен безнадежно. Да, примерно так. А теперь попробуйте написать что-нибудь простенькое. Например, повторить «синоби». О, вот уже ошибка. Первой пишется не эта черта, а другая. За тысячелетия писцы отработали самые лучшие, изящные и экономные движения кистью.

– А значит, лучше уже никто не сделает?

– Вы можете попробовать, – пожала плечами Ли. – Но, помучившись, остановитесь на самом удобном способе – который уже открыт. Творческая индивидуальность мастера проявляется не в этом, сеу О’Либерти. Стиль рождается изнутри. Да, вот так. Уже неплохо.