Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах - Андрей Дышев

А потом как-то сразу я понял, что пришел в себя. Я лежал на диване, накрытый какой-то мохнатой одеждой, в сумрачной комнате с маленькими подслеповатыми окошками. Было тихо, лишь монотонно, на одной ноте зудела жирная муха, настойчиво пытаясь пролететь через стекло. Кроме дивана, в комнате стояла печь-«буржуйка» и огромный ящик или сундук, поверх которого одна на другой громоздились подушки.

Я вытянул из-под дубленки руку и провел ею по голове. Сначала мне показалось, что на ней надета спортивная шапочка, но это оказалась бинтовая повязка. Слегка надавил на нее пальцами. Боли не было.

Привстал, откинул дубленку в сторону. Я был в своей одежде, даже куртку с меня не сняли. Тело было влажным, кажется, меня перегрели. Я встал, опустил ноги, нащупал кроссовки.

Где я? Как долго пробыл без сознания? Где Валери? Мысли были вязкими, словно залипли в меду. Мне не хотелось сейчас решать свои проблемы, не хотелось вообще думать. Я подковылял к мутному окну, пригнулся, с ненавистью глядя на обезумевшую муху. За окном — темный двор, серый «жигуленок», тенью мелькнул низкорослый человек.

Я подошел к двери, ладонями растирая подпухшее лицо. Повязка сползла, полоска бинта закрыла мне один глаз, и я, чертыхнувшись, сорвал ее с головы и кинул под ноги. На темечке волосы слиплись в комок, будто мне на голову вылили клей, прощупывается шишка, покрытая засохшей корочкой. Кажется, ничего страшного, хотя картавый, должно быть, двинул по балде довольно сильно.

Я слегка приоткрыл дверь. Комната, освещенная торшером. Диван, журнальный столик с чайником и пиалами. Валери в узких джинсах и белом свитере сидит за столиком, покачивая ножкой. Волосы сзади перетянуты резинкой, мягко сплетенная коса спадает за воротник. В руке — пиала, над ней — парок. Рядом с ней — средних лет мужчина с большой залысиной и черной, аккуратно подстриженной бородкой. Они увидели меня и замолчали.

— Наконец-то! — воскликнула Валери, вскочила с дивана и подошла ко мне. — Зачем ты снял повязку? Не больно? — Она, поднявшись на цыпочки, посмотрела на мою макушку и осторожно провела ладонью по волосам, потом взяла меня за руку и подвела к столику. — Садись, сейчас я тебя покормлю, спаситель ты мой.

— Ты хорошо выглядишь, — ответил я. — Надо почаще попадать в заложницы.

— Тоже мне скажешь, хорошо выгляжу! Эти злодеи меня тут почти не кормили.

Я сел на стул напротив них. Валери плеснула мне чаю в пиалу, пододвинула тарелку с бутербродами.

— А где же злодеи? — спросил я. — Простите, — обратился я к мужчине с бородкой, — вы случайно не злодей?

Мужчина отрицательно покачал головой, поставил пиалу на стол и скрестил руки на груди.

— Я адвокат.

— А-а, адвокат Рамазанов! — закивал я. — Очень приятно с вами встретиться. Не ожидал, честно говоря, но так даже лучше, сюрпризом, так сказать… Ну что ж, потерпевшая на месте, адвокат здесь же, картавый злодей, если не ошибаюсь, где-то рядом, и я, так сказать, свежетрахнутый по голове освободитель. Полный набор, марьяж! Кто побежит за бутылкой?

Очень кстати зашел в комнату картавый. Увидев меня, расплылся в улыбке.

— Оклемался, динозаврик? Головушка бо-бо?.. А мне пальчиком грозили, говорили, что ты можешь теперича дурачком стать. Но, кажись, ничего, интеллектик наружу пробивается.

Кажется, я вполне гармонично включился в этот идиотский спектакль, который здесь разыгрывался, и неплохо сымпровизировал. От первого удара в солнечное сплетение картавый согнулся вдвое, и тогда в его физиономию крепко впечаталось мое колено. Его подкинуло, он мешком повалился на пол, но я приподнял его за воротник куртки и несколько раз постучал его головой о входную дверь.

Адвокат и Валери спокойно наблюдали за тем, как я сбрасываю нервное напряжение.

— Неплохо вы его отделали, — сказал Рамазанов, когда я снова сел за стол.

— Следующий на очереди вы.

Адвокат промолчал, плеснул себе чаю, поднес пиалу к губам. Валери тронула меня за плечо:

— Я хочу с тобой поговорить.

— Убери руки, — попросил я и дернул плечом.

— Он взволнован, — сказал адвокат. — У него невроз мщения. Он думает сейчас о том, как перевернуть стол, опустить его на мою голову, выскочить во двор… Это скоро пройдет.

Пошатываясь, к столику подошел картавый, сел рядом с Валери, долго тер голову и челюсть, размазывая кровь по щекам.

— Я твой должник, динозаврик, — пробурчал он. — Жаль, что тебя нельзя сейчас хлопнуть.

— Выйди и умойся, — сказал адвокат.

Картавый засопел, встал с дивана и вышел из комнаты.

— Мразь. Убийца и мразь, — сказал адвокат. — Этот человек в самом деле заслуживает такого обращения.

— Вы заслуживаете лучшего? — спросил я.

Адвокат поднял брови, отпил глоток.

— Заслуживаю? Нет, я никогда не думал о том, чего я заслуживаю. Вопрос в другом: чего я требую от окружающих меня людей, какую манеру общения я терплю с их стороны.

— А меня вы терпите?

— Пока да.

— Напрасно. Мне почему-то кажется, что вы очень скоро физически не сможете вынести меня.

— Что вы говорите! Никогда бы не подумал.

— А я сам себя с трудом узнаю. Прямо перерождаюсь на глазах. От общения с вами, например, у меня начинаются нестерпимые позывы на рвоту. А потому требую, чтобы ваша физиономия как можно быстрее исчезла из поля моего зрения.

— Кирилл! — воскликнула Валери.

— Что, лапочка моя? Что, мое аморфное существо?

— Пока что адвокат не причинил тебе зла, и ты не должен так разговаривать с ним!

— А это еще что за слова? Мы начали мурлыкать про зло? Мы можем даже сказать, что это такое? Мы научились отличать его от добра?

— Не паясничай! Если ты еще ничего не знаешь, то не стоит упражняться в словесности.

— Ничего более я знать не хочу. Моему правосудию достаточно фактов, чтобы вам всем вынести свой приговор. Вашему картавому интеллектуалу — за убийство, тебе, киска, за содействие в убийстве, адвокату Рамазанову — за измену правосудию.

— Мне он нравится, — улыбнувшись, сказал адвокат. — Именно таким я себе его представлял… Валери, достань-ка бутылку коньяка, у меня есть прекрасный тост.

— А вы не боитесь, что я разобью ее о вашу плешивую голову?

— Нет, не боюсь.

— Вы думаете, что я не сумею этого сделать?

— Я не думаю, я уверен в этом. Какой-нибудь другой идиот, вроде картавого, именно так бы и поступил. Вы же, в отличие от него, человек умный. Зачем вам, гражданину другой страны, скрывающемуся от милиции, подозреваемому в убийстве полковника Алексеева, возможно и американского журналиста, устраивать здесь шум, навешивать на себя новые статьи? Не нужно вам этого. Так ведь?

— Вы же прекрасно знаете, что я не убивал.

— Я, может быть, и знаю. Но милиция не знает.

— Это несложно доказать.

— Это сложно доказать. Чего стоят, например, вещественные доказательства… Э-э, Валери, будь добра, подай нам конверт, который привез картавый.

Валери поднялась с дивана, проплыла мимо меня. За ней потянулся шлейф горьких духов. Как бы невзначай она коснулась меня рукой, будто бы хотела сказать, чтобы я был внимательнее. Она подошла к книжному шкафу, взяла с полки черный конверт и подала его адвокату. Рамазанов извлек несколько фотографий и положил их передо мной.

Снимали, по-видимому, из автомобиля, стоявшего под окнами гостиницы, причем мощным телевиком с высокочувствительной пленкой. Ряд балконов, светящиеся окна гостиничных номеров. На одном из балконов — мы с Алексеевым; он курит, я стою рядом, опершись о подоконник. Второй снимок: я спускаюсь с балкона на балкон, повиснув на руках. Качество хорошее, опознать меня и Алексеева проще простого.

Я поднял глаза на адвоката и покачал головой:

— Кто докажет, что это снято в тот же вечер, когда убили Алексеева?

Рамазанов кивнул:

— Законный вопрос. Докажут вот эти люди, случайно попавшие в кадр. — Адвокат ткнул ручкой в фигурки людей на соседних балконах. — Вот этот черноволосый красавец с дамой. Или этот пузатый гражданин с бутылкой пива.

— Вы думаете, по фотографии они смогут назвать точное время?

Рамазанов спрятал фотографии в конверт.

— Видите ли, Кирилл, сам факт, что вы находились в номере Алексеева даже за несколько часов до его убийства, делает ваше алиби весьма проблематичным. А журналист? Вечером, накануне его странного прыжка с балкона, вас видели вместе в баре, на пятом этаже, в пятьсот втором номере. А известно ли вам, что у американца была похищена большая сумма денег, фотоаппаратура, которую, кстати, сегодня утром обнаружили в тумбочке вашего номера, из которого вы так стремительно исчезли минувшей ночью?.. Так что, дорогой Кирилл Вацура, я спокойно ставлю бутылку коньяка рядом с вами, наполняю рюмки и поднимаю тост: за терпение, мудрость, за то, чтобы ваша память на многие годы оставалась столь же крепкой и чистой, как и этот замечательный, десятилетний коньяк.