Ледовый барьер - Дуглас Престон

Глинн, что до того исчезал на левом крыле мостика, теперь вернулся, бережно притворив за собой дверь. Он приблизился к ней, вытирая с плеч пятнышки брызг.

— Прямо руля, — негромко сказал он. — Держите нос танкера под этим углом.

Она даже не потрудилась передать Ховеллу бесполезное и таинственное указание.

Корабль потерял ещё больше скорости, завершая поворот под прямым углом, огибая ледовый остров. Теперь они скользили параллельно льду на скорости в один узел, продолжая замедляться. Когда остановятся, то никогда не придут в движение снова.

Бриттон бросила взгляд на профиль Глинна, на его непроницаемое лицо. Она чуть было не спросила, почему он на самом деле думал, будто они сумеют успешно спрятать их корабль, размером чуть ли не в четверть мили, от эсминца. Но промолчала. Глинн приложил потрясающие усилия. Он не мог сделать ничего большего. Через несколько минут эсминец обойдёт вокруг ледового острова — и на этом всё. Она пыталась не думать о дочери. Это самое тяжёлое — покинуть дочь.

С подветренной стороны острова всё казалось непонятным образом тихим. На мостике стояло звенящее молчание: больше не о чем отдавать распоряжения или получать отклики. Ветер ушёл, и волны, снующие вокруг острова, стали гладкими и низкими. Стена льда вздымалась лишь в четверти мили от них. То тут, то там с вершины спускались разломы — глубокие канавы, прогрызенные таящим льдом и дождём. Бриттон видела маленькие водопады, спадающие в освещённое лунным светом море, слышала отдалённое потрескивание и постукивание льда. На их фоне издали доносился резкий свист ветра, который трепал вершину ледового острова. То было неземное, сверхъестественное место. Бриттон видела айсберг, недавно отколовшийся от острова, медленно дрейфующий к западу. Она хотела быть там, где он медленно таял и растворялся в море. Она хотела быть где угодно, но только не здесь.

— Ещё не всё кончено, Салли, — произнёс Глинн, настолько тихо, что лишь она могла расслышать его слова.

Он пристально смотрел на неё.

— Нет, всё. Эсминец уничтожил все силовые установки.

— Ты ещё увидишь свою дочь.

— Пожалуйста, не говори об этом, — сказала она, смахивая слезу.

Что удивительно, Глинн взял её за руку.

— Если мы через это пройдём, — начал он с замешательством, настолько ему чуждым. — Я бы хотел увидеть тебя снова. Можно? Я бы хотел побольше узнать о поэзии. Быть может, ты сможешь поделиться со мной тем, что знаешь.

— Эли, пожалуйста! Будет легче, если мы не будем говорить, — ответила она, с нежностью сжав его руку.

И тут Бриттон увидела нос «Рамиреса», что подбирался к ним из-за льда.

Эсминец плыл менее чем в двух милях, он крался рядом с голубой стеной ледового острова, следуя в их кильватере, приближался к покалеченной жертве, словно акула. Орудийные башни с холодной неторопливостью отслеживали танкер.

Время замедлилось, когда Бриттон уставила глаза на эти орудия в окно заднего обзора, ожидая прощального смертельного огня из стволов. Время между ударами сердца, казалось, застыло. Она окинула взглядом окружающих: Ллойда, МакФарлэйна, Ховелла, вахтенных офицеров, которые молчаливо ожидали неизбежного. Ожидали неминуемой смерти в тёмной холодной воде.

С эсминца раздался хлопок, и струя «Вилли Петерса» взметнулась в воздух, взорвавшись искривлённой линией яркого света. Бриттон прикрыла глаза, когда поверхность воды, палуба танкера и стена ледового острова отразили свои цвета под жутким искусственным освещением. Как только пик яркости прошёл, она, прищурившись, снова посмотрела в окно. Орудия «Рамиреса» снизили наклон и теперь были направлены прямо на них, и вот всё, что она видела, потерялось в чёрных отверстиях жерл. Корабль пересёк чуть ли не полпути через пролом и быстро замедлял ход. Обстрел будет практически настильным.

Треск взрыва разнёсся в воздухе, отдаваясь эхом, многократно отражаясь между островов. Бриттон инстинктивно отпрянула, и почувствовала на руке упавшую на неё руку Глинна. Ну вот, значит, всё. Она прошептала тихую молитву за свою дочь и за то, чтобы смерть оказалась быстрой и милосердной.

Но взрыв пламени так и не вырвался из орудий эсминца. Глаза Бриттон в замешательстве осмотрели пейзаж. Она увидела движение высоко-высоко.

На вершине ледового обрыва над «Рамиресом», лениво вращаясь, взлетали в воздух куски и ошмётки льда, над четырьмя относимыми ветром клубами дыма. Эхо смолкло, и на какое-то время вернулась тишина. И затем ледовый остров, казалось, сдвинулся с места. Стена обрыва над «Рамиресом» принялась соскальзывать вниз, между ней и островом развёрзлась синяя расщелина. Расщелина ширилась, и теперь Бриттон увидела — то опадает гигантский кусок льда, чуть ли не в двести футов высотой. Огромная плита отделилась от обрыва и полетела вниз, при этом разбиваясь на несколько кусков, в медленном, величественном танце. Когда лёд смешался с морем, стена воды принялась расти, поначалу чёрная, затем зелёная и, наконец, белая. Под действием огромной плюхнувшейся массы льда вода поднималась всё выше и выше, и тут до Бриттон донёсся звук, смешанная какофония шума, который плавно нарастал. А волна вздымалась ещё выше, настолько обрывисто, что принялась ломаться сама по себе, так и не успевая до конца оформиться. Вода карабкалась, ломалась, и снова карабкалась вверх. Колоссальный массив льда исчез, целиком уйдя под воду под действием собственной инерции, и волна крутой стеной высвободилась и устремилась к борту «Рамиреса».

Паровые турбины эсминца взревели, когда тот попытался совершить маневр. Но в мгновение ока волна погребла его под собой; корабль отклонился с курса, принялся подниматься по воде, и поднимался всё выше, кренясь и показывая танкеру красную ржавчину носовых листов. Когда вершина чудовищной волны запенилась над эсминцем, на какой-то жуткий миг он, казалось, замер, низко склонившись на правый борт, а обе мачты почти горизонтально лежали на воде. Секунды текли за секундами, пока корабль продолжал висеть таким образом, прижимаясь к волне, не решаясь — выпрямляться ему, или тонуть. Бриттон чувствовала, как сильно бьётся сердце в груди. Затем корабль качнулся и принялся выпрямляться, с палубы потоками хлестала вода. «Не сработало, — подумала она. — Боже, это не сработало!»

Выпрямляющее движение замедлилось, корабль снова остановился и затем тяжело осел в воду. С надстройки донеслось шипение воздуха, во все стороны летели струи брызг, и затем эсминец перевернулся, тяжело качнув в воздухе килем. Раздалось ещё шипение, погромче — смесь воды, пены и булькающего вокруг корпуса воздуха, и затем, с еле заметным водоворотом, корабль исчез в ледяной глубине. Второй, краткий взрыв пузырьков — а затем и те тоже исчезли, оставляя за собой чёрную воду.

Всё заняло меньше полутора минут.

Бриттон видела причудливую волну, бегущую на них, видела, как по мере продвижения та сглаживается и ослабляется.

— Держитесь, — пробормотал Глинн.

Кормой к волне, танкер резко поднялся, накренился и затем легко успокоился.

Бриттон освободила свою руку из руки Глинна и подняла к глазам бинокль, чувствуя холодную резину, прижавшуюся к глазницам. Она едва могла осознать, что эсминца больше нет. Ни человека, ни спасательного плота — ни даже подушки или бутылки — на поверхности не появилось ничего. «Алмиранте Рамирес» исчез бесследно.

Она проследила за взглядом Глинна, устремлённым на остров. Там, на краю ледового плато, стояли четыре тёмных пятнышка: мужчины в блеклой одежде, скрестившие руки над головой, держа кулаки вместе. Сигнальные ракеты одна за другой упали в море, каждая с еле слышным шипением. Снова стало темно.

Глинн поднял рацию.

— Операция завершена, — тихо сказал он. — Приготовьтесь к приёму катера.

Палмер Ллойд обнаружил, что временно потерял способность говорить. Он был настолько уверен в приближающейся смерти, что сама возможность просто стоять здесь, на мостике, и дышать, казалась ему чудом. Когда к нему вернулся дар речи, он повернулся к Глинну.

— Почему ты ничего мне не сказал?

— Вероятность успеха была слишком мала. Лично я не верил в то, что всё получится, — ответил тот, и его губы на мгновение дёрнулись в иронической улыбке. — План требовал везения.

Во внезапном физическом проявлении эмоций Ллойд наклонился вперёд и заключил Глинна в медвежьи объятия.

— Господи, — сказал он. — У меня такое чувство, будто я приговорённый, которому дали отсрочку приговора. Эли, есть на свете хоть что-нибудь, чего ты не можешь сделать?

Ллойд понял, что плачет. Ему было плевать.

— Ещё не всё завершено, — проговорил Глинн.

Ллойд просто ухмыльнулся от его ложной скромности.

Бриттон повернулась к Ховеллу.

— Мы набираем воду?