Моя миссия в Армении. 1992-1994 - Владимир Ступишин

Мне было известно, что подобные разъяснительные поездки намечались в Британию и Германию, и я предложил своему МИДу использовать французский опыт и пригласить Роберта Кочаряна или Карена Бабуряна в Москву, скажем, от имени Внешнеполитической ассоциации или благоволинского Института национальной безопасности и стратегических исследований, или ИМЭМО, или даже нашей Дипакадемии. Тогда это прозвучало гласом вопиющего в пустыне.

А во Франции принимали карабахцев и после поездки Кочаряна. В eвропейских организациях в Страсбурге тоже.

Утром 27 октября в 11.15 у меня в кабинете зазвонил телефон:

– Казимирова!

– Кто спрашивает?

– Из Верховного Совета Азербайджана.

– А кто именно?

– Джалилов.

– Здравствуйте, господин Джалилов. Я постараюсь найти Казимирова.

– Здравствуйте. В Зангелане драматические события. Блокада со всех сторон. Людям некуда выйти. Это что ж такое делается?

– А кто наступает-то?

– Кто-кто, все они, карабахцы.

– Понятно. Я обязательно найду Казимирова и передам сказанное вами.

– А кто вы?

– Посол России.

Там положили трубку. С помощью руководителя аппарата президента Шатена Караманукяна я нашел Казимирова и сообщил ему о «плаче Джалилова».

– А что он предлагает?

– Ничего. Может, позвонишь ему сам?

– Хорошо.

Это было 11.20. А в 11.35 звонок из Москвы:

– Пусть Казимиров срочно позвонит Адамишину.

Просьбу эту я передал сразу же.

В 11.55 звонят из ДСНГ:

– Пусть Казимиров позвонит Чуркину.

И так весь день, то олень позвонит, то тюлень, а все в общем-то суета сует и дребедень. Звонят московские чины, чтобы отметиться, а работает по сути дела один Казимиров. Хоть и заслуживает иногда даже самой суровой критики его работа, но это – на мой взгляд. Я же не могу не отдать ему должного: вот уж кому ни минуты покоя, ни дня отдыха, с самолета на самолет, из столицы в столицу, многочасовые беседы, терпеливо, а то и кулаком по столу, как тут голова кругом не пойдет.

В 13.30 засели у меня в кабинете де Сика и Моссберг, пили кофе и правили проект Казимирова, отпечатанный Ларисой. Не успел приехать от Левона Тер-Петросяна Казимиров, опять звонит Джалилов. Казимиров цитирует ему Тер-Петросяна: «Поскольку азербайджанцы не признают официально, что эскалацию начали они, у Кочаряна нет оснований давать указания об отводе карабахских войск».

На вопрос итальянца и шведа о разговоре с президентом Казимиров ответил, что он передал Левону Тер-Петросяну «серьезные предупреждения из Москвы». Так вот зачем звонили от Адамишина и Чуркина.

Президент вежливо выслушал и улетел в Париж, переведя дискуссию на уровень Давида Шахназаряна.

Моссберг выразил сомнение, что азербайджанцы публично признаются, что они виноваты. Ну и хрен с ними! За что боролись, на то и напоролись.

Казимиров сообщил о недовольстве Москвы и Роберту Кочаряну, которому звонил от меня. Ссылался при этом на Адамишина, а тот на Черномырдина, который якобы бросил фразу: «Они доиграются.» Это карабахцы, значит. «Мы с вами потом обсудим, что стоит за этой репликой, – сказал Казимиров Кочаряну. – Я вам всегда говорил, что Москва такого рода широкомасштабные операции карабахцев не одобрит. Вот и Адамишин просил Левона Тер-Петросяна употребить все свое влияние на карабахцев.» Роберт, судя по репликам Казимирова, нажимал на то, что Москве неплохо бы занять более объективную позицию.

– Вот видишь, – сказал я Казимирову, – своими обвинениями в адрес карабахцев Москва подставилась.

– Но в проекте заявления был хороший кусок, его выбросили.

– Да я-то еще могу тебе поверить, но, согласись, необъективность московского заявления – лишнее основание для карабахского требования, чтобы азербайджанцы признались публично. Разве не так?

В 16.15 опять звонит Джалилов. Казимирова рядом нет, и он говорит со мной.

– Армяне идут на Зангелан через речку Акера. Это приток Аракса. Они ее преодолевают вброд и идут дальше.

– Откуда идут-то?

– Откуда же еще – со стороны Нагорного Карабаха.

– Ладно, передам Казимирову.

– Ну а как там у вас, в Ереване?

– Блокада есть блокада, все дорого, зима трудная была.

– А вот когда соседнюю страну рвут в клочья, как вы на это смотрите?

– Ну мне отсюда трудно оценку давать, кто что и кого рвет в клочья.

– Вот у России вечно вопросы…

– У России и к самой себе вопросы.

– Да, да… Что же это Левон улетел, не позвонил?

– Он еще до обеда улетел. Может, его не успели найти.

– Он в 12.30 улетел.

– Ну так это и есть – до обеда. – Казимиров и Моссберг при вас говорили со мной, обещали… – Я постараюсь найти вам Казимирова.

Казимирова я, естественно, нашел. Он перезвонил мне в 17.00 и попросил передать Джалилову: Кочарян дал указание остановить продвижение войск и обстрелы три часа назад; Казимиров работает с Кочаряном над текстом заявления, проект которого был прочитан утром Джалилову по ВЧ.

В 17.10 я соединился с Джалиловым и передал ему это сообщение. Аффиятдин Джалилович рассыпался в благодарностях.

Мне показалось тогда, что этот человек искренне переживает и очень хочет умиротворения. Через какое-то время он падет жертвой внутриполитических разборок в Баку.

Общаясь с карабахцами, я восхищался трезвости их ума и способности быстро овладевать дипломатической наукой, постигать премудрости переговоров и компромиссов в целях обеспечения национальных интересов НКР. По-моему, у них это стало получаться очень даже хорошо.

Хорошо получалось и с формированием национальной армии, об успехах которой убедительно говорила вся кампания 1993 года – от взятия Кельбаджара в апреле и Агдама в июле до выхода на границу с Ираном в сентябре-октябре. Одним из добрых помощников в постижении военного дела был генерал Зиневич Анатолий Владимирович, мой ровесник. Он родился на Украине, служил на Дальнем Востоке, окончил Военную академию имени Фрунзе и Академические курсы руководящего состава Вооруженных Сил СССР, пять лет воевал в Афганистане. В середине 1992 года его пригласили в Армению в качестве советника по военным вопросам. Он приехал в Карабах, увидел, что там творится, и стал помогать карабахцам создавать регулярную армию.

9 ноября 1993 года Анатолий Владимирович побывал в гостях у меня, и я узнал от него много интересного. Когда он прибыл в Степанакерт, кругом – упадок сил и мрачные настроения: азербайджанцы только что захватили север НКР. Армии в собственном смысле слова тогда у карабахцев не было, хотя они и провели успешные операции по освобождению Шуши и Лачина. Было две сотни партизанских отрядов. Вот из них Зиневич вместе с Сержиком Саркисяном и Самвелом Бабаяном и создавали армию численностью порядка 15-20 тысяч бойцов. Эти бойцы сбили 36 самолетов противника. Такое в горных условиях случилось впервые. Успешно заработала артиллерия, в Карабахе начало получаться то, что не получалось в Афганистане. Армия стала средством воспитания патриотизма у людей, которые до того были способны защищать лишь свой дом, в лучшем случае – деревню, но не страну, и не сопротивлялись, когда погибал сосед, думая, что их минует чаша сия. Теперь все иначе. У Карабаха есть национальная армия. В карабахцах, да и в остальных армянах выросло чувство патриотизма.

Стратегия карабахской армии простая. Сначала взяли перевал на Муровдаге и Кельбаджар. Потом надо было отодвинуть позиции азерских «Градов» (это модернизированные «Катюши») и «Гиацинтов» (162-миллиметровых гаубиц с воющим, как свинья, снарядом вместо задуманного ранее нейтронного) соответственно на 20 и 35 километров – такова их дальнобойность. Надо – сделали. Вернули Сарсангскую ГЭС, а с нею – свет в Степанакерт. Вернули десятки деревень. Взяли господствующие высотки.

Но последнее наступление на юге – это даже не наступление. Это – результат разложения азербайджанской армии, которая побежала после первых же выстрелов.

Анатолий Владимирович думал, что у Роберта Кочаряна и поддерживающего его Левона Тер-Петросяна хватит разума вовремя остановиться и путем переговоров обменять часть взятых территорий на гарантированный мир. Так, собственно, оно и было: дальше не пошли, к обмену готовы. Нет только разумной ответной реакции Баку. Хуже того, прошло некоторое время, и г-н Алиев, мечтая о реванше, начал подумывать, а не выдвинуть ли ему территориальные претензии к собственно Армении.

Очень понравился мне генерал Зиневич, и мы потом встречались с ним еще не раз.

Участвуя в карабахских делах, я не забывал о том, что творится дома, где шла подготовка к выборам. Именно тогда наметился пересмотр моего отношения к демократам гайдаровского типа, которые взяли на вооружение политику обмана собственного народа. В свое время таким обманом я считал горбачевскую конституционную реформу и даже на телевидении об этом полемизировал с докторами права Венгеровым и Барабашкиным. В избирательной системе, придуманной прежде всего «выбороссами» и кое-кем из других фракций демократического лагеря, я увидел чудовищную попытку надуть избирателя полупропорциональной и полумажоритарной системой, позволяющей буквально протыриться в Думу всяческой шпане, что и произошло на парламентских выборах 1993, 1995 и 2000 гг. Как можно было не знать, что пропорциональная система для огромной страны с несложившейся многопартийностью ведет только к несправедливостям и перекосам в представительстве населения? Похоже, гайдаровцы надеялись, что именно они выиграют от этого трюкачества. И не вышло. Не вышло еще и потому, что не может победить движение, во главе которого стоит человек, ограбивший свой народ, да и внешностью своей не шибко похожий на лидера. Не может и все тут, сколько ты его ни расхваливай в средствах массовой информации. Потому и проиграли в 1993 году, а потом и в 1995-ом, и в 2000-ом. Но главное – не проигрыш, а ставка на ложь, на обман, на хитроумие. Вот сами себя и перехитрили. А мне с ними все больше становилось не по пути.