Бюро темных дел - Эрик Фуасье

хотел причинить ему боль. А чего хотел, чего все еще хочу сейчас – и сам не очень-то понимаю. Видимо, слишком глубока была у меня уверенность в том, что я смогу вернуться к нормальной жизни, лишь когда тот, кто стал причиной всех моих зол, будет наказан.

Во дни, последовавшие за похоронами на Южном кладбище, которое отец сам выбрал и давно перенес туда останки своей драгоценной Клариссы, я почти не сомневался, что и сам уйду в вечную ночь, откуда нет возврата. Но этого не случилось. Ночь не пожелала меня принять, или, скорее, я сам ее в конце концов отверг. Надо думать, я обладаю беспримерной жизненной силой, которую не могут отнять у меня и самые страшные несчастья. Как тонущий пловец, достигнув дна, отталкивается от него пятками, чтобы всплыть на поверхность, я сумел вырваться из хватки теней, угрожавших утопить меня во мраке.

У Валантена Верна еще оставалась важная миссия: надо было положить конец злодеяниям Викария, начать за ним погоню с того места, где вынужден был остановиться Гиацинт Верн. Но в память об отце и для того, чтобы искупить свою вину перед ним, я должен был совершить долгое и тягостное путешествие в собственное прошлое. Пусть я не мог вернуть себе личность Дамьена Комба, но, по крайней мере, в моей власти было написать его историю, хронику сошествия в ад. Мне нужно было найти выход из лабиринта, проложить путь из тьмы на свет.

Сейчас дневник Дамьена лежит прямо передо мной. Внушительная стопка страниц, самые старые из которых уже пожелтели. Эти последние строки я пишу в неколебимой надежде, что труд мой не напрасен. Очень скоро, когда я отложу перо, часть моей жизни закончится вместе с этим дневником. Приемный отец все-таки оказался прав: я действительно должен был набраться смелости, спуститься в тот страшный погреб и протянуть руку Дамьену. Это было необходимо, потому что слишком долго меня терзало смутное чувство вины. Чувство, опасное тем, что к нему мало-помалу привыкаешь и даже начинаешь находить в нем удовольствие, а оно тем временем незаметно сводит тебя с ума. Теперь для меня все это позади. И я знаю, что мне еще предстоит сделать. Рано или поздно на пути Викария встанет человек. Какая разница, как его будут звать – Валантен или Дамьен? Главное, он выполнит то, чему суждено свершиться!

Сейчас я подложу эту последнюю страницу в стопку исписанных листов, в самый низ, перевяжу их веревкой и, покинув свои апартаменты на улице Шерш-Миди, отправлюсь к Аглаэ. Я по-прежнему не знаю, возможно ли что-нибудь между нами, сумеет ли мое тело без противления принять ласки и объятия другого человека, но мне кажется, надо это проверить. Хотя бы попробовать. Оно того стоит.

На пути к Аглаэ мне нужно будет перейти Сену по мосту. Я возьму дневник с собой. Возьму, чтобы дать ей прочитать или чтобы бросить в реку.

Пока не знаю. Пока не решил…

От автора

Когда я только начинал обдумывать приключения некоего полицейского, чьей специализацией должно быть раскрытие темных дел – таких, которые послужат предлогом рассказать о многочисленных научных открытиях и изобретениях XIX века, – на ум мне сразу пришел период Июльской монархии (1830–1848). Те годы были во многих отношениях судьбоносными. Бурное развитие наук и технический прогресс способствовали небывалому росту экономики, достигшей расцвета при Второй империи[79]. Вместе с тем обнищание беднейших классов и расслоение оппозиции вызвали сильную политическую нестабильность и привели к разрушению социальных институтов, унаследованных от Старого режима. Все это представляет собой чрезвычайно выгодные декорации для детективного сюжета.

Как показывает исторический фон романа, Июльская монархия началась с эпохи смуты и потрясений. На городских улицах не утихали волнения, повсюду шли забастовки и манифестации. Луи-Филипп и его правительство поначалу колебались между двумя политическими курсами, получившими название «сопротивление» и «движение». В связи с этим судебный процесс над бывшими министрами Карла X стал первым большим испытанием в череде тех, с которыми пришлось столкнуться новому режиму.

За исключением роли, которую я отвел виконту де Шампаньяку (вымышленному персонажу), все отсылки к этому судебно-политическому делу основаны на исторических фактах. К примеру, в октябре 1830 года действительно вспыхнул мятеж, во время которого республиканцы пошли в атаку на Венсенский замок с твердым намерением учинить самосуд над арестантами. На протяжении всего судебного процесса в палате пэров, начавшегося 15 декабря в Люксембургском дворце, велика была вероятность восстания, и властям пришлось прибегнуть к хитрости, чтобы перед вынесением приговора доставить на суд четверых бывших министров, которым угрожала расправой вооруженная чернь. Министры сохранили головы на плечах, но были приговорены к пожизненному заключению, а принц Полиньяк, бывший глава правительства, – еще и к гражданской смерти[80]. В итоге Луи-Филипп, пройдя через это испытание, лишь укрепил свои позиции.

Все, что в романе имеет отношение к истории животного магнетизма и гипноза, в равной степени достоверно. Так, доктор Александр Бертран, с которым Валантен встретился в редакции газеты «Глобус», действительно существовал. И, как опять же показано в романе, он одним из первых опроверг теорию «флюида», продвигавшуюся Месмером, а главную роль в практике «осознанных сновидений» отвел воображению и внушению. Однако должен заметить, что, хотя шотландский врач Джеймс Брейд действительно ввел в обиход сам термин «гипноз» и вполне мог поддерживать переписку с Бертраном, его основной вклад в разработку новых техник внушения состоялся в реальности несколько позже (лет на десять), чем в романе, но сюжет потребовал от меня ускорить его успех.

* * *

В заключение я, как всегда, привожу библиографический список, чтобы любознательные или увлеченные историей читатели могли преумножить свои знания о Июльской монархии, которую канцлер Паскье (1767–1862) назвал «одним из самых поучительных и увлекательных предметов для изучения».

Abensour, Léon. Le féminisme sous la monarchie de Juillet. Les essais de réalisation et les résultats / Léon Abensour // Revue d’histoire moderne et contemporaine. – 1911. – № 15-2. – P. 153–176.

Adler, Laure. La Vie quotidienne dans les maisons closes, 1830–1930 / Laure Adler. – Hachette, 1990, rééd. Fayard, 2013. – 259 p.

Aubert, Jacques. L’État et sa police en France, 1789–1914 / Jacques Aubert, Michel Eude, Claude Goyard et al. – Librairie Droz, 1979. – 218 p.

Barrucand, Dominique. Histoire de l’hypnose en France / Dominique Barrucand. – PUF, 1967.

Beaulieu, Henri. Les Théâtres du boulevard du Crime. Cabinets galants, cabarets, théâtres, cirque, bateleurs, de Nicolet à Déjazet (1752–1862) / Henri Beaulieu. – H. Daragon, 1905, rééd. Hachette Livre/BnF, 2013. – 180 p.

Berlière, Jean-Marc. Histoire des polices en France.