За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье - Юрий Борисович Ильинский

у холодного очага, ломая головы над неразрешимой загадкой. Потом голод взял свое, из уцелевших продуктов (а сохранились только консервы, небольшой кусок сала и сухари) мы приготовили наспех обед и молча съели его. Напряженная тишина была нарушена лишь однажды Лукой, который заявил, что более отвратительной пищи, чем сладкое сало (кусок сала был вывалян в сахарном песке), он в жизни никогда еще не ел. Немного насытившись, мы снова принялись за осмотр и обшарили избушку скрупулезно, как следователи. Постепенно выяснились некоторые детали, позволившие сделать кое-какие выводы.

Первым делом мы обратили внимание на большое количество сажи, рассыпанной на полу. Особенно эффектно она выглядела на заброшенном под скамейку полотенце. Сажа виднелась повсюду, похоже было, что неизвестные громилы проникли в заимку через печную трубу. Версия эта хоть и была маловероятна, проверки все-таки требовала.

Мы вышли из избушки и, проклиная нарушителей спокойствия, полезли на крышу, где сразу обнаружили большие следы, отдаленно напоминающие кошачьи. Лапы у безвестного четвероного — а теперь мы были убеждены, что подверглись налету не людей, а зверя, — были большими. Рысь? Не похоже. Клок шерсти, найденный Лукой, позволил ему безошибочно определить «личность» грабителя:

— Росомаха, однако! Не иначе она. Ее заделье, ее!

Так вот кто орудовал в заимке! Спрыгнув с крыши, мы вернулись в заимку и стали горячо обсуждать план мести. Лука был вне себя, я же росомаху не только никогда не видел, но, к своему стыду, ничего толком о ней не знал, поэтому слушал перемежаемую крепкими словами характеристику зверя с большим вниманием.

— Какая она, росомаха? Как выглядит?

— Ростом невелика, чуть поболе песца, только ты не гляди, что махонькая, она олешков запросто берет, да что там олешков — лося заваливает! Уж на что здоровущ сохатый, а супротив росомахи не выстоит; а похожа она на горбатого медвежонка…

— Как же росомаха с лосем справляется, ведь он огромный?

— Валит его, однако. Летом лось может от нее убежать, а зимой нет. Росомаха гонит его день, два, может бежать и не устает, а сохатый из сил выбьется и падает. Почему? Лось проваливается в снег, а эта тварь нет. Лапы у ней широкие, тридцать, сорок километров бежит за лосем, ждет, когда сохатый совсем обессилеет, тогда росомаха и навалится — зубами, когтями рвет на куски. Один кусок в снег зароет, другие на деревьях развесит, так и живет возле лосиной туши, пока всю не сожрет, пока дочиста не обглодает.

Впоследствии, вернувшись в Москву, я узнал о росомахе немало любопытных подробностей. Небольшой вес и очень широкие лапы создают незначительную нагрузку на снег, позволяют зверю бежать по глубокому снежному покрову, совершенно не проваливаясь, словно на широких охотничьих лыжах, поэтому росомаха способна, не затрачивая больших усилий, быстро преодолевать значительные расстояния, в то время как преследуемый ею олень или лось изнемогает от усталости и в конце концов становится легкой добычей хищника.

По свидетельству некоторых исследователей, росомаха разделывает тушу оленя или лося не хуже заправского мясника, буквально расчленяет ее, причем управляется с этой работой в считанные минуты. Известный читинский поэт Георгий Граубин, исходивший сибирскую тайгу вдоль и поперек, прекрасно изучивший ее, в своей увлекательной книге «Четырехэтажная тайга» рассказывает, что добычу свою росомаха «закапывает», устраивает настоящие склады, поселяется возле своих «закопушек», никого к ним не подпуская, и живет на этом месте, пока все не съест. Многие звери прячут пищу на черный день — соболь, хорек, ласка. Но до росомахи им далеко. «В запасниках росомахи находили по двадцать песцов и по сто куропаток. Если у добычи сойдется несколько росомах, то они готовы друг дружке горло перегрызть. Рысь, несущая добычу, если увидит направляющуюся к ней росомаху, бросает добычу и убегает… Росомаха настырна, навязчива, прилипчива и пакостлива».

Лука, удостоверившись в том, что жилье подверглось нападению росомахи, очень расстроился. Обычно немногословный, сдержанный, он поносил росомаху с нескрываемой злобой:

— Поганый зверь, однако. Поганей нету. Самый бандит! Капканы раньше охотников обходит, всю добычу метет подчистую. Росомаха, ежели однажды повадится на какое-то место приходить, в заимку к примеру, все перепортит, все изгадит. Не будет нам теперь удачи, не будет. А убить ее очень трудно — хитрющая…

— Жаль, собак нет — помогли бы ее найти.

— Собаки ее боятся. Даже те, с какими на медведя охотятся. Бегут от нее собачки, как от лесного пожара!

— Неужто и их загрызть может?

— Может, однако. Но у нее не только зубы да когти, она еще вонькая шибко. Вонят и вонят!

Оказалось, что росомаха наделена и орудием особого свойства: недругов встречает струей, от которой шарахаются, по словам того же Граубина, даже «самые бесстрашные собаки».

— Не будет нам теперь удачи, однако, — сокрушаясь, повторял Лука. — В заимку теперь повадится, подлая…

Лука принял решение росомаху уничтожить, никакие уговоры и просьбы изловить зверя живьем на него не действовали, впрочем, обдумав сложившуюся ситуацию, я перестал на Луку наседать, совершенно не представляя, что буду делать со зверем, если Лука передумает и ее поймает. Лука же, обозленный причиненным ему ущербом, жаждал крови и обрушился даже на собственные капканы, сказав, что они для охоты на росомаху не пригодны.

— Убить ее, однако. Убить!

— Но как же ты росомаху выследишь?

— Найду ее. Никуда не денется — найду! — Это было сказано с такой решимостью, что мне даже сделалось жаль ловкого зверя.

Два дня мы безуспешно рыскали по тайге, выслеживая росомаху, но зверь ничем себя не обнаружил, словно боялся ответственности за содеянное. На третьи сутки после обеда я взял карабин, встал на лыжи и побрел в указанном Лукой восточном направлении. Самому Луке нездоровилось, и он остался в заимке. Перед уходом я проверил наручный компас: места незнакомые, легко заблудиться. Я шел не торопясь, плотно уминая снег — сам себе прокладывал лыжню. Постепенно стемнело, наступление ночи не смутило меня: в небе ни облачка, скоро взойдет луна и станет довольно светло. Я, разумеется, отдавал себе отчет, что ночью в тайге человеку делать нечего, если какой-нибудь шальной зверь и появится поблизости, то его все равно не увидишь, преследовать не станешь, но мысли о росомахе не давали покоя — вдруг повезет и я встречусь с этим удивительным животным!

Мрак сгущался, но глаза по-прежнему различали окружающее, этому способствовал снег. Осенью по чернотропу в такое время суток не походишь… Взошла луна, стало светлее, голубоватый свет, пробиваясь сквозь густые кроны хвойника, оставлял на снегу замысловатый теневой узор. Синяя тень копилась в буреломах, оторочкой темнела на снеговых шапках пней. Могучие деревья, поросшие дремучими бородами