Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая - Станислав Владимирович Далецкий

свой кусок земли, в надежде на единоличное обогащение, государство создавало советские хозяйства, которые отличались от колхозов тем, что организовывались на государственной земле, обеспечивались инвентарём и средствами производства, а члены совхозов получали не долю от урожая, а заработную плату, как и рабочие на фабриках.

Но сотня нищих крестьян, объединившись в колхоз, не становится богаче, поскольку не имеет ни сельхозинвентаря, ни лошадей и скота для обработки земли, ни средств для покупки тракторов, которые в малом количестве, но уже начинала производить промышленность.

Сталин говорил, что сто тысяч тракторов покажут крестьянам преимущества колхозов убедительнее, чем заклинания о пользе коллективизации.Требовалось сломать частнособственническую психологию крестьян, и партия большевиков решилась искоренять кулаческие хозяйства, изымая их собственность в пользу колхозов.

Кулацкие хозяйства начал насаждать Столыпин, видя в них будущую опору царскому режиму, разрушая деревенские общины, где испокон веков деревенский коллективизм преобладал над жаждой наживы любой ценой.

Столыпин подорвал основы общинной жизни, но не успел укрепить кулачество как класс собственников на селе. В революцию и войну кулачество сражалось на стороне белых, отстаивая свои права на эксплуатацию бедняков-батраков, поскольку белое движение в целом тоже сражалось за свои привилегии, утраченные революцией, но большевистские идеи справедливости для всех победили жажду стяжательства для немногих.

В гражданскую войну многие кулаки лишились своего достояния, и даже жизни, но последующая НЭП вновь создала условия обогащения для добросовестных и крепких крестьянских семей, разрешив им нанимать работников в страдную пору уборки урожая, посевную и прочие времена, когда, как говорится, день год кормит.

В использовании наемного труда на селе, как и в промышленном производстве и торговле и заключается основное различие между трудом добросовестным и паразитическим: работает человек сам на себя и свою семью – он добросовестный работник и своим трудом и умением может достигнуть хороших результатов в обеспечении материального благополучия себе и своей семье, но стоит ему использовать наёмный труд и присваивать себе результаты наёмного труда, как тот же человек превращается в эксплуататора и нет между этим человеком и разбойником с большой дороги, отнимающего кошелек у беззащитных путников, никакой разницы в способах стяжательства по своей сути.

Эксплуататор присваивает себе труд и результаты труда других людей, а разбойник присваивает себе кошельки и вещи, но грабителями являются оба: и эксплуататор, и разбойник.

Сталин подчёркивал, что коллективизацию нужно проводить не в порядке нажима, а в порядке показа и убеждения, но в деревнях организация колхозов отдавалась в руки местных активистов и партийных органов, которые желали выслужиться, а зачастую и просто поучаствовать в грабеже имущества кулаков. Это приводило к многочисленным нарушениям и злоупотреблениям, как в организации колхозов, так и в раскулачивании зажиточных соседей, вся вина которых иногда заключалась лишь в добросовестном семейном труде без пьянства и лодырничанья, что вызывало злобу и зависть сельских забулдыг и бездельников.

По планам Сталина коллективизация должна была повысить эффективность сельского хозяйства страны, обеспечить продовольствием армию и рабочих промышленности, что в свою очередь обеспечивало планы индустриализации страны, поскольку только продажа зерна и золота давали средства на покупку за рубежом оборудования и станков для строившихся по всех стране заводов и фабрик.

В 1929 году развитие промышленности началось ускоренными темпами, невиданными ранее в капиталистическом мире, а коллективизация сельского хозяйства приняла массовый характер, что дало основания Сталину на очередном съезде партии назвать этот год «годом великого перелома». С оппозицией в партии было, в основном, покончено, деятели оппозиции по-прежнему лишь исключались из партии, оставаясь на руководящих хозяйственных постах, поскольку квалифицированных управленцев не хватало в стране, развивающейся по планам большевиков невиданными темпами.

Троцкий, снятый со всех постов и исключенный из партии ещё два года назад, тем не менее, благополучно проживал в стране, писал статьи для иностранных газет и журналов по теории социалистического строительства, критикуя Сталина, которого называл «гениальной посредственностью».

Сталину, в конце концов, надоело это злобное тявканье, и по негласному соглашению, Троцкий выехал в Среднюю Азию, откуда перебрался в Иран, потом в Европу, и занялся активной борьбой против строительства социализма в СССР, поливая грязью и клеветой не только Сталина, которого ненавидел всей душой неудачного политика, но и всю страну Советов, которая по его планам должна была лишь разжечь пожар мировой революции и сгореть без следа вместе с русским народом, который Троцкий, как и все иудеи презирал за трудолюбие, доброту и нестяжательство.

Все эти проблемы государственного строительства социализма Иван Петрович часто обсуждал с Фёдором Ивановичем, посещая старого большевика в его маленькой квартирке при редких поездках в Москву по своим торговым делам, которые, надо прямо сказать, шли не шатко не валко: НЭП повсеместно сворачивалась, заменяясь государственной торговлей, антикварные вещицы исчезали с барахолок, и, соответственно, доходов Ивана Фёдоровича от антикварной торговли едва хватало на содержание многочисленной семьи. Лавку на городском рынке пришлось закрыть, поскольку налоги на торговлю перекрывали доходы, и не было смысла в этом предпринимательстве.

Далее Иван Петрович уже не торговал, а подторговывал антикварными вещицами, объезжая ярмарки в ближайших городках, где иногда ещё всплывали редкие вещицы, случайно оказавшиеся в руках солдат и крестьян в годы гражданской войны. С началом коллективизации при раскулачивании зажиточных крестьян, их имущество тоже частенько растаскивалось деревенскими пропойцами, которые сбывали непонятные им вещицы за бесценок, частенько за бутылку самогона.

Совсем недавно, Иван Петрович таким образом приобрёл карманные часы-луковицу желтого металла с тремя большими камнями на крышке с царскими вензелями. Часы были сломаны, мужик, что продавал их, трясся на морозе с похмелья, и Иван Петрович приобрел эти часы за тридцать рублей и бутылку самогона, которую всегда носил в дорожной сумке для таких случаев.

Придя домой и внимательно изучив часы, Иван Петрович обнаружил на внутренней крышке монограмму великого князя Константина, часы были червонного золота, а камни, которые он считал горным хрусталём, оказались бриллиантами чистейшей воды по полтора карата каждый: вещь уникальная и большой цены, – целое состояние, но продать эти часы даже в Москве не представлялось никакой возможности без риска попасть в руки госбезопасности за торговлю достоянием царской семьи, которое было объявлено государственной собственностью ещё в годы революции.

Иван Петрович припрятал часы в свой тайник, что организовал в дровяном сарае под стрехой углового стояка, куда он складывал наиболее ценные вещи из золота с камнями, надеясь в будущем найти способ безопасной продажи за настоящую цену.

Госбезопасность, что организовала Советская власть вместо царской жандармерии, следила не только за врагами Советской власти, но и за оборотом ценных золотых вещей через антикварные магазины частных торговцев и магазины «Торгсина», что означало: