Механизм пространства - Андрей Валентинов

что вы штукарь, господин фон Книгге. С подобным номером вам следует выступать в варьете. Аншлаг на неделю обеспечен. Вы хотите сказать, что это — будущее?

— Один из вариантов, — не отводя глаз от гравюры, кивнул Эминент. — Грядущего еще нет, мы сами его определяем. Если вы продолжите свою работу, этот вариант станет реальностью. Рискну предложить вам еще одно редкое словосочетание — «мировая война». Первая мировая, вторая, третья… Хуже всего, что мы станем убивать и гибнуть миллионами во имя такого Будущего, перед которым Ад покажется водами Экса. Показать краешек? Если история пойдет вашим путем, мы породим чудовищ, не людей! Они уже здесь — вмешиваются, следят за нами! Вы — блестящий ум, вы должны понять…

— Я все понял!

Раскатистый звонок, скрип двери. Карно указал охранникам, вбежавшим в кабинет, на невозмутимого гостя:

— Арестуйте этого мсье и отправьте в военное министерство.

Парни кивнули, сделали шаг вперед.

Застыли.

— Жаль! Очень жаль… — Эминент устало мотнул головой, словно у него затекла шея. — В свое время со мной не справился весь Комитет общественного спасения вкупе с гражданином Робеспьером. Отец вам не рассказывал?

Карно метнулся за стол. Ящик с треском отъехал в сторону, пальцы ухватили рукоять пистолета…

— Я был о вас лучшего мнения. Господин Карно! С горечью вынужден сообщить вам, что отныне числю вас среди своих врагов — и отнимаю от вас руку свою!

— Руку? — инженер с трудом сдержал вопль: пистолет раскалился. — Вы что, Богом себя вообразили?

— Нет. Богом вообразили себя вы. Прощайте!

Никто не видел, как гость вышел из особняка.

Сцена третья

Тринадцать ударов кинжалом

1

«Ах, дядя Торбен, как прелестно вспоминать прошлое!

Сегодня мы с гере Эрстедом долго хохотали, припоминая, как в бытность студентом я сдавал ему экзамен. Я хорошо отвечал на все вопросы, гере Эрстед радовался этому, и, когда я уже готов был отойти от стола, он остановил меня следующими словами:

— Еще один вопросик! — лицо его просияло ласковой улыбкой. — Что вы знаете об электромагнетизме?

— Даже слова этого не слыхал! — честно ответил я.

— Ну, припомните! Вы на все отвечали так чудесно, должны же вы знать что-нибудь и об электромагнетизме!

Я уверенно покачал головой:

— В вашей „Химии“, гере Эрстед, не сказано об этом ни слова!

— Это правда, — ответил он. — Но я говорил об этом на лекциях!

Тут, разумеется, он прижал меня к стене.

— Я был на всех лекциях, кроме одной, — в те годы я был беззастенчив и нагл, как продавец жареных каштанов. — Вы, верно, как раз тогда и говорили об этом, потому что я ровно ничего не знаю об электромагнетизме.

Эрстед развел руками с отменным добродушием:

— Жаль, молодой человек. Очень жаль! Я хотел выставить вам prae, а теперь выставлю только laud!

Возвращайтесь скорее, дядя Торбен! Будем вспоминать вместе. Или лучше дождитесь меня в Париже. В самом скором времени королевский пенсионер Андерсен приедет к вам. Умоляю, передайте гере Дюма, что я жажду личного знакомства с ним. Его предложение написать пьесу в соавторстве я принял с радостью. Я даже придумал ей название — „Мулат“. Там будет выигрышная сцена на балу, и еще одна — на невольничьем рынке.

Как вы думаете, Дюма не обидится на „Мулата“?

Милый дядя Торбен, вы же знаете мой талант обижать всех, не замечая этого…»

С легким сожалением Торвен отложил письмо. Послания Длинного Носа всегда приводили его в веселое расположение духа. Второе письмо, подписанное Эрстедом-старшим, касалось более земных материй. Перечитав указания — к сожалению, запоздалые, — как вести себя при встрече с Карно, дабы снискать расположение последнего, Торвен в сотый раз обратился к размышлениям гере академика.

«Что же избрал Карно в качестве топлива для своего Механизма Пространства? — писал Эрстед. — Должно быть, что‑то новое, оригинальное. Пары аммиака? Угольный порошок? По идее, его можно вдувать насосом. Но уголь при сгорании не даст нужной температуры. Фотоген? Впрыскивание фотогена грозит взрывом. Кто рискнет разъезжать на бомбе?

В своих „Размышлениях о движущей силе огня“ Карно рассмотрел процессы в идеальном тепловом двигателе. Француз полагал коэффициент полезного действия равным 70–80 % — в максимуме. Увы, идеал недостижим. Польза от самой мощной паровой машины не превышает 13 %. Неужели Карно нашел способ перейти рубеж? Торвен, дорогой мой, вы должны уговорить этого упрямца поделиться своими выкладками.

Я стал плохо спать. Все время снится какая‑то дрянь…»

Вздохнув, Торвен встал из-за стола. Дальше шли сетования гере академика на расстройство нервов. А Великий Зануда не хотел снова огорчаться. Его ждало патентное бюро, куда Торвен желал явиться в полном блеске самообладания.

2

— Лебон? — спросил архивариус. — Какой Лебон?

— Филипп Лебон.

— Врач? Инженер? Архитектор?

— Инженер.

— Светильный газ?

— Не знаю. Вполне возможно.

— Не знают они. Ходят, а не знают…

Ворча, старичок убрел в черные глубины патентного бюро — туда, где, должно быть, хранились патенты на сотворение мира, посох Моисея и иерихонскую трубу. Вернулся он не скоро. Торвен успел раз десять чихнуть в его отсутствие. Пыли в патентном бюро было море, если бы моря состояли из этой летучей субстанции.

Все казалось — это не пыль, а пудра, насыпавшаяся за годы с парика архивариуса.

«Почему Карно в разговоре со мной упомянул этого Лебона? А ведь не случайно… Подразумевалось, что я могу знать о Лебоне и понять намек. Как он сказал? „К армии надо обращаться вовремя, тогда тебе обеспечат защиту…“ Кто ты такой, Филипп Лебон?»

— Вот, смотрите…

На стойку шлепнулась пачка ветхих патентов.

— Получение светильного газа, — прочел Зануда вслух, осторожно беря верхний листок. — Посредством сухой перегонки древесины или угля. Филипп Лебон, профессор механики в Школе мостов и дорог.

— 1799‑й годик, — мелко, словно рассыпая бисер, захихикал старичок. — Давненько, значит. Треть века минула. А у нас все на месте, в любую секундочку…

Торвен взял следующий патент.

— Термолампа состоит из печи, питаемой углем и подогревающей камеру, где происходит оная сухая перегонка. При помощи трубы можно удалять из камеры выделяющиеся газы и очищать их прежде, чем использовать, в частности, для освещения…

— 6‑е вандемьера VIII года Революции. Иначе говоря, осень того же славного 1799‑го. К патенту приложена заявка, — архивариус с ловкостью жонглера выхватил бумагу из середины пачки. — На получение свидетельства о дополнительных усовершенствованиях. Вот, извольте видеть: газовая лампа. Состоит из стеклянного колпака, куда по двум трубкам поступает газ и воздух. Имеются особые трубки для удаления сгоревших газов… Мсье желает ознакомиться подробней?

— Нет, мсье не