Кардонийская петля - Вадим Панов

– Я знаю, что она там бывает, – хладнокровно отозвался Винчер.

И его спокойствие окончательно вывело старика из себя:

– Ты обезумел? Почему ничего не делаешь?!

Пару раз во время короткого выступления маршал дёрнулся так, словно хотел ударить Дагомаро по лицу, пару раз его рот яростно кривился. Бешенство – вот что пылало в глазах Тиурмачина, лютое бешенство, и лишь могучая воля помогла ему сдержаться. Но консул помолчал, разглядывая беснующегося эрсийца, после чего предложил:

– Присядь. – Переложил пару бумажек, всем видом показывая, что неожиданный визит оторвал его от необычайно важных дел, и продолжил: – Я осведомлён о передвижениях Киры…

– И не мешаешь?

– Помешал бы, употреби она хотя бы раз хотя бы один наркотик. – Консул повысил голос. – Кира стоит на краю, но не бросается вниз. Ей тяжело, она ищет выход, подходит к запретному, но отказывается от него. И я горд за свою девочку.

Долго, почти полминуты, эрсиец буравил Винчера недоверчивым взглядом, но в конце концов выдохнул, показывая, что гнев ушёл, присел в указанное кресло и мрачно осведомился:

– Уверен?

– Абсолютно, – подтвердил Дагомаро. – Не нужно ей мешать.

– Надеюсь, ты прав.

– В этом я прав. – Консул откинулся на спинку кресла, свёл перед собой руки и деловым тоном продолжил: – Я рад, что ты заехал, Гектор, как раз хотел посылать за тобой.

– Что-то случилось?

– Помпилио действительно расспрашивал Арбедалочика о смерти Лилиан.

Маршал выдержал короткую паузу и поинтересовался:

– Кира рассказала?

– Да.

Следующий вопрос Тиурмачин задал довольно спокойно, почти небрежно, однако консул давно знал старика и видел, каких усилий стоило эрсийцу напускное безразличие.

– Что ответил Арбедалочик?

– Сначала обвинял меня, а потом Кира его пристрелила.

– Жаль, что не застрелила, – посетовал маршал и таким образом откровенно поведал о том, что творилось у него на душе.

Но Винчер не стал заострять внимание на терзающих старика страхах. Поморщился едва заметно, после чего задумчиво произнёс:

– Если Кира сказала правду, Арбедалочик не смог и никогда не сможет доказать свою невиновность. В конце концов, именно он устроил покушение на дер Даген Тура, заманив «Пытливый амуш» в ловушку.

– Если Кира сказала правду? – встрепенулся услышавший главное эрсиец. – Ты сомневаешься?

– Я знаю свою дочь, – вздохнул консул. – Она, конечно, повзрослела, стала врать лучше, чем раньше, но не настолько, чтобы меня обмануть. Или Кира солгала мне, или же не передала разговор до конца.

– …потому что Арбедалочик убедил Помпилио в своей невиновности?

– Или убедил её.

– Или она мучается в сомнениях.

– В любом случае всё обстоит хуже, чем мы ожидали, – подвёл неутешительные итоги Дагомаро. – Жаль, что наступление заставило лысого ублюдка сесть в другой самолёт.

– Ты ещё Змеиный мост вспомни, – угрюмо предложил старик.

Две попытки уничтожить дер Даген Тура закончились провалом. Сначала проклятый бамбадао ухитрился вырваться из приговорённого Убинурского скорого, а потом счастливо избежал полёта на заминированном аэроплане, который готовили для него по приказу маршала. Какое-то время Тиурмачин и Дагомаро надеялись, что адиген сгинул в мясорубке Межозёрья, но тот вернулся, к тому же переговорив с Арбедалочиком, и теперь заговорщики в полной мере поняли смысл выражения «Земля горит под ногами».

– Нужно принимать решение, – глухо сказал консул.

– Помпилио ничего не сделает без доказательств.

– Когда он их соберёт, будет поздно.

– Вот именно.

Устраивать покушения в Унигарте они пока не рисковали: опасно, к тому же Помпилио предоставил достаточно возможностей за пределами Длинного Носа. Теперь, конечно, и Дагомаро, и Тиурмачин готовы были действовать без оглядки, атаковать хоть в Унигарте, хоть в его окрестностях, но адиген принял меры: вот уже две недели не высовывался с виллы, которую тщательно охраняли лингийские егеря. А по некоторым данным, солдатики были переодетыми гвардейцами из полка личной охраны дара Антонио, о которых говорили, что половина из них бамбальеро, а с остальными лучше не связываться.

Вот и думай, как тут выкручиваться…

Маршал, решив, что разговор окончен, опёрся о подлокотник, собираясь подняться на ноги, но консул его остановил:

– Я не обижаюсь за то, что ты меня бросаешь. Я всё понимаю.

И тем заставил вернуться в кресло. Старик вздохнул, но ответил честно:

– Маршалы больше не верят в Кардонию.

И тем всё объяснил.

Это был их первый серьёзный разговор с того момента, как по Унигарту поползли слухи об эвакуации Эрсийского экспедиционного корпуса. Консул, разумеется, тут же запросил подтверждение и получил его по официальным каналам, из штаба корпуса. Теперь они общались на другом уровне.

– Маршалы не верят в меня, – уточнил Винчер.

– Да, в тебя, – не стал скрывать Тиурмачин. – Компания побеждает, и спасти Кардонию могут только адигены. Постарайся с ними договориться. – Кривая ухмылка. – Например, убеди лингийцев, что дер Даген Тура убили приотские шпионы по заказу Арбедалочика.

– Помпилио ещё жив, – прищурился консул.

– Вот и поторопись. – Гектор пожевал губами: старческий жест наглядно продемонстрировал консулу, как сильно сдал Тиурмачин за последнее время, и с неожиданной искренностью произнёс: – Я мог бы убедить маршалов оставить Экспедиционный корпус ещё на месяц, но не стал, потому что хочу убраться отсюда как можно скорее. Я боюсь Помпилио, Винчер, и мне не стыдно в этом признаваться. Я стар, мне осталось немного, но я хочу прожить эти дни. Я запрусь в своём замке на Эрси и проживу их в надежде, что мой бывший друг меня не достанет.

– А что делать мне? – грустно спросил консул.

– Ждать и молиться.

Глава 3,

в которой на сцене появляется Йорчик, Тиурмачин делает ставку, Сантеро и Хильдер остаются вместе, а Помпилио передаёт послание и долго беседует с Крачиным

Трудно ли прослыть самым опасным преступником планеты? С одной стороны, чего сложного? Это ведь не хлеб сеять, не новые машины придумывать, не трактаты научные выписывать – ни ум, ни знания, ни умения не нужны, только жестокость. Даже силы особенной, если вдуматься, для злодейств не требуется: большинство преступлений совершается подло, из-за угла, да в спину, пока не ждёт никто, не готовится к отпору. Трусливо совершаются, без жалости и без совести. Впрочем… Кэмерон, естественно, подонком себя не считал, гордо именуясь «солдатом будущего» и «добродетельным воином, храбро сражающимся с ненавистной тюрьмой, в которую обратила мир проклятая власть». Чья власть? Не важно – любая.