Смерть пахнет сандалом - Мо Янь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Осмелюсь спросить начальника, куда седлать коней?
– В Лайчжоу поеду.
– Не ведаю, зачем начальник отправляется туда.
– Хочу встретиться с сановником Цао, чтобы добиваться справедливости для народа Гаоми!
Советник бесцеремонно взял только что написанный начальником текст телеграммы, пробежал его глазами и осведомился:
– Правильно понимаю, что именно эту телеграмму надо послать его превосходительству генерал-губернатору?
– Совершенно верно, прошу вас только доработать текст.
– Ваше превосходительство, я, недостойный, последнее время глохну и слепну, голова уже не такая светлая. Если служить дальше, боюсь, не справлюсь с делами вашего превосходительства. Прошу вас, смилуйтесь, отпустите вашего покорного слугу в родные места на покой. – Советник неловко улыбнулся, достал из рукава наспех написанное письмо и положил на стол: – Это прошение об отставке.
Уездный мельком глянул на документ и холодно усмехнулся:
– Дерево еще не упало, советник, а мартышки уже разбегаются!
Советник не рассердился, а лишь учтиво улыбнулся.
– Даже если людей связать вместе, то они все равно не станут мужем и женой, – добавил уездный. – Раз уж собрался уходить, останавливать тебя бессмысленно. Так что действуй по собственному желанию.
– Премного благодарен вашему превосходительству за милостивое разрешение!
– Вернусь из Лайчжоу, устрою тебе проводы с вином.
– Благодарю за радушие, ваше превосходительство.
– Не стоит благодарностей! – махнул рукой уездный.
Дойдя до двери, советник обернулся:
– Ваше превосходительство, мы с вами, в конце концов, какое-то время служили вместе. По мнению недостойного, в Лайчжоу вам ехать нельзя. И эту телеграмму в таком виде отправлять не стоит.
– Объясни, что не так, советник.
– Ваше превосходительство, недостойный скажет лишь одно: вы как чиновник отвечаете перед начальством, а не перед народом. Если стал чиновником, то нельзя быть честным. Если хочешь все по-честному, то не надо было идти в чиновники.
Уездный снова холодно усмехнулся:
– Метко сказано. Если есть еще что сказать – выкладывай, советник.
– Быстро схватить Сунь Бина и предать суду – единственный способ для вас избежать беды, ваше превосходительство, – проговорил советник, глядя на него в упор горящим взглядом. – Но я знаю, что вы этого не сделаете.
– Значит, настоящая причина твоего ухода не желание вернуться в родные края на покой, а стремление убраться подальше от беды.
– Ваше превосходительство – человек мудрый, – ответил советник, – на самом деле, если вы сможете порвать связь с той женщиной, то арестовать Сунь Бина будет проще простого, как ладонь перевернуть. Если же вы не желаете брать инициативу на себя, то позвольте недостойному послужить вам верой и правдой, как верный пес или надежный скакун.
– В этом нет нужды! – бросил уездный. – Поступай по собственному разумению, советник!
Советник сложил руки на груди в поклоне:
– Тогда, ваше превосходительство, прощайте, желаю вам лично разобраться во всем!
– Береги себя, советник! – Уездный повернулся и крикнул во двор: – Чуньшэн, вели седлать коней!
2
В полдень уездный на белой лошади-четырехлетке, в полном чиновничьем облачении, под охраной доверенного слуги Чуньшэна и начальника конной стражи Лю Пу, выехал из северных ворот уездного города. Вплотную за ним следовали Чуньшэн на рослом черном муле и Лю Пу на быстром скакуне. И лошади, и мул провели зиму в конюшне, и широкие просторы вместе с запахами ранней весны будоражили их, они весело взбрыкивали и без конца звучно фыркали. Мул Лю Пу покусывал за круп белую лошадь уездного, и от этого та резко отскакивала вперед. Дорога была трудная, все подтаяло, и на поверхности земли проступила черная грязь. Лошади шли неустойчиво, уездный был вынужден гнуться вперед, обеими руками крепко вцепившись во взлохмаченную гриву лошади.
Так, двигаясь на северо-восток, они через час пересекли бурные весенние воды реки Масан и выехали на бескрайние просторы северо-восточного Китая. Ласково грело полуденное солнце, на освещаемом золотистыми лучами пространстве среди сухой травы и стерни пробивались крохотные, как ворсинки, ростки новой зелени. Напуганные топотом копыт, по пути то и дело вылетали и отскакивали врассыпную дикие кролики и лисы. Во время своего путешествия трое из Гаоми видели высокое полотно железной дороги Цзяочжоу – Цзинань и работающих на нем людей. Светлое настроение уездного, вызванное необозримыми далями и высоким голубым небом, совершенно испортилось при виде длинной, как змея, магистрали. В голове одна за другой проносились картины недавнего кровопролития в Масане. Он ощущал подавленность в душе и неровно дышал. Цянь Дин ударил белую лошадь каблуками сапог, от боли та пустилась вскачь, его тело, следуя движениям лошади, закачалось бешено во все стороны, и напряженное настроение, похоже, понемногу само собой растряслось.
Солнце уже клонилось к западу, когда они въехали в пределы уезда Пинду. В деревеньке Цяньцю они отыскали богатый двор, где можно было покормить лошадей и перекусить самим. Хозяин – седоволосый сюцай – встретил начальника уезда со всем уважением и почитанием и предложил им вино и еду: дикого кролика, тушенного с морковью, тушеный же соевый творог с капустой и кувшин желтого вина из проса. Приятные слова и чистосердечный прием вызвали у начальника уезда прилив гордости. Он чувствовал, как в груди волнуется возвышенный дух, как бурлит горячая кровь. Старик-сюцай предлагал ему остаться переночевать, но уездный твердо решил продолжать путь. Взяв его за руку, старик со слезами на глазах сказал:
– Такие хорошие чиновники, как вы, сановник Цянь, которые не останавливаются перед трудностями, ратуют за народ, так же редки, как перо феникса и рог цилиня. Повезло народу Гаоми!
Уездный взволнованно проговорил:
– Мне, почтенный шэньши, платит жалованье императорский двор, и еще я пользуюсь поддержкой народа, как же мне не отдавать вам все силы!
В кровавом свете сумерек Цянь Дин забрался на свою кобылу, малым поклоном простился со старым сюцаем, который проводил его до самой околицы. Там Цянь вытянул лошадь плетью, та с долгим ржанием выбросила передние ноги и с воинственным видом рванулась вперед, как стрела. Уездный не обернулся, но в душе у него пронеслось множество классических стихов о проводах. Заходящее солнце, вечерняя заря, старая дорожка, засохшее дерево, озябшие вороны… Все эти мысли переполняли его грустью, но сердце радовалось и полнилось отвагой.
На всем скаку они вылетели из деревни, и перед ними открылась еще более безлюдная и отдаленная местность. Широкий простор. Земли болотистые, низинные, малонаселенные. Среди сухой травы в половину человеческого роста смутно виднелась извивающаяся серой змейкой тропинка. Лошади, вскинув голову, мчались по ней, ноги всадников с непрерывным шуршанием терлись о сухую траву по бокам. Постепенно все больше темнело, мерцал лишь рог новой луны. Пурпурный небосвод