Когда пробуждаются вулканы - Михаил Белов

Дверь открыла Марина.

— Варя сейчас придет, — сказала она, приглашая его в дом.

Комната казалась очень просторной, хотя по размерам была невелика. Здесь было все не так, как в обычных квартирах. Просто и изящно. Стены светлые. Данила даже не мог определить их цвета. Они не были желтыми, нет, желтый цвет резал бы глаза. Скорее всего они были цвета золотистой дымки, какая бывает в жаркий день над песчаными пляжами. На стенах картины — контуры сине-белых гор, смутные силуэты лесов и еще чего-то неясного, чуть очерченного…

— Хрупко у вас все, — сказал Данила, стоя у порога. — И хорошо.

— А вы не бойтесь, проходите. Мебель прочная.

Данила осторожно опустился на диван.

— Верно, прочная, — удивился он.

— Вы посидите, у меня мясо жарится.

Марина вышла из комнаты.

В углу дивана лежал альбом. Данила начал перелистывать его. Камчатские пейзажи, нарисованные бегло, но уверенной рукой. Карандашный набросок головы старика. Отец? Похож и в то же время не похож. Марина удивительно хорошо владела линией: легкий нажим карандашом — и рисунок оживал, сквозь свободно нанесенные штрихи ясно было видно, что сделало с человеческим лицом солнце, ветер и время. Во всем облике ощущается дух предков-землепроходцев, которые, «топором прорубая путь», вышли к Тихому океану… Мальчик с узким разрезом задумчивых глаз… Обнаженная женщина на берегу озера. Метко схваченный портрет старухи. Мужчина… Черная борода и чувственный рот, лицо как следует не прорисовано, но Данила угадал — портрет Колбина… Опять голова мужчины. Что-то знакомое в гордом повороте шеи. Да это же дядя Петя! Лицо едва намечено. Художник как бы спешил схватить и запечатлеть характерный поворот шеи, и больше ничего.

«Когда же он успел познакомиться с Мариной Сенатовой? Ах, хитрец», — подумал Данила, закуривая.

Вошла Марина.

— Я без разрешения, — извинился он.

— Курите. Я люблю запах хорошего табака.

Сидя за столом напротив Данилы, она принялась рисовать. Несколько раз он поймал на себе ее острый, всепроникающий взгляд. Это был не женский взгляд, нет.

— Вы наделали шума со своей статьей, — сказала она. — Евгений Николаевич очень сердит на вас.

— Знаю.

— По-моему, он из тех людей, которые всегда добиваются намеченной цели, и вам трудно будет бороться, с ним.

— Мне иногда кажется, что Евгений Николаевич нищий, вымаливающий милостыню у природы.

— Не для себя, а для людей, — отпарировала она. — Ваша затея слишком рискованна.

— Это только кажется. Евгений Николаевич часто, слишком часто повторяет о том, что вулканы — грозные явления природы и что наука перед ними бессильна.

— Разве это не так?

— Дело не в том, так или не так. Сама постановка вопроса о бессилии науки перед природой обезоруживает людей. Вот против чего я возражаю и буду возражать. А вы, насколько я понял, на стороне Колбина?

Она не ответила и закрыла альбом.

— Можно взглянуть?

— Нельзя. Эти рисунки я делаю для себя.

В прихожей хлопнула дверь.

— Марина! — раздался голос Вари. — Посмотри, кого я привела. Подумай только, идет и не замечает меня! Вот тебе, вот тебе, — Данила сквозь открытую дверь видел, как Варя изо всех сил колотит своего знакомого в спину. — А это тебе за фотографии… — И она чмокнула незнакомца в щеку. А пришедший что-то мурлыкал, как кот, добравшийся до сала.

Данилу это поразило: она — на «ты». С кем же это? «Надо уходить, — подумал он. — Скорей уходить. Что ж… ведь там, в горах, она ничего не обещала. Даже не поговорили. Надо уходить».

Варя, дурачась, потянула своего знакомого в комнату. Узнав Овчарука, Данила до того изумился, что не мог выговорить и слова.

— Варя, хватит ребячиться, — сказала Марина. — Смотри, кто пришел к нам.

— Данила! — обрадованно вскрикнула Варя. — А я к вам шла, да вот встретила Владимира и вернулась.

Овчарук сиял. Он подошел к Даниле и протянул руку.

Варя, гибкая, уверенная, вся лучилась радостью, оживленно разговаривала, несколько раз обращалась к Даниле, старалась втянуть его в разговор. Но он ничего не слышал, был рассеян, старался скрыть свою растерянность и не мог. Дольше он не мог вытерпеть и поднялся.

— До свидания, Варвара Семеновна. Мне было приятно вновь повстречать вас.

Она вдруг умолкла. Ее оживленное лицо омрачилось.

— Сейчас будем обедать, — сказала она.

— Спасибо. Мне некогда. Завтра в райком вызывают.

— Еще рано. Успеете подготовиться.

Она продолжала испытующе смотреть на него.

Данила кое-как попрощался с Овчаруком и Мариной. Переступив порог, он вдруг почувствовал усталость и пустоту.

Сзади хлопнула дверь.

— Данила, что с вами?

— Со мной? Все в порядке, — глухо ответил он.

— Вы чем-то недовольны?

— Всем доволен. Желаю вам приятно провести время.

Он попытался улыбнуться. Но улыбки не получилось.

— Боже мой! Какой же ты… Какой же ты… — гневно сказала Варя и захлопнула за собою дверь.

Совещание в райкоме началось в десять утра.

Колбин говорил уже около сорока минут. Люди слушали его внимательно. Речь была хорошо аргументирована, и Данила ловил себя на том, что, может быть, действительно лучше держаться подальше от вулканов. Перед мысленным взором возникла картина: опустошенная долина Синей; бегут люди с насиженных мест; горит тайга, горят дома. Нет, нельзя допустить этого!

— Я заканчиваю, — продолжал Колбин. — Вывод, товарищи, такой: пока наука бессильна помочь вам. Я говорю прямо и открыто, чтобы у вас не оставалось на этот счет иллюзий. Подальше от вулканов, подальше!

— Куда же еще дальше? — не выдержал один из присутствующих.

— Это вы должны решить — куда, — и Колбин кивнул на секретаря райкома, бритоголового человека с военной выправкой. — Жизнь советских людей нам дорога, и мы не можем допустить второй Помпеи. Вулканическая деятельность в Чили, где погибли тысячи людей и десятки тысяч остались без крова, еще раз предупреждает нас, что надо быть начеку…

Колбин в своей речи ни разу не упомянул об идее, из-за которой, собственно, и собрано это совещание. Секретарь райкома мельком взглянул на Данилу и обратился к Соколову:

— Александр Федорович, когда ожидается извержение Синего?

— Месяца через два-три, а может, немного раньше.

— Товарищ Колбин сказал, что последний раз Синий извергался двадцать тысяч лет назад. Это усиливает опасность?

— Да. Сила взрыва должна быть много большей.

— Ясно. Вы будете говорить, товарищ Романов?

— Да.