Записки мертвеца - Георгий Апальков

— Откуда сам вообще? В школе учился?

Гросовский стал расспрашивать меня о моей жизни, а я отвечал ему как есть. Разузнал он, может быть, не всё, но многое. Зачем он это делал? Этого я тоже не понял. Видимо, тогда у нас было что-то вроде той встречи, которую он устраивал для вновь прибывших из Фаренгейта. Только в миниатюре. После расспросов Гросовский приступил к рассказу: он вкратце поведал мне, как здесь всё устроено.

— Люди просто живут здесь: кто-то лучше, кто-то хуже — как повезёт. Иногда приходят новые люди, и в крыше над головой мы никому не отказываем. Приходится, правда, иногда потесниться, чтобы принять кого-то ещё, но ничего: в тесноте да не в обиде. У нас здесь запрещено оружие: носят его только специально обученные люди, как это и было раньше. Опасности здесь никакой нет: по деревенским улицам заразные не ходят и никого не кусают. Периметр надёжно охраняется круглые сутки: мышь не проскочит. Если есть какие-то проблемы с другими жильцами — всегда можно обратиться к моим людям: их можно узнать либо по форме, либо по оружию. Подебоширить у нас тут не получится и каким-то образом других ущемить — тоже. Ну, ты, вроде, парень не из таких, правильно? Правильно. И ещё момент: у нас тут есть кое-какие текущие задачи, которые надо решать. Где-то кому-то по хозяйству помочь, что-то запасти, что-то построить — такие вещи. Как настоящая работа, в общем-то. На каждом векторе задач есть ответственный человек из числа моих людей. Если к вам в дом постучится такой человек и скажет сделать что-то — не нужно отказывать. Понимаешь, да?

Я кивнул. Чем дальше мэр углублялся в свой рассказ, тем серьёзнее становилось его лицо. Из рыхлого, удобного добряка с рекламного щита он превращался в волевого, твёрдого руководителя, всю свою жизнь занимавшегося управлением чем бы то ни было: от пивного завода и сети магазинов разливного пива до целого города. Кто знает, куда занесла бы его судьба, если бы не конец света?

— Ну, ты, сразу видно, умный парень, — Гросовский хлопнул меня по плечу и тут же виновато одёрнул руку, поняв, что хлопнул он меня прямо по перевязке. Рана, правда, уже почти зажила, и я ничего не почувствовал.

Потом мэр сказал, что скоро за мной зайдёт человек и покажет мне дом, где вот уже несколько недель живёт Ира и мои старые знакомые, когда-то спасшие мне жизнь. После он попрощался и ушёл, а я остался ждать того самого человека.

Наконец, уже ближе к вечеру вчерашнего дня пришёл мой проводник. Я оделся в то, что он мне принёс и, наконец, вышел на свежий воздух. Так уж получилось, что всю золотую, пестрящую желтизной осень я провёл в больнице, а когда вышел, то оказалось, что почти все деревья вокруг облетели, и природа уже приготовилась встречать первые заморозки. Я удивлялся всему кругом, но больше всего я удивлялся тому, как спокойно и свободно я иду по одной из немногочисленных деревенских улочек. Кругом ходили какие-то люди, всюду кипела жизнь, и все здесь совершенно точно знали, что где-то там, за поворотом, их не поджидает толпа изголодавшихся мертвецов. «Неужели это оно?» — думал я, — «Неужели это то самое место?»

Я вошёл в дом, и там меня встретили все: Ира, Сергей, Кристина и Юля. В доме было тепло и светло. Светло, чёрт возьми! Мне только предстояло узнать, откуда здесь электричество. С больницей всё и так было понятно: там оно было нужно, и там стоял генератор. Но неужели такого рода машина есть здесь в каждом доме?

— Почти в каждом, да, — отвечал чуть позже на мой вопрос Сергей, — Может быть, где-то по одному на дом. Штука-то нехитрая, в общем-то. Да и он не то что бы круглые сутки у нас молотит и на всю катушку. Так, буквально чтобы свет вечером был. Недельную норму бензина мы ещё ни разу полностью не израсходовали.

Меня переполняли радость и щенячий восторг. Всё наконец-то начало складываться, всё вышло так, как мы и хотели. Вечером тринадцатого октября мы сидели на кухне у горячей печи и пили чай: так, словно приехали сюда на побывку к чьей-нибудь бабушке! Где-то там, через десятки километров, за рекой и за мостом люди места себе не находили в холодных бетонных джунглях, наводнённых, ко всему прочему, ордами стенающих мертвецов, а мы тут — на тебе: сидим и пьём чай! Счастью моему не было предела.

Но стоило мне взглянуть на Иру, как всё разрушилось. Она вроде бы была с нами, вроде бы даже иногда смеялась над чьими-нибудь шутками, но во взгляде её читалось нечто другое. Будто бы частью своей — самой важной, основополагающей частью — она была где-то там, в десятках километров, за рекой и за мостом, в тех холодных бетонных джунглях, в которых неприкаянными призраками бродят сейчас её мать с отцом. И самое страшное в этом взгляде было то, что я совершенно не понимал его. Я не понимал, то ли она где-то там, глубоко внутри себя, тоскует, то ли скучает, то ли кипит от рвущейся наружу ярости. Что происходит с ней? О чём она думает? Чем она теперь живёт? Всё это мне до сих пор невдомёк.

Поговорить с ней наедине нам вчера так и не удалось. И сегодня — тоже. О сегодняшнем дне, кстати, ниже расскажу немного, коль скоро уж взялся писать. В целом, денёк выдался довольно заурядный, и в своей заурядности и обыденности он был прекрасен.

День 78

Нам выделили деревянную избу. Не самую лучшую во всей деревне, но и не самую худшую. Снаружи она выглядела как типичный деревенский домик: даже сайдингом снаружи она обшита не была. Видимо, в доме этом раньше не было постоянных жильцов, и использовался он скорее как дачная ночлежка. Достался, наверное, в наследство каким-нибудь городским пижонам от почившей бабки, и пижоны эти бывали здесь редкими наездами: посадить, обработать и собрать урожай каких-нибудь неприхотливых корнеплодов или типа того. Зато огород здесь был огромный. И даже была своя баня! Вот уж что было настоящим праздником после мытья холодной водой в городской квартире: водой, которую ещё и нужно было экономить. А тут тебе и жар, и кипяток, и всё что хочешь. Мне здесь сразу понравилось. Внутренний двор от дороги отделяли ворота с двумя большими створками для проезда автомобилей и калиткой для входа и выхода людей. К этой калитке утром пришёл