Моргемона (СИ) - Орлова Ирина Аркадьевна

Вопреки заветам церкви, Гидра исповедовалась не священникам, а лишь драконам. В моменты полнейшего смущения разума и тоски от взваленных на её плечи обязанностей она имела привычку взять перерыв и уехать на север, к горам Сакраала. Там она слушала журчащие возгласы маленьких летучих хищников.

Стая Мордепала хранила в себе будущее Рэйки. Детёныши ныне легендарной пары резвились в воздухе и сверкали, словно геммовастики в фонтане, самыми разными цветами. В них воплотились решимость Мордепала и красота Сакраала. И ум их обоих.

Иногда они спускались к сидящей в предгорьях Гидре и интересовались, не принесла ли она каких-нибудь угощений. Впрочем, детёныши были непредсказуемы и оставили диатрис пару ожогов после своих игр.

Однажды Мордепал застал Гидру за наблюдением. И подошёл к ней. Багровый взгляд его был таким человеческим и таким философским, что Гидра невольно заулыбалась и всем телом прижалась к его шипастой морде.

— Мордепал… — проговорила она, поглаживая его нос. — Дети так прекрасны и так утомительны, не правда ли?

Ответом ей был солидарный рокот, клекочущим звуком исторгшийся из его груди. И он неожиданно выставил вперёд свою лапу.

«Приглашает сесть?» — изумилась Гидра. Она была одета для верховой езды, поэтому сразу согласилась. И привычно устроилась в палевой гриве своего соратника.

Тот покосился на резвящихся отпрысков и взмыл в небо. Взмахом его крыльев сдуло всю детскую стаю. А сам он помчался на восток.

Вместе с Гидрой они доселе не раз облетели всю Рэйку. Диатрис считала, что заниматься лётом, будучи в положении, полезно для приобщения будущего дитя к драконам. Но у полётов часто бывали и другие цели: быстрое путешествие, разведка или просто некое эмоциональное воссоединение. Последнее было особенно важно. Мелочные дрязги и насущные проблемы Гидры растворялись в мощных эмоциях Мордепала, а тот, напротив, словно снисходил до неё и воспринимал через неё то, что сейчас происходило в Рэйке.

Но сейчас он летел целенаправленно на восток. Не кругами и виражами над горами и реками, а прямо и прямо. Гидра чувствовала в нём некую мысль. Столь обширную, что не могла понять её, хоть и пыталась.

Они летели несколько часов. Лесистые холмы перешли в скалы, скалы — в горы, и вскоре всё под ними превратилось в бесплодную землю. Мордепал снизился и опустился на одну из сухих каменистых площадок. Он протяжно выдохнул после лёта и прикрыл глаза.

«Мы никогда не залетали так далеко сюда», — подумала Гидра. — «Он что-то хочет сказать мне, но я не понимаю».

Величие и скалистых утёсов раскинулись вокруг. Ветер трепал драконову гриву.

— В этих краях могут выжить только тебе подобные, — начала рассуждать диатрис. — Вы пьёте воду из ржавых ключей. Но на что вы охотитесь? Это не выяснили даже учёные мужи.

Её мысль была подхвачена Мордепалом, солидарно отозвалась изнутри.

«Он даёт мне понять, что я не могу знать всего. Даже если я чего-то не могу себе представить, не значит, что это невозможно или этого нет. Мир огромен, и его законы непостижимы до конца».

Гидра свела брови и прижалась к шее верного друга.

— Ах, Мордепал, — прошептала она. — Я вижу. Я знаю, как мала и слаба, хоть бы даже тысячи ландрисов у моих ног и корона на моей голове. Наши предки видели мир совсем иным. А ты и сейчас видишь его совсем иным. Я не могу донести тебе свою мысль, исполнив балладу, а ты не можешь донести мне свою, ответив звучной драконьей трелью. Никто из нас не способен судить обо всём.

Мордепал не отвечал ей, но внутри него задребезжал задумчивый вздох.

«Кажется, мы никогда не были настолько близки к взаимопониманию».

— Спасибо, друг, — молвила диатрис и лицом прижалась к его гриве. Он рыкнул в ответ и поднялся на лапы. А затем взмыл в небо.

Это путешествие оставило Гидре странное впечатление. Но она со всем трепетом сохранила в сердце то, что Мордепал попытался высказать ей.

И пыталась возвращаться к его философии даже в вихре будней. Хотя это было весьма непросто.

По счастью, Гидре не приходилось одной справляться со всеми детьми. Старшие чаще учились в Раале; средние резвились то на Тисе, то на пляжах Лавиля, где они были под присмотром Леммарта и Авроры; и лишь самая младшая, Лисандра, требовала внимания матери больше остальных.

— Папа ещё приедет до дождей? — спрашивала она, будучи в возрасте четырёх лет уже столь же обстоятельная, сколь и упрямая. — Он приезжает так редко. Уже почти целый год он не останавливается в Лорнасе надолго.

— Когда подумает над своим поведением, — не шибко думая, ответила ей Гидра.

«Хотя он так мне опротивел, что я не выношу его здесь дольше пары дней и ближе пары комнат».

— Ты его наказала как Тавроса, когда тот кошку Лесницу обозвал меховой шапкой?

— Почти.

Она посадила дочь к себе на колени и открыла перед ней сборник сказок. Красочные драконы и жуткие саваймы блистали на страницах. Гидра и сама любила эти книжки не меньше, чем её дети.

— А когда я тоже смогу поехать на бал в Рааль? — спрашивала Лисандра.

— Этим летом и поедешь. Там будут дети тёти Лары, ты с ними наконец познакомишься…

— А у тёти Авроры почему нет детей?

Гидра прикрыла глаза и вздохнула.

«Великая Мать, не дай мне сказать лишнего».

— Она пока не хочет, — соврала диатрис и потрепала её по кудрявым тёмным волосам.

— А ты, значит, нас хотела?

— Очень, милая, очень.

«Вы не только моя надежда — вы надежда Рэйки на будущее, из которого драконы не исчезнут, будто дым. Они останутся не на страницах книг, а в нашем небе, и вы сможете летать на них, как я».

Перелистнув страницу, она задумалась. Не в правилах доа было знакомить детей и детёнышей драконов — и те, и другие ещё не понимали субординацию, и это было крайне опасно. Тем более, драконьи дети играли с огнём столь же беспечно, как людские — с водой на побережье. Ожоги на её предплечьях были тому напоминанием.

Но она вспомнила, что однажды всё же взяла Тавроса и Лашаю посмотреть на выводок Мордепала. Один из драконов, золотой, как искусно сделанное украшение, проявил к ним интерес. Он тронул Лашаю носом, после чего тут же зашипел и улетел.

Таврос обиделся, что стая обделила его вниманием, и Гидра поняла, что для его одиннадцати лет наступил сложный возраст.

— Лашая сказала, что ты её любишь больше, чем меня, потому что я не твой сын, — жаловался ей мальчик, и глаза у него были на мокром месте.

Гидра хотела погладить его по кудрям цвета красного дерева, но замерла. И спросила взволнованно:

— А тебе самому как кажется?

— Мне? Я уверена, что она врёт, но вдруг когда-нибудь она окажется права?

Гидра с облегчением обняла его и прижала к себе. Вместе они были как два рыжих солнца.

— Никогда не окажется. Прав здесь ты. А кое-кому ой как влетит!

Она немало часов провела с ним впоследствии, внушая ему, что его лётным супругом, быть может, станет уже взрослый дракон. Разумеется, под этим она подразумевала Ксахра. И добавляла, что это не повод ни для зависти, ни для грусти. Драконы — будто судьба. Каждому даётся своя, и её надлежит принять с боем или с согласием, но главное — не отрицать её. Даже если она кажется непонятной.

И теперь эта мысль преследовала её саму.

Уложив Лисандру вечером спать, она вышла, как много лет назад, к берегу Тиванды. Шаг её был вдумчив и осторожен.

Поймы ещё полнились водой — то был последний лунар дождей, кимен. Диатрис Ландрагоре было тридцать лет. Но она шла к воде с ожиданием чего-то, как в восемнадцать, и палла её сари вилась за ней в ночном бризе.

Тишина встретила её. Там, где вода открыла небольшие кочки, распустились первые лилигрисы. Гидра выпрямилась и всмотрелась в их бело-полосатые нежные лепестки.

«Как же давно я была здесь в последний раз», — думала она. — «Это место словно обидело меня. Я не хотела возвращаться туда, откуда принесла такую боль».

Она взглянула в своё отражение. Несомненно, она изменилось. Лицо стало взрослее и скульптурнее, пропала болезненная худоба, но сохранилась гидриарская стать. Волосы отросли длинные, как никогда, и роскошными медно-рыжими прядями ниспадали вниз. У самых корней они делали небольшой завиток под корону.