Руслана. Пересохшие реки, в которых раньше жили русалки - Евгения Клёнова

Когда Руслану пригласили к трибуне, их глаза встретились. Он подмигнул девушке и бесшумно произнёс губами «не переживай». Судя по новой одежде и здоровому румянцу, последние полтора месяца он провёл не в каземате. Его уверенность заражала. Девушка не смогла сдержать смущённой улыбки.

Здесь было приятнее, чем в темнице. Много воздуха, белые стены и большие окна под потолком. На храмовой площади собралась толпа, слышались выкрики в поддержку царевича. Судьи и прокуроры старались не выдавать раздражения, но получалось это через раз. Самозванца поддерживали народ и армия. Если не выдать доказательств обмана, поднимется бунт. По городу уже ползли слухи о том, что царевич на себя наговаривает, чтобы спасти любимую от смерти.

Руслану пытались запутать вопросами из разных тем. Всё это она уже слышала несколько раз. Не отрывая взгляда от Алоиса, она отвечала на всё спокойно и иногда честно. Добрыня за полтора месяца не смог выудить хоть что-то полезное, и сейчас не произошло чудо.

День близился к закату. У служителей Правосудия ещё оказались козыри. Один из них находился в небольшом каменном гробу, который внесли в зал, чтобы продемонстрировать всем присутствующим. Тело мальчика внутри полностью разложилось, но лицо ещё хранило человеческие черты. Видно было, что его уже обновляли не так давно.

К настоящему Богороду подвели мать. Канона шла, опираясь на руки Татиана, которого Алоис не так давно посылал за бывшей царицей. Они оба смотрели на самозванца в кресле, как на чудовище. Со скамьи для свидетелей Руслана видела, как изменился в лице её муж. Он изобразил глубочайшую тоску, смотрел на Канону глазами, полными грусти и даже смог выдавить скупую слезу.

Девушка хмыкнула, по привычке закатив глаза, как делала она каждый раз, когда видела, как легко Алоису даётся игра на публику.

Прокурор окропил лицо мальчика на каменном ложе мёртвой водой, и оно почти мгновенно преобразилось. В довесок обвинители внесли портрет Богорода, написанный незадолго до его смерти. Кисть известного заморского портретиста, который славился реализмом. Алоис не сдержал лёгкой ухмылки. Для этого портрета позировал он сам, потому что Богороду не хотелось несколько часов сидеть, не двигаясь, в тесной парадной одежде.

Едва взглянув на сына, вдовствующая царица попыталась упасть в обморок и была тут же подхвачена Татианом. Отдышавшись и попив воды, она подтвердила: в гробу находится её сынок, её кровиночка. Она вырвалась из рук своего верного возлюбленного и подбежала к самозванцу, с размаху влепив тому пощёчину. Алоис упал на колени и тихо произнёс, будто бы случайно:

— Не гневись, матушка, не гневись, милая, — фраза, которую каждый раз использовал Богород, когда мать бранила его за жестокие шалости. Он скопировал интонацию и то грустное придыхание, которым пользовался настоящий царевич.

Канона закрыла рот руками, сдерживая крик. Она опустилась на пол и впилась пальцами в широкие плечи парня.

— Ты и правда Богород? Ты правда он?

Они крепко обнялись, и Ал ещё долго шептал что-то женщине на ухо. Служителям храма пришлось силой оттащить свидетельницу, а затем заняться восстановлением порядка в зале. Пока на каменном полу происходило семейное воссоединение, по рядам пошёл гул о том, что мальчик с портрета на обвиняемого похож больше, чем на ребёнка в гробу.

Канона плакала и требовала отпустить её сына. Матери хотелось верить в чудо, и Алоис дал ей такую возможность. Она никак не могла успокоиться, потому служителям пришлось вывести женщину из зала суда.

Казалось, всё решено. Толпа на улице быстро узнала о произошедшем. Люди скандировали имя «Богород», ожидая скорое появление принца.

Но был ещё один свидетель.

Елисей подошёл к трибуне для дачи показаний без трости уверенным лёгким шагом.

— Расскажите о подсудимом, — попросил прокурор.

— Человека в этом кресле зовут Алоис. Бывший прислужник, убивший своего господина, царевича Богорода.

53 Сруб

Елисей пел соловьём, не упуская деталей. С момента их знакомства и первого расставания, когда Алоис не знал, как подступиться к лошади, и до последнего дня. Перед тем, как за Алом пришли люди Мароза, они с советником обсудили, на чём будет строиться защита, и как лучше выкручиваться из той или иной ситуации.

Руслана смотрела на растерянное лицо мужа и видела, насколько его поразило предательство самого близкого друга. Показания эти стали сюрпризом и для следователей, которые больше месяца не могли добиться от свидетеля правды. Они несколько раз путались в вопросах, но Елисей сам их поправлял, чтобы вывести линию обвинения. С присущим спокойствием, он рыл для Ала могилу и при этом смотрел тому прямо в глаза.

Прокурор решил воспользоваться моментом и спросил про Руслану. И без того бледная кожа Алоиса побелела совсем. Елисей перевёл взгляд на девушку и сказал:

— Руслана всегда считала его чудом спасшимся царевичем Богородом. Настоящего имени она не знала.

На сопутствующие вопросы о девушке свидетель ответил подробно, но неохотно: Они были друзьями на острове Гордияна, оттого и очевидная привязанность самозванца. Девушка вышла за него, но сбежала при первой возможности, и даже когда обвиняемого позвали на престол, не спешила к нему возвращаться.

Елисей вышел из-за трибуны, и Руслана ещё раз оценила его твёрдую походку. Она не могла поверить… Неужели он продался за мёртвую воду? Невозможно. Она хотела бы предположить, что это всё странный хитрый план, что Алоис и Елисей зачем-то разыграли этот спектакль, но двойного дна здесь не было. Это можно было понять по ошарашенному лицу Ала.

Судьи удалились для вынесения приговора, а он всё продолжал прожигать взглядом трибуну, где только что стоял его неверный советник.

Бескровная и относительно безболезненная казнь предполагалась только для знати. Подневольные холопы, как правило, наказывались огнём. За самые простые проступки на груди выжигалось клеймо, а страшные преступления карались публичным сожжением в специальных бревенчатых срубах.

Алоис — беглый дворцовый холоп. Цареубийца, ставший причиной смуты. Решено было использовать жертвенный огонь из Храма Всех Богов, отправляющий преступника сразу в пекло, минуя небесный суд.

Было выделено три дня на подготовку и постройку сруба.

Руслану выпустили сразу. Последние несколько часов, как в тумане. Она стояла под стенами храма, за которыми остался Ал, и не решалась уйти, будто уход её означал бы предательство. Настала ночь. Прихрамовая территория опустела.

— Руслана! Вот ты где, я тебя всюду искал. Думал, ты уже уехала, — голос знакомый, но не тот, который бы она хотела услышать.

К ней приближался Агний в стандартной военной форме, с оружием на поясе. Он недавно освободился и сразу поспешил на Храмовую площадь.

— Это ведь ты? —